Долго ждать не пришлось. Спустя пару часов заместитель главы боёвки влетел в мою палату, как разъярённый демон после того, как того кинули с душой. Он яростно что-то орал на подчинённых и выглядел так, что начинать спор о повышенной охране было нерационально и вообще опасно для моего здоровья. На своей памяти, лучшего друга в таком состоянии я видела впервые. Даже после самых тяжёлых миссий и провальных заданий, он не казался таким разбитым и подавленным. Саша рухнул на стул рядом со мной и едва не взвыл от отчаяния.
— Ну что ты, — я потрепала парня по голове, — все хорошо. Я жива и практически невредима. Вы на работе и не такое переживаете. Подумаешь впервые в жизни вляпалась в неприятности. Любой полевой агент должен через такое проходить. Потому не вешай нос и не отчаивайся, все хорошо. Я жива и относительно здорова. Поэтому перестань пугать меня своей перекошенной рожей разъярённого тролля.
— Прости, — он протёр лицо ладонями и постарался взять себя в руки. — Я понимаю, что ты бы никогда так не поступила по доброй воли. Но сейчас очень внимательно меня послушай и прошу тебя не упрямься. Раз в жизни сделай так, как я тебе скажу. Я не хочу хоронить тебя через месяц. Кого угодно, но не тебя. Так что ради всего святого сделай так, как я тебе скажу.
— Хорошо, хорошо, не нервничай, я поняла, что дело пахнет жареным, — замахала я на него руками. — Давай рассказывай, что и как должно быть.
— Первое, тебе даровали пощаду, выкинув прямо на обочине возле здания областного театра, — начал мой друг детства. — Второе, на тебе практически не было царапин или каких-то серьёзных травм. Ожоги третьей степени, которые легко затягивались от элементарной настойки. Порванные сухожилия на запястьях, что свидетельствовало об удержании. И незначительные повреждения сетчатки глаз. Скорее всего, тебе её выжигали, чтобы ты не могла рассмотреть преступника. В больничной карте так же будет сказано о шести переломах и грубом изнасиловании. Так что не отрицай этого, просто кивай или рыдай. Врач, который проводил осмотр был мне должен, так что все написал в точности, как я сейчас сказал. Множественные разрывы влагалища и анального отверстия, внутреннее кровоизлияние в желудок и повреждение гортани. Ты должна все это подтвердить. Тебя били, насиловали, опять били, прижигали сигаретами и можешь додумать от себя. Это будет только на пользу делу.
— Погоди, но зачем все это, — я удивлённо посмотрела на него. — Меня похитил тёмный орден, который сейчас все ищут. Я видела их. Какое насилие? Я просто стала ненужным свидетелем, которому наш связной успел передать информацию, которая может погубить их всех.
— Я начал поиски сразу же, как только ты не вернулась с задания, — с тяжёлым стоном произнёс приятель. — Твой напарник, желая выслужиться перед вашей грымзой и скорее всего гонимый ревностью, решил лично убедиться в том, почему ты так долго выполняешь простейшее задание по транспортировке артефакта из квартиры до главного офиса. И когда увидел, что дверь выдрана взрывом, петли перекурочены, а на полу следы крови и отпечатки некроостанков, сам едва не обделался. А соседи, что жили в этом доме, скопились на этаже и верещали что-то о ненормальных, которые все в чёрном и вели себя, как звери. Тот поднял тревогу и обратился напрямую ко мне, наплевав на все нормы и уставы. И оказался прав. Тебя похитили, причём в неизвестном направлении. Твой передатчик экстренной телепортации оставил запись в реестре, но на точке выхода тебя не было. Так что у начальства не осталось никаких вариантов, кроме как признать, что лучшего ликвидатора умыкнули у нас из-под носа для каких-то грязных делишек.
— Тогда зачем мне сочинять бредовые сказки о том, чего не было? — непонимающе уставилась я на него.
