Генрих Герлах, как и большинство военнопленных офицеров, надеется, что с образованием СНО он сможет вмешаться в развитие истории. Травматический опыт, полученный в котле Сталинграда, не отпускает его и побуждает к действию. Картины пережитого ужаса не отпускают. Он не забыл, как командиры дивизий умоляли командующего армией “положить конец бессмысленной бойне”. Он знает, что “22 отборные немецкие дивизии и другие формирования” уничтожены. Знает, что на поле сталинградской битвы “русские собрали и похоронили 147 200 немецких солдат и офицеров”. И он слышит приговор Гитлера тем, кто выжил, оброненный во время обеда: “Те, кто сражался за Сталинград, должны быть мертвы!”[206] В книге воспоминаний, написанной спустя более чем два десятилетия после этих событий, Герлах так описывает свои чувства, охватившие его после заключительной речи фон Зейдлица и воззвания СНО “К немецким генералам и офицерам! К немецкому народу и вермахту!”:

Документ о создании Союза немецких офицеров (СНО) подписан также военнопленными солдатами и немцами-эмигрантами – членами Национального комитета “Свободная Германия”. Таким образом, уже во время официального учреждения Союза происходит его спонтанное слияние с Национальным комитетом. В отличие от Герлаха, граф фон Эйнзидель, оглядываясь на события тех дней, считает, что, как только СНО объединился с Национальным комитетом, он “снял с себя обязательства по выполнению своих задач, и его дальнейшее существование утратило всякий смысл”[208]. Но в 1943 году пленные офицеры смотрят на данный акт, безусловно, иначе. Национальный комитет и СНО, чье официальное местонахождение было в Лунёво, отвечают за выпуск газеты Freies Deutschland и управляют одноименной радиостанцией, во главе которой стоит коммунист Антон Аккерман. Вместе с другими военнопленными – майором Хоманом, генерал-майором фон Ленски, обер-лейтенантом фон Кюгельгеном, ефрейтором Кертцшером – Генрих Герлах принадлежит к лунёвской группе сотрудников[209]. Работать в редакции для него не внове: еще до основания СНО он входил в инициативную группу газеты Freies Wort (“Свободное слово”), предтечи Freies Deutschland[210]. В отличие от Freies Wort, газета Национального комитета хотела увлечь публику аналитическими репортажами, в основе которых лежит принцип политической полемики. Газета была большого формата и издавалась еженедельно методом плоской печати, причем каждый экземпляр печатался вручную. В первом номере Freies Deutschland, вышедшем уже 19 июля 1943 года, публикуется манифест Национального комитета, главным автором которого стал Рудольф Гернштадт. На тот момент Герлах еще находится в Суздале. Будучи членом редколлегии, он принадлежит к самым активным сотрудникам еженедельника. С 19 июля 1943 года до 3 ноября 1945 года из-под его пера выходит 21 статья. “Штудиенрат из Эльбинга” – так Герлах чаще всего подписывается – один из тех авторов, кто во многом определяет лицо газеты. За время существования Freies Deutschland выпускается 120 номеров. Из членов правления СНО чаще Герлаха берут слово только генералы фон Зейдлиц (42 статьи), доктор Корфес (27) и Латтман (25). Профиль газеты определяется также ангажементом полковника Луитпольда Штейдле (21 статья), майора Хетца (21) и обер-лейтенанта Бернта фон Кюгельгена (28). Редактурой в основном занимался филиал НКСГ, расположенный в московском “институте № 99”[211]. После роспуска Коминтерна в 1943 году это заведение отвечало за работу среди военнопленных. Его руководящие должности занимали проверенные функционеры из рядов Коммунистической партии Германии (КПГ), назначенные советским начальством, со всеми ними Герлах познакомится позже в Лунёве. Решающую роль в его судьбе доведется сыграть Вальтеру Ульбрихту. С 1945 года и вплоть до 1970-х годов этот человек будет занимать самые высокие посты сначала в Советской оккупационной зоне (СОЗ), а с 1949 года – в ГДР. Похожие карьеры ожидают и многих других коммунистов-изгнанников, с которыми Герлаху приходится иметь дело.

