Несмотря на присущую Николаю подозрительность, он назначил Петра Васильевича Председателем Верховного уголовного суда по делу о заговоре. И пока не отпускал старого интригана со службы, хотя тот слезно просился в отставку после завершения процесса.

Вот и сейчас он уважительно поздоровался с вошедшим в кабинет князем, и уставился на него вопросительным взглядом

— Чем порадуете, Петр Васильевич?

— Полагаю, вы уже успели прочесть мое утреннее донесение. Радость сейчас одна, мой государь — наводнение заканчивается, вода постепенно уходит. Но урон, который она нанесла, поистине ужасает. Мне, пережившему подобное наводнение при вашей покойной бабушке императрице, горько признавать, что страшное пророчество сбылось и нынешнее превосходит его по многим статьям. Такому разгулу стихии трудно противостоять, но урок тогда был извлечен, и что-то все-таки удалось сделать, чтобы избежать огромных людских потерь. Сейчас еще рано говорить об окончательном количестве жертв, но очень надеюсь, что хотя бы в этом 77-й год не будет превзойден.

— Будем надеяться. Но пока донесения приходят неутешительные.

— На иное и не стоило надеяться при наводнении такой силы. Но впрочем, позвольте вас немного отвлечь от горестных событий. Извольте взглянуть на это…

Он положил перед Николаем небольшой футляр, обтянутый замшей, наподобие тех, в которых хранятся драгоценные ювелирные изделия. Император, взяв его в руки, нажал на выступающую часть замочка, и футляр с тихим щелчком открылся. Внутри на черном бархате лежало несколько новеньких блестящих монет.

— Это образцы будущих серебряных и золотых рублей, изготовленные монетным двором Петрополя из олова по вашему высочайшему приказу.

— Ну, в этот раз хотя бы с моим профилем…! — усмехнулся Николай, разглядывая монеты.

И тем намекая князю на недавний конфуз, когда сразу после известия о смерти императора Александра, министр финансов Канкрин дал указание монетному двору изготовить несколько образцов нового серебряного рубля без предварительного согласования с императорской семьей. А поскольку предполагалось, что следующим императором станет Константин, то именно его профиль и был на тех злосчастных рублях. Но затем стало известно об отречении цесаревича, и министр смущенно извинялся уже перед новым императором Николаем, клятвенно уверяя его, что вся пробная партия «константиновских» рублей и штемпели к ней уничтожены.

И вот теперь новые рубли, вернее пока еще их оловянные оттиски… Николай смотрел на собственный профиль, и он ему категорически не нравился — голова на монете казалась отрубленной топором, что навевало ненужные ассоциации с недавними казнями. Да и сама идея возвращения к монете с портретом императора принадлежала исключительно министру финансов. До этого четверть века никаких профилей императоров на рублях уже не было — ни Павла I, ни его сына Александра I. Просто граф Канкрин умудрился вступить в конфликт с Константином и, боясь опалы, поспешил выслужиться перед ним.

Наконец, после некоторых раздумий Николай принял решение

— Пока на словах передайте графу Канкрину, что я повелеваю продолжить дальнейшие работы над образцами новых монет. Мой профиль с аверса убрать, на его месте изобразить орла с распущенными крыльями. На реверсе отчеканить номинал монеты. Более подробные указания будут ему присланы на днях. Все-равно работа монетного двора пока остановлена из-за наводнения.

— Как посчитаете нужным, государь — склонил голову Лопухин — Непременно передам Егору Францевичу ваш строгий наказ.

Николай хотел еще что-то добавить, но в этот момент на пороге снова показался флигель-адъютант. На этот раз с долгожданным сообщением о прибытии фельдъегеря из Шлисса.

— Простите, Петр Васильевич, вынужден прервать наш разговор. Срочное донесение. Поговорим в другой раз.

Лопухину не оставалось ничего другого, как только быстро откланяться. И вскоре его место занял фельдъегерь по особым поручениям. Велев ему доложить обстановку в Шлиссе и на побережье Ладоги, Николай принялся читать донесение майора Турубанова. И с каждым прочитанным словом глаза его все больше наливались бешенством, а лицо покраснело так, что казалось императора вот-вот хватит удар. Порученец, почувствовав недоброе, испуганно замолк, оборвав свой доклад на полуслове.

