Ребята уныло брели по деревне.

Возле Антипкиного дома постояли, помолчали. Вдруг Антипка что-то вспомнил.

— Фимка, а что, если показать ему дедову находку? — Он кивнул в сторону Серёжи. — Вот небось удивится, а?

Фимка оживился:

— Факт, удивится. Он такого в жизни не видел.

— Чего я не видел? — спросил Серёжа недоверчиво. — Может, видел!

— Нет, не видел, — уверенно сказал Антипка. — Пойдём, покажу.

Все трое зашли в избу. Дед Никанорыч уже положил ружьё на полати и теперь отдыхал, сидя у окна.

Антипка забрался с ногами на лавку и, дотянувшись до высоко прибитой полки, достал оттуда резную деревянную шкатулку. Осторожно спустившись на пол, он торжественно открыл шкатулку и протянул Серёже:

— На, смотри!

Серёжа с любопытством заглянул в шкатулку.

Там на дне, выложенном мхом, лежало продолговатое светлое яйцо.

— Чьё это? — спросил Серёжа.

— Отгадай, если видел, — усмехнулся Фимка.

— Глухариное? — неуверенно проговорил Серёжа.

— Нет.

— Гусиное?

— Опять не угадал.

— Индюшиное?

Антипка с Фимкой только покачали головой.

Серёжа наморщил лоб.

— Ну, ну! — торопил его Фимка, но Серёжа безнадёжно молчал.

Наконец он тихо сказал:

— Не знаю.

— То-то! Не знаешь! — торжествующе воскликнул Фимка. — Журавлиное это яйцо!

— Ну и что? — спросил Серёжа.

— Как — что? — удивился Антипка. — Журавлиное, понимаешь? Во всей деревне ни у кого больше нет такого яйца. Оно у нас уже пятьдесят лет лежит. Правда, дедушка?

— Правда, — кивнул дед Никанорыч. — Пять десятков, не меньше. Журавлиное яйцо, Сергей, не каждому дано увидеть.

— Почему же?

— Потому что журавли гнездятся в таких местах, куда человеку не добраться, — сказал Антипка.

— А как же вы, дедушка Никанорыч, добрались? — спросил Серёжа.

— Тут целая история, — сказал дед Никанорыч. — Был я тогда молодой и пошёл как-то осенью в дальний лес поискать подходящее дерево на лыжи. Пока искал дерево, сам не заметил, как заблудился и забрёл в болото. Два дня плутал, одну бруснику да клюкву ел… Иду я, значит, по болоту, вижу — гнездо на кочке, а в гнезде вот это яйцо. Почему оно невысиженным осталось — не знаю, только журавли к тому времени уже все на юг улетели…

— Хорошо, что улетели, — подхватил Антипка, — а то бы несдобровать тебе.

— Да-а… Говорят, что журавли страх как не любят, когда человек их гнездо находит. Налетят, только держись, — крылья у них большие, сильные: до смерти убьют. Так что находка моя, такскать, редкая. Прямо скажу, диковина. Антипке я её подарил, пусть бережёт.

— Можно мне его в руки взять? — робко спросил Серёжа.

— Возьми, — разрешил Антипка.

— Только не урони, — добавил Фимка.

Серёжа вынул яйцо из шкатулки.

— Ой, а лёгкое-то какое!

— Оно пустое: видишь, иголкой с двух сторон проколото. Чтоб не испортилось. Смотри, пятьдесят лет лежит, а какое светлое… Ну, налюбовался? Клади на место.

Серёжа положил яйцо в шкатулку, и Антипка снова убрал её на полку.

Фимка с Серёжей лежали в высокой траве. Отсюда, с этой стороны Косого оврага, им было хорошо видно и сухую ель, и шалаш, в котором на этот раз спрятались дед Никанорыч и Антипка.

У Фимки на лице было недовольное выражение. Облокотившись о землю и подперев голову ладонью, он хмуро смотрел в синее небо.

— Скорей бы уж прилетел, что ли! — сказал он. Потом тяжело вздохнул: — Эх, дали бы мне ещё разок, уж теперь бы он от меня не ушёл, лохматый!

Серёжа промолчал. Он лежал на животе и время от времени осторожно, кончиками пальцев, срывал с веточки и клал в рот крупные, сочные ягоды земляники, красневшей в густой траве.

— Гляди-ка, Фимка, сколько ягод! — сказал он. — Ешь!

