Подчиненный с жалостью посмотрел на замотанного майора, который целый день носился с отрядом по побережью, разыскивая беглецов, а вернувшись вечером в крепость, сразу же занялся приведением в порядок служебных документов.

— Уже? Быстро же они… — Турубанов потер глаза и устало откинулся в кресле — а что капитан Курдюмов, сам отправился их встречать?

— Так точно! А мне велено бежать к вам, чтобы предупредить о прибытии гостей.

— Гостей… — усмехнулся Илья Сергеевич — скажи уж сразу: конвой за мной прибыл!

Турубанов размашисто расписался в толстой амбарной книге и, закрыв ее, прихлопнул сверху ладонью, словно ставя точку в каком-то важном деле. Положил книгу в стопку точно таких же, потом поправил их, чтобы лежали ровно, не кренились. Аккуратно закрыл чернильницу и вернул перо на подставку.

— Ты, голубчик, вот что: начнут тебя допрашивать — ничего не скрывай, все говори по правде. У дознавателей чутье особое на ложь, и они знают, когда им что-то не договаривают — дар у них такой. И вот что еще. Особо упомяни, что вода уже с утра начала затапливать казематы на подземном этаже. И к тому времени, когда фельдъегерь приказ из столицы привез, всех арестантов уже давно наверх перевели. А к ночи и первый этаж тут затапливать начало — поэтому, мол, и пришлось их вынужденно в старую тюрьму переселить. Там уж смена не твоя была, пост ты сдал и спать отправился. Об чем не знаешь, об том не говори — целее будешь. Понял?

Пожилой тюремщик тяжело вздохнул:

— Да как же не понять, если так оно все и было⁈ Вы, Ваше Благородие, не сумневайтесь — все расскажу жандармам, как есть. Мы-то свою службу несем исправно. И если бы этот охламон Брылкин не напился с дуру, как свинья, Ладислав бы ни в жизнь с ним не справился!

— Вот то-то и оно, что выпил Брылкин совсем немного, а оно вон как повернулось. И нам всем теперь ответ держать из-за его дурости. Ладно, иди… Может, нам больше и поговорить толком не удастся, так ты не держи на меня зла, если вдруг обидел чем невзначай. Служба — дело такое, без строгой дисциплины в ней никак нельзя.

— Так что мы без понятия, что ли? Я и дознавателям так скажу: господин майор у нас дюже строгий, но зато справедливый.

— Иди уже! — устало улыбнулся Турубанов — Бог даст — отделаешься легким наказанием.

Солдат вышел, а Илья Сергеевич еще несколько секунд продолжал, улыбаясь, смотреть вслед своему подчиненному. Потом вздохнув, выдвинул нижний ящик стола, в котором хранил личное оружие. Не спеша достал пистолет, заботливо протер его куском мягкой замши и начал заряжать.

Когда в коридоре раздался топот сапог и шум мужских голосов, Илья Сергеевич Турубанов спокойно поднес пистолет к виску и не дрогнувшей рукой мягко нажал на спуск…

И опять мы плывем по Ладожке, ежась от холодного, предрассветного тумана. Наша лодка тихо скользит по глади воды, слышен только скрип уключин и негромкий плеск волн. Ветер сегодня слабоват для паруса, и мужикам пришлось сесть на весла. По каким местам мы плывем — совершенно непонятно, все окрестности тонут в дымке тумана. Видимо на то и был расчет — тихо исчезнуть из Старой Ладоги, не попавшись никому на глаза. Мы как призраки — тихо появились там и так же тихо исчезли.

Сытный ранний завтрак и размеренное покачивание лодки делают свое дело — глаза наши постепенно слипаются. Так мы с Петей и задремали, привалившись плечом друг к другу… А проснулись, когда над горизонтом уже показалось солнце. Туман над рекой рассеялся, и стали видны ее живописные берега. Речка, кстати, оказалась не такой уж и широкой. Летом здесь, наверное очень красиво, ветви прибрежных ив склоняются чуть ли не до самой воды, плещут хвостами щуки и караси… Сесть бы тут с удочкой, наловить рыбки, а потом ухи сварить!

— Долго еще плыть? — зевая, спрашивает Южинский у мужиков — Где мы уже?

— Скоро Бурусово покажется.