Дочитав до конца, Николай яростно скомкал донесение и, размахнувшись, бросил его в угол. Потом вскочил и забегал по кабинету

— Негодяй! Сгною на каторге мерзавца…! На рудники у меня всем гарнизоном отправятся! А беглецов ждет расстрел.

Выпустив пар, император велел фельдъегерю уйти прочь, а адъютанту вызвать сюда Бенкендорфа или кого-нибудь из его людей, если самого Александра Христофоровича нет во дворце. Не дожидаясь секретаря, Николай сел писать собственноручно приказ о заключении под стражу майора Турубанова и доставке его в Петровскую крепость. Но от пережитого приступа бешенства руки его тряслись, и он испортил несколько листов, прежде чем приказ обрел более или менее приличный вид, и секретарь забрал его, чтобы переписать набело.

Пока готовились документы, прибыл Бенкендорф. За последние дни Александр Христофорович сильно осунулся, его маленькие усики потеряли свою идеальную форму и разрослись, бакенбарды дошли чуть ли не до подбородка.

— Что же вы, генерал, себя так запустили? — попенял царь Бенкендорфу и тут же, не дожидаясь оправданий, подал хмурому шефу жандармов донесение Турбанова. Тот взялся за изучение рапорта, кривясь от прочитанного, как от зубной боли.

Да уж… Александру Христофоровичу не позавидуешь, он несет на своих плечах непосильную ношу. После его активного участия в следствии по делу заговорщиков, стало абсолютно ясно, что Особая канцелярия при Министерстве внутренних дел со своими обязанностями не справляется. Нужно было создавать особую службу под начальством особого министра и инспектора корпуса жандармов, которая будет заниматься исключительно выявлением неблагонадежных лиц и наблюдением за ними — то есть, политическим сыском. Особенно среди одаренных.

Сразу после завершения следствия генерал-адъютантом Бенкендорфом был составлен и подан на рассмотрение императора проект первоочередных преобразований, и Николай уже подписал указ, назначив его на новую должность Шефа жандармов. С подчинением ему всех жандармов, состоящих ранее, как при войсках, так в Корпусе внутренней стражи. Теперь на очереди было преобразование Императорской Канцелярии с целью разделения ее на обособленные отделения, одно из которых также возглавит Александр Христофорович.

— Сей же час отправлю в Шлисс команду дознавателей и двух жандармов с даром «нюхачей». Думаю, в камере остались какие-то личные вещи пленников, след сможем взять. Объедут окрестные деревни и города — ведь где-то они выбрались на берег, если не утонули. А по такой погоде босиком долго не пробегаешь, тем более по камням.

— Пусть едут с «резваками» из гвардии — все трое беглецов одаренные. Или дайте полдюжины «силачей» им в помощь.

— Разумно — покивал Бенкендорф, нервно подергивая разросшиеся бакенбарды — Дело-то худое! С самозванцем сбежали два, как их нынче называют, «декабриста» — Южинский и Стоцкий. Они отчаянные люди, и терять им нечего. Всякое может быть.

— Будем надеяться, что все трое утонули — вздохнул Николай и перекрестился — Хотя и грех такое говорить

— Ничего, отмолим — буркнул шеф жандармов и, попрощавшись, отправился выполнять высочайшее повеление.

Володар будит меня еще затемно и просит не затягивать со сборами, нам снова пора в дорогу. Небольшую комнатку, где я ночевал, сейчас освещает масляная лампа, оставленная волхвом, и я с интересом разглядываю ее незамысловатое убранство. Вчера вечером, когда пришел сюда, я разделся в тусклом свете догорающей свечи и почти сразу же уснул. А сегодня вдруг с удивлением замечаю, что у кровати, на которой я спал, красивое резное изголовье, на окнах вышитые занавески, а рядом с дверью, на большом сундуке, накрытым домотканой дорожкой, стоит глиняный кувшин и медный таз — так надо понимать, это как бы умывальник.