Но Фимка безразлично глянул на ягоды и снова уставился в безоблачное небо.

— Может, он вчера нас заметил, вот и не летит? — предположил он.

— Не мог он вас заметить! — возразил Серёжа. — Разве только шорох слышал.

— Ну вот. Наверно, испугался.

Оба замолчали, задумались.

Вдруг Серёжа вскочил на коленки:

— Получилась!

— Чего ты орёшь? — прикрикнул на него Фимка.

— Получилась, — уже тише сказал Серёжа. — Задачка, помнишь, ты мне загадал?

Фимка посмотрел на него недоверчиво.

— Не веришь? Вот, смотри!

Обломком сучка Серёжа выкопал в земле три неглубокие ямки, старательно выскреб из них комочки земли.

— Вот у нас три банки: эта — десятилитровая, эта — семи, эта — трёх.

Он протянул руку и со стебелька пастушьей сумки сорвал десять стручков.

— Будем считать, что каждый стручок — литр молока. Все десять литров — в самой большой, десятилитровой банке. Наполним семилитровую доверху; в первой осталось три литра. Теперь доливаем в неё из трёхлитровой банки два раза по три. В десятилитровой банке у нас стало девять литров, в семилитровой — один, а трёхлитровая — пустая. Так?

— Ну так… — сдержанно ответил Фимка.

— Дальше перельём этот один литр из средней банки в маленькую, а из большой наполним среднюю. Что получается? В большой осталось два литра, в средней — семь, в маленькой — один. Так?

— Ну так…

— Теперь из средней доливаем доверху маленькую. Значит, в средней осталось пять литров. Вот и всё! Осталось только перелить из маленькой банки три литра в большую, где уже было два литра, вот и выходит, что в ней тоже стало пять литров!

— Верно, — скупо произнёс Фимка. — Да она и не трудная, эта задача. Просто сообразить надо.

— Понимаешь, — возбуждённо начал Серёжа, — я сперва подумал…

— Смотри! — перебил его Фимка. — Ястреб!

Серёжа поднял голову:

— Где?

— Да ты не туда смотришь!

Фимка подполз на коленях к Серёже, протянул руку перед самым его лицом, как бы целясь в ястреба указательным пальцем:

— Во-он, над школой сейчас летит!

— Ага, вижу!

Они отползли к ближайшей ёлке, не спуская глаз с ястреба.

— Как плавно летит, — приглушённо сказал Фимка. — Расправил крылья и не машет ими совсем. Иди ближе ко мне, — он потянул Серёжу за рукав, — вот за эти ветки.

Серёжа послушно прижался к Фимкиному плечу.

— Смотри, к ферме полетел!

— Добычу себе выглядывает.

Ястреб сделал над фермой круг, но, должно быть ничего не высмотрев, полетел к сухой ели.

— Давай-давай! — зашептал Фимка. — Давай садись! Там тебя давно уже ждут.

Серёжа напряжённо следил за ястребом.

— Сел!

— Чего он там тянет! — нетерпеливо воскликнул Фимка.

— Пусть прицелится как следует.

— Целый час целится. Опять улетит!

Раздался выстрел.

Серёжа с Фимкой выскочили из-под ёлки.

Ястреб, тяжело махая крыльями, летел прямо на них, с каждым взмахом крыла опускаясь всё ниже и ниже.

— Попал! — не своими голосами завопили ребята. — Ранил!

Ястреб, не перелетев оврага, свалился на землю возле изгороди.

Фимка с Серёжей побежали к нему. По другому склону, размахивая ружьём, мчался Антипка и кричал срывающимся голосом:

— Держите ястреба! Хватайте его скорее! Он раненый!

Не добежав до ястреба нескольких шагов, все трое остановились.

Легко сказать — «хватайте»! Как его схватишь — вон он какой страшный, взъерошенный. Того гляди, вцепится когтями.

Лапы у него, видать, сильные — толстые, лохматые, как будто поросшие мхом.

— Эх, жалко, ещё одного патрона нет! — воскликнул Антипка, но тут же осекся.

Ещё несколько минут назад этот ястреб вольно и гордо парил высоко в небе, вызывая страх у птиц и ненависть у людей. А сейчас он, концом крыла касаясь земли, беспомощно прижался к нижним жердям изгороди, вздрагивает всем телом, затравленно крутит головой.

— Знаете что, давайте возьмём его живым, — предложил Антипка. — Пусть живёт в клетке.