За работу прессы и радио в СНО отвечают Рудольф Гернштадт, Антон Аккерман и Карл Марон. Радиостанция “Свободная Германия” ежедневно на разных диапазонах частот ведет трансляции продолжительностью от 15 до 90 минут. Передачи выстроены по одной и той же схеме: первые 15 минут отводятся новостям, потом зачитываются списки военнопленных и 30 минут посвящено авторским передачам. Перерывы отмечает мелодия из популярной песенки немецкого студенчества “Бог заставил железо расти”, текст которой написан Эрнстом Морицем Арндтом в 1812 году. В газете Freies Deutschland, возглавляемой Рудольфом Гернштадтом, забот у сотрудников куда больше. Гернштадт, опытный журналист, имеет отличные связи в советском руководстве[212]. До 1933 года он работал в Москве и Варшаве штатным корреспондентом Berliner Tageblatt, в 1941 году эмигрировал в Советский Союз и с 1943 года проживал в московском отеле “Люкс” вместе с другими эмигрантами-коммунистами. Помимо Гернштадта в редколлегию газеты входят Карл Марон, Лотар Больц и Альфред Курелла. В это время Герлах, симпатизировавший многим, работает по большей части с коммунистами. Во время первого разговора с Гернштадтом он чувствует исходящую от собеседника “безучастную холодность ледяной глыбы”[213]. Интуиция подсказывает, что творится на душе у главного редактора. Человек его закалки, с самого начала активный участник антигитлеровского Сопротивления, работая с пленными немецкими офицерами, наверное, испытывал противоречивые чувства. Дочь Гернштадта Ирина Либман хорошо представляет себе состояние отца. “Когда смотришь на фотографии того времени, на немецких офицеров в форменных сапогах и со всеми регалиями… Гернштадт прекрасно осознавал, чем закончилась бы такая встреча по другую сторону фронта”[214]. На него, как и на других коммунистов-эмигрантов, жизнь в Советском Союзе, о которой нельзя никому рассказывать, наложила заметный отпечаток. Ирина Либман в волнующе-проникновенной попытке сблизиться с отцом, цитирует фотографа Эву Кемляйн, когда-то восторженно отзывавшуюся “о московских эмигрантах”: “И вот входят они – как ледяные глыбы”[215]. У Гернштадта есть еще одно обстоятельство, о котором он не может говорить: непомерным грузом лежит у него на сердце “смерть собственной группы” – самый “тяжкий из всех мыслимых сценариев”[216]. На тот момент Герлах не знает, что Гернштадт был связным группы сопротивления Шульце-Бойзена и Харнака из “Красной капеллы”, которую вместе с Ильзе Штёбер в декабре 1942 года повесили по приговору имперского военного трибунала. Совсем другое впечатление на Герлаха производит Альфред Курелла, “интеллигентный, искренний и свободный от предрассудков человек, всегда готовый высказать свое непредвзятое мнение по самым разным экзистенциальным вопросам”. Курелла владеет семнадцатью языками, переводит на русский и на немецкий поэтов Среднего Востока с таким же воодушевлением, с каким отзывается о Ромене Роллане, у которого в свое время работал секретарем[217]. Между Гернштадтом и Герлахом по-прежнему сохраняется дистанция, но несмотря на это, атмосфера в редакции Freies Deutschland творческая. Герлах много пишет, редактирует, готовит передачи. Первая его статья под заголовком “Война без народа”, опубликованная 5 сентября, посвящена военной кампании против Советского Союза[218]. Центральные темы проходят утверждение редакционным советом и по мере их готовности бурно обсуждаются. Герлах чувствует удовлетворение от работы. Ирина Либман, разбиравшая записи своего отца Рудольфа Гернштадта, делает следующее прозорливое замечание о навязанном сотрудничестве офицеров и коммунистов: “В лабораторных условиях имело место сближение, по своей природе абсурдное, но это было именно сближение. В воспоминаниях Гернштадта можно найти удивительные портреты немецких офицеров в такой исключительной ситуации. Как бы то ни было, но всех сплотившихся вокруг газеты людей объединяло одно – искреннее беспокойство о судьбе Германии”[219]. Когда читаешь газетные статьи, над которыми работали 274 автора, жившие не только в Красногорске, но и в Елабуге, Оранках, “Войково” или в Суздале[220], обращает на себя внимание интересное наблюдение, которое перекликается с оценкой Ирины Либман: “сколько в этих текстах безграничной печали (…) Оттого так мало громких слов, оттого эта россыпь удивительных деталей, которых в послевоенном обиходе уже не встретишь”[221].