От наложенного в последнюю минуту заклятия слепоты моё зрение пострадало не очень сильно, но все же существенно понизилось ниже допустимой отметки для допуска на службу. Врачи клинической больницы предупредили о том, что на восстановление потребуется около трёх с половиной недель и мне надо радоваться тому факту, что я вовсе слепой не осталась, до конца своих дней. В такую удачу я особо не верила, так как знала истинную причину подобного рода последствий, и оно меня пугало до мурашек.
Александр сдерживался каждый раз, когда входил в мою палату, но я все равно прекрасно видела насколько фальшива его улыбка и как сильно сжаты кулаки. Он бесконечное количество раз переспрашивал меня о событиях тех двух злополучных дней. Говорил, что это его вина, что не понял, что со мной приключилась беда, что экстренный сигнал спасения был перекодирован прямо в момент активации и что наша идеальная система могла катиться ко всем чертям, ибо в ней были одни дыры. Он бы предоставил мне защиту, обязательно бы нашёл несколько незаметных амулет, что угодно, чтобы такого не случилось. Но я каким-то шестым чувством понимала, что у ордена есть отмычка на любой наш замок.
Министерство постарались сделать так, чтобы информация о похищении не распространилась в газеты. Все выставили таким образом, что я рьяно оберегала секреты своей страны и стояла на защите её граждан, оберегая их покой, даже ценой собственного здоровья и рискуя головой во благо их. Об инциденте знал только ограниченный круг лиц, которые в настоящий момент расследовали это дело и думали, как бы лучше воспользоваться тем, что хранилось у меня в голове и к чему ни у кого не было доступа. Все же, иногда информация может стоить намного дороже всех бриллиантов мира. И быть опаснее дула пистолета, приставленного к виску. Это я узнала на своей собственной шкуре.
Я сразу позаботилась лишь об одной вещи, которая не давала мне покоя, чтобы никто и ничего не заподозрил о причастности моей матери во всей этой авантюре. Я, будучи первоклассным ликвидатором спокойно могла управлять не только чужими мыслями, но и собственным разумом. Создав двупластичную проекцию, я закрыла воспоминания о матери тем самым изнасилованием, которое просил Саша, да и вторую не менее компрометирующую сцену постигла та же участь. После уже связалась с оперативниками по мобильному телефону и стараясь выровнять дрожащий голос согласилась на передачу воспоминаний.
Саша был не полный идиот и скорее всего просмотрел реальные события первым. И раз не прибежал ко мне в палату требовать новые, то и его и начальство с двадцать пятого это особо не волновало. Опять же, я понятия не имела о роли собственной матери во всем этом деле. Спокойно могло оказаться, что она замешана не только в каких-то нелегальных преступных схемах, но и работе на правительство. Зная характер своей матушки, я бы этому не удивилась ни на грамм. Так что поговорить с ней, все стоило перед тем, как давать показания под протокол. Похищение там или что, но я вернулась живой, а это сулило лишь проверки и многочасовые допросы с пристрастием от всех, кому не лень.
Когда меня отпустили домой и наказали не делать ничего, что могло бы повредить организму, я вздохнула с облегчением. Вот только меня даже не спросили, просто взяли и подписав приказ приставили ко мне двух оперативников ведущих круглосуточное наружное наблюдение, и ещё двоих которые на постоянной основе будут сопровождать меня везде, куда бы я не пошла. И вся эта чертовщина до тех пока МВД не выяснит, что именно хранилось на задворках моей памяти и почему я не могла это вспомнить. Хотя я сомневалась, что от четвёрки боевых магов среднего класса будет толк, если тёмный орден придёт за моей душенькой на полном серьёзе.
В день выписки Александр лично отвёл меня домой и проконтролировал, чтобы выделенные люди чётко и слажено работали на мою защиту. На квартиру уже была наложена министерская защита и прочие блокирующие чары, которые тот дополнил парочкой фирменных проклятий герцогской семьи. Отныне, каждый раз выходя из дома, я должна была предупреждать сопровождающих и отдел по контролю и надзору о том, что в назначенное время и место меня должны сопровождать два отряда один прямого, а другой скрытого надзора. И как бы я не хотела от этого откреститься, ничего уже не получилось бы.