— Чьи здесь земли? — интересуется Петя

— Казенные — отвечает ему Василиса — деревня эта не очень большая, там даже храма нет, только часовенка. Дальше уже пешком пойдем.

Яркое солнце начинает по-весеннему припекать, мы с удовольствием подставляем ему свои бледные лица. Для средины апреля погода стоит просто отличная, даже не верится, что еще недавно бушевала непогода, и три дня непрерывно лил дождь. Казнь, тюрьма, побег — все это кажется каким-то дурным сном. Василиса угощает всех пирогами, и никто не отказывается перекусить — непонятно, когда до горячей еды дело дойдет.

На окраине деревни мы пристаем к берегу и по шатким мосткам выбираемся из лодки на сушу. Прощаемся с нашими бородатыми лодочниками, а с косогора к нам уже спешит новый провожатый — молодой светловолосый парень, неуловимо напоминающий своими повадками Володара. Не внешностью, и не фигурой, а вот именно повадками. Молчаливый, немного отстраненный, он словно не от мира сего.

— Знакомьтесь, это Истислав — представляет его нам Василиса — часть нашего пути пойдет через непроходимые болота, и лучше его никто местные топи не знает.

Болота⁈ Топи⁈ Да, они с ума сошли! Кто в здравом уме весной по болотам ходит? Словно услышав мое мысленное возмущение, девушка весомо добавляет:

— Слушаться Истислава нужно беспрекословно. И тогда все будет хорошо. Просто вы должны помнить, что надежнее укрытия, что старый скит, для вас сейчас нет. Кроме нас никто туда не доберется, даже местные по этим трясинам ходить не рискуют.

Мы тревожно переглядываемся с Петей и Алексеем Петровичем. Вот что-то не внушает нам большого оптимизма этот неведомый скит посреди болот…

…Но когда к вечеру мы, уставшие и перепачканные грязью, добираемся наконец, до места, я уже готов простить Василису и Истислава за все испытания, выпавшие нам по дороге в скит. Простить и взять свои слова назад.

В лучах закатного солнца перед нами открывается вид на округлое лесное озеро в окружении молодого соснового леса. Здесь видимо небольшая природная возвышенность, и оттого почва вокруг сухая, а берега озера покрыты белым песком. Типичный пейзаж средней полосы, до боли в сердце родной для любого русского человека. Просто идеальное курортное местечко, если на минутку забыть, что сразу в ста метрах за этими стройными соснами начинаются непроходимые болота.

Я прикрываю глаза и с удовольствием вдыхаю запах нагретой солнцем сосновой хвои, которая ковром устилает землю под деревьями. Господи, у меня же у самого коттедж в точно таком же подмосковном лесу! Был…

— Нравится? — улыбается Василиса

— Не то слово! Я как будто домой попал.

Скит в местном понимании это довольно большой бревенчатый, одноэтажный дом, который рассчитан на проживание человек десяти, как минимум. Как-то скромнее представлял себе его, хотя что я вообще знаю о скитах? Только по телевизору их и видел. Но этот прямо как мини монастырь для небольшой общины, причем со всеми удобствами. Окна с резными наличниками, седая крыша из осиновой щепы, внушительная поленница из дров у торца дома. Даже колодец во дворе есть, хотя озеро с чистейшей водой совсем рядом. Чуть дальше у воды стоит небольшая банька, рядом с ней лодка, вытащенная на берег.

Если в этом озере еще и рыба есть, то я отсюда ни ногой! Это же просто рай для любителя порыбачить.

Столичные дознаватели ворвались на территорию монастыря незадолго до вечерней службы. Молча, не вступая в разговоры с иноками, пытавшимися их остановить, прошли через двор и направились в архимандритский корпус. Трое дюжих гвардейцев остались сторожить ворота монастыря, еще трое — входные двери в корпус, остальные без объяснений поднялись сразу же на второй этаж. А там уже двое жандармов медленно пошли по длинному коридору, останавливаясь у каждой двери, настороженно принюхиваясь к запахам, и выискивая нужные им.

Капитан Курдюмов, сопровождающий жандармов и указывающий дорогу к кабинету настоятеля Нектария, испытал мстительную радость, глядя, как навстречу им из-за стола поднимается побледневший архимандрит.