— Как думаешь сколько ты проживёшь, если станет ясно, что мафия тебя пожалела? — вопросительно скинул бровь напарник. — Даю не больше суток. Так что я заплатил за все экспертизы и отчёты. Тебя признают потерпевшей по делу шкатулки «Агафельсис». Я сфальсифицировал все таким образом, что ты успела её сбросить, так как останки артефакта были найдены под окнами дома. Но отморозки из мелкой банды этого не поняли и пытались выбить её из тебя. Так что ты пострадала и была жёстко изнасилована, обожжена и избита. Про орден ни слова. Это просто тупые отморозки, которых наняли похитить весьма тёмный артефакт для каких-то грязных делишек.
— Но разве это правильно? — удивлённо смотрела я на него. — Ордену нужны мои воспоминания, и я уверена, люди не отступятся и будут пытаться добиться того, что скрыто в потёмках моей памяти. И это подставляет под удар все ведомство.
— Об этом будем знать лишь я, ты и непосредственное начальство с двадцать пятого, — потряс головой брюнет. — Для остальных версию я тебе сказал. Министр уже вынес приказ, наградить тебя орденом мужества и дать премию. Никто не должен понять, что ты станешь наживкой в большой рыбалке на весьма крупную и опасную рыбу. Больше упрямиться тебе не позволят. Ты мой ликвидатор и переезжаешь ко мне поближе. Хочешь того или нет, но теперь ты тоже часть этой большой игры.
— Хорошо, я все поняла, — кивнула я, — меня избивали, насиловали и обещали убить. Но когда поняли, что шкатулки у меня нет, а дом уже отцеплен боёвкой и следаками, испугались и выкинули к театру. Никаких отступлений от этой версии.
— Вот и славно, будут спрашивать, что с тобой происходило в течение этих двух дней, говори, что ничего не помнишь, — он улыбнулся мне так мягко и ласково, что сердце в груди замерло. — Со всем остальным мы сами разберёмся. Недели две на реабилитацию у тебя есть. Так что с журналистами пообщается мидовский пресс-спикера, мы их попросили о помощи, те все сделают в лучшем виде не переживай и отдыхай.
— Спасибо, — с облегчением протянула я, откидываясь обратно на подушки.
— Я позже ещё зайду, — Саша встал со стула и чмокнув меня на прощание вышел.
Два дня… Мои подсчёты оказались верными. Именно столько времени меня продержали в том вонючем и тёмном помещение. Скорее всего, народ не на шутку перепугался. И все же вопрос с сокрытием факта того, что я была в руках ордена, меня немного напрягал. С одной стороны, я понимала, что Александр был прав и меня могли заклеймить преступницей, коли вернулась живой из лап этих кровожадных тварей. С другой же у нас появился реальный шанс взять их за задницу и прикрыть деятельность такой опасной группировки. Почему же все медлили?
Чтобы вновь не подвергать мозги изрядной дозой опасности, я приняла решение добровольно все показать. Отдав свои воспоминания Александру на третий день его визитов, я постаралась сконцентрироваться на том, что могла сделать для следствия. После чего, как и предполагала изначально, меня похитила одна из мафиозных группировок, желающих узнать, как забрать руну императора. То, что было записано в сведениях нашего информатора, должно было привести не только к самому ордену, но и всем его грязным секретам.
Правда на мой вопрос почему я сама не помнила, что там было написано, и целители, и следователи, и даже вызванная в экстренном режиме родительница разводили руками. Хотя по выражению матушкиных глаз, я поняла одну вещь. После выписки мне все же стоило посетить кунцовский район и устроить кое-кому допрос с большим пристрастием. Ибо пока никаких адекватных причин для подобного поведения своей любимой матери я не видела. Наши ссоры — это дело семейное. На публике же мы такого не допускали. И уж тем более не строили глазки врачам среднего звена, лишь бы прочесть мою историю болезни.
Она полагала, что это какая-то охранная магия, которая не давала проникнуть посторонним мне в голову. И все же, что-то меня настораживала. Как-будто мать следила, чтобы приставленные ко мне охранники не смогли догадаться… Вот только о чем конкретно? Пока я не представляла, что же такого сверх ценного могло содержаться в тех записях, что из-за них меня готовы были помиловать. Ладно не совсем из-за них, а из-за матери, которая оказалась наставницей одного из влиятельных ублюдков, которые правили этим миром дёргая ниточки из-за кулис.