Потому что самое последнее, что нужно было правительству, потеря единственного источника информации. Который хотя бы на крошечную капельку мог приблизить их к разгадке тайны загадочной организации. Ведь даже самые тупые оперативники понимали, что просто так меня бы не выкинули в общем пространстве, которое просматривалось и в котором каждые несколько минут, даже самой глубокой ночью ходили люди. Так что вопросов почему мне сохранили жизнь ни у кого не возникло. Лекари подтвердили, что даже я сама не в состоянии выдернуть у себя из головы необходимую информации, что уж говорить про других.
Единственное, что меня бесило во всем произошедшем — очки! Точнее сам факт того, что теперь мне придётся таскать на носу выделенные штабом окуляры, которые жутко бесили и были совершенно неудобными. Элаиза предложила сходить в оптику и выбрать что-нибудь получше, но я лишь огрызнулась в ответ. Квадратное старомодное недоразумение в рожковой оправе, которое, кажется, носили ещё лет двести назад, было специально заговорённым артефактом, который должен был восстанавливать моё зрение даже в повседневной носке. Так что просто выкинуть на помойку подобного рода рухлядь, было нельзя.
Когда Готьеры, после часовой лекции о безопасности, наконец-то покинули мою квартиру, перед этим бесчисленное количество раз пытаясь навязать свою помощь и предлагая остаться у них, я выдохнула с облегчением. Зажигая свет во всех комнатах и забиваясь в любимый угол широкого шарообразного кованного кресла, подогнула под себя ноги и впервые за несколько недель перевела дыхание. Сердце медленно успокаивалось и переставало стучать загнанной в ловушку пташкой о костяной каркас рёбер. Теперь, когда я осталась один на один с собой, можно было как следует разложить все в голове.
Ещё несколько мгновений потерянным взглядом я осматривала свою собственную гостиную и думала над тем, что матушка в самом деле связана с Тёмным орденом. Иначе как ещё объяснить тот факт, что главарь прекрасно знал в каких условиях я проживаю. Лихорадочно ища несостыковки, я их не находила. Окна все так же зашторены плотными портьерами, журнальный столик, где все так же разложены документы, которые я составляла за день до похищения. Каждая мелочь лежала на законных местах и не выбивалась из идеальной и привычной картинки мира. Мой дом был иллюстрацией к параноидальным наклонностям. Выверенный и чёткий… Вот только я сама больше не подходила ему.
Даже спустя несколько недель, курс реабилитации и работы с психологами мне казалось, что закрой я на мгновение глаза, как все вернётся на круги своя. Вместо пижамы на мне окажется лишь изодранная форма. По голой коже поползут мерзкие и липкие прикосновения. Вместо тёплого света ламп наступит пугающая темнота, в которой пропадала даже иллюзия надежды. А тишину родного дома сменит мерзкий хохот и бесконечная череда похабных высказываний в мою сторону. И как вишенка на тортике пронзительный взгляд серых глаз, которые, казалось бы, пробирали до мурашек, залазили под кожу и расплавляли внутренности.
Я не замечала ничего вокруг. Ни того, как начал мерцать свет, поддаваясь моему волнению и бушующей в груди мании, ни как начинала дёргаться нога в конвульсиях, как запекло кожу, в тех местах, где чужие пальцы касались меня. В какой-то неопределённый момент времени все мысли сконцентрировались в одной точке и крутились лишь вокруг похищения и тех странных слов, которые я прочла для того, чтобы открыть шкатулку. А были ли они вообще для этого? Или в самом деле, несли в себе иной смысл? Постепенно все это превратилось в чёрную и зияющую дыру, затягивающую все дальше в полубредовый страх.
Но самый главный вопрос, который беспокоил и пугал меня: почему я в тот момент думала о том, что моя жизнь никчёмная и ненужная? По какой причине я решила, что никому не будет до меня никакого дела? Что если я исчезну и перестану существовать не будет людей, беспокоящихся обо мне и переживающих о гибели такой идиотки как я? Жизнь состояла из череды глупых решений, которые непременно складывались в общую картину, но я не позволяла себе даже на мгновение представить идеальный и счастливый мир. Даже если я одинока, у меня все ещё есть те, кому я нужна. И от этого нельзя было отмахиваться.