— Ох, такой властный.
Его дыхание теплое и пахнет мятой, что неудивительно после всех жевательных резинок, которые он сжевал, чтобы избавиться от неприятного привкуса кофе.
— Ты даже не представляешь, каким властным я буду с тобой позже, — шепчет Тео.
Нервная дрожь пробегает у меня по спине от этого; мы так долго обходили секс стороной, что думаю, что сойду с ума, если мне придется ждать еще дольше. Мы оба дразнили друг друга, но сейчас подходим к тому моменту, когда остановиться, пока все не зашло слишком далеко, совсем не просто.
Тео касается кончика моего носа своим.
— Не двигайся.
Я стою очень, очень тихо, все еще закрыв глаза руками в варежках, пока Тео шутит и обменивается мнениями с продавцом магазина.
— Хочу снежный шар! — кричу я.
— Я принесу тебе чертов снежный шар, — игриво рычит Тео.
Минуту спустя он возвращается — я чувствую его присутствие, мое тело так хорошо его ощущает — и Тео тянет меня за рукав пальто, отводя мои руки от глаз.
— Вот, — говорит он.
Стеклянный шар в его руках немного больше обычного снежного шара. Внутри находится миниатюрная версия манхэттенского горизонта, усыпанная крошечными белыми крапинками. Там кружится еще больше искусственного снега, имитируя воздух, который окружает нас сейчас. А еще вспыхивают серебряные и золотые блестки. Это прекрасно — город, наполненный волшебством и