Алексей не стал скрывать страшную информацию от соратников, казаки должны знать, против какого безжалостного врага предстоит выйти сражаться. Решено было взять из парагвайских запасов сто тысяч противогазов, которые запасливый Андрюха ещё в начале двадцатых годов выкупил по дешёвке у проигравших войну немцев.

Помимо подготовленной тысячи абиссинских офицеров, на африканский фронт решили отправить сдружившихся с ними инструкторов. Все три тысячи офицеров были вооружены автоматическими «парагвайками», а индейцы ещё и винтовками с оптическим прицелом. Для усиления абиссинской группировки войск из Южного Конго отозвали ещё полтысячи индейцев–снайперов, уже имеющих опыт боёв в африканских джунглях. Кроме того, сразу в Абиссинию дирижаблями перебрасывалась тысяча снайперских винтовок, ими планировалось вооружить охотников, которых подготавливали уже ранее заброшенные в империю казаки–индейцы. Ещё пятьсот индейцев–разведчиков готовились к отправке вместе со сторожевыми собаками, обученными сапёрному делу. Универсальные собаки уже показали свою эффективность в Чакской войне, они и мины обнаруживали, и врагов чуяли издали, а многие ещё умели вести разведгруппу по чужому следу.

Итого, в начале 1935 года в Абиссинию предстояло перебросить, вместе с гражданскими мастеровыми, пять тысяч специалистов. Также требовалось доставить партию новейших зенитных орудий калибра восемьдесят пять миллиметров. Правда, пушки были пока без электропривода наведения ствола и не на автомобильном шасси, но для защиты стратегических заводов от авианалётов сойдут и такие дальнобойные «недоделки». Ещё необходимо было как–то протащить в Абиссинию несколько вагонов с боевыми ракетами для автожиров.

— Боюсь, что весь груз и персонал застрянут в порту Джибути, — высказал Алексею резонные опасения начальник разведки. — Лига Наций настаивает на мирном разрешении конфликта между Эфиопией и Италией, поэтому нейтральным странам рекомендовано не поставлять оружие обеим сторонам.

— Италия и так без чужих поставок обойдётся, — раздражённо фыркнул Алексей.

— Вот именно, — печально вздохнув, развёл руками Кондрашов. — Таковы особенности мировой политики невмешательства.

— Ладно, мы тоже будем играть по «мировым» правилам, — сквозь стиснутые зубы прошипел владыка Парагвая. — Эдуард Петрович, готовь дипломатическую миссию в Абиссинию. Я лично возглавлю… представительную делегацию.

— Всей толпой повалим через парадный вход? — криво усмехнулся Кондрашов и, зная анархистские повадки атамана, пожалел иноземцев: — От порта Джибути хоть что–то останется? Не хотелось бы ещё и с французами ссориться.

— А это уж, как «лягушатники» себя вести будут, — зло усмехнулся казачий атаман. — Караван водой пойдёт, а я делегацию на дирижабле догоню, не хочется время терять на долгий переход. Ты только, перед отправкой миротворцев, устрой митинг — я пламенную речь толкну.

В день отправки каравана судов из порта Асунсьона небо заволокло низкими облаками. Отбывающие в Абиссинию специалисты собрались на широкой бетонной полосе речного пирса. Офицеры выстроились ровными коробками строя, каждый отряд отдельно. Лейтенанты из Абиссинии заняли правый фланг, дальше в ровных рядах замерли казаки в чине майоров, за ними встали индейцы с лейтенантскими погонами, потом отряды индейцев–снайперов, группы разведчиков и сапёров со служебными собаками, замыкали построение отряды артиллеристов и связистов. На левом краю пирса аморфной массой толпился мастеровой люд из Абиссинии, в пёстрых гражданских одеждах.

Рядом с центром полосы пирса установили высокую трибуну, на которой разместилось руководство Парагвайской республики, прибывшее ободрить напутственным словом казаков и абиссинцев, отплывающих в далёкую Африку. Министры и генералы произносили краткие речи о дружбе народов, интернациональном долге в борьбе за независимость Абиссинии и братской помощи в войне с итальянским фашизмом — в общем, дежурный набор лозунгов. Громкоговорители разносили речь во все концы пирса, но звучные слова лишь сотрясали воздух, не особо бередя душу.

С заключительным словом выступал войсковой атаман Парагвайского Казачьего войска. Когда Ронин, чинно поправив золотой крест на груди, взял микрофон, неожиданно стих ветерок с реки, и даже крикливые чайки больше не рисковали нарушить внезапно окутавшую порт тишину.

— Братья, парагвайские казаки и абиссинцы, вы сейчас стоите на краю мира — дальше плещутся бурные волны военной поры. Смертоносные ураганы и грозы ждут отважившихся выйти в опасный путь. Вас — малое войско, врага — несметная орда. Но не вам страшиться тёмной армии Сатаны, ибо вы — рыцари святого воинства Господнего. Воины–светоносцы, я пойду рядом с вами в праведный бой! Паладины Абиссинии, выньте оружие из ножен! — Ронин снял с груди золотой наперсный крест, сжал в правой ладони основание распятия, и высоко поднял его над головой, словно рукоять незримого святого меча. — Да рассеет тьму адову свет истины божьей!

Вслед за атаманом, с грозным металлическим шелестом, тысячи воинов в едином порыве выхватили из ножен форменные парагвайские клинки укороченных казацких шашек и воздели над головами.

В следующие секунды мощный порыв ветра прошёл над строем святого воинства.

Серые мрачные тучи над акваторией порта развеялись в одном месте, образовав ровный голубой овал, аккурат напротив полосы речного пирса. Сноп яркого белого света наклонно упал с небес, и рассыпался тысячами серебряных искр на отполированных парагвайских клинках, отсветами озаряя вдохновенные лики замерших в строю паладинов.

Воины почувствовали в теле лёгкость необыкновенную, будто солнечный ветер сбросил с их плеч тяжёлые каменья. И душа в этот миг запела, вторя малиновому колокольному звону. Только чуть погодя до сознания дошёл факт, что это из дали, из туманной дымки на окраине Асунсьона, вовсю мощь звучали колокола столичного храма.

— Паладины Абиссинии, с нами Бог! — сверкая золотом креста, ещё выше вскинул святое распятие к небу владыка Алексей. — Солнечные лучи озарили освящённые клинки светоносцев! Паладины Абиссинии, тьма будет развеяна, победа — за нами!

— Ур–р–а-а!!! — грянул раскатистый гром дружных голосов над берегом Парагвая, и яркие блики отражённых от стальных клинков солнечных лучей заплясали на просветлевших лицах суровых паладинов.

Митинг был окончен, оркестр бодро заиграл «Прощание славянки», и началась погрузка войска на пришвартованные к пирсу суда. Репортёры спешили запечатлеть исторический момент на плёнки кинокамер и фотоаппаратов. Притаившаяся на краю пирса кучка иностранных дипломатов горячо заспорила о деталях талантливо срежиссированной постановки. В колокольном звоне, явно согласованном по радиосвязи, тайны ни для кого не было, а вот о способе разгона облаков спорили до хрипоты. Одни склонялись к версии бомбардировки облаков химическими зарядами, сброшенными с дирижабля. Другие настаивали на версии особых газов, выпущенных с борта «Летучего голландца», как раз удачно расположившегося под разрывом в облаках, аккурат со стороны солнца, чуть в стороне от каравана судов.

Однако менее искушённые в науках и политике зрители, коих было подавляющее большинство среди городских зевак и отбывающих в Африку пассажиров, искренне считали, случившееся небесное светопреставление с колокольным звоном, истинным божественным знамением. Людям всегда хотелось верить в чудеса, и разубедить простой народ ещё никому не удавалось. Тем более что Ронин неоднократно уж баловал доверчивую паству своими чудачествами. Да и в верности ранее озвученных пророчеств наимудрейшего владыки Парагвая не могли усомниться даже самые отъявленные скептики. Особенно всех воодушевило заявление Алексея о личном участии в заморской военной компании. Ну а то, что казаков мало, так и раньше били врагов не числом, а умением. Если уж атаман лично взялся руководить процессом, то дело верное — победа будет!

Лишь один наблюдатель точно знал, что на самом деле происходило в порту Асунсьона, потому как видел колдовским взором искажение в эфире гравитационных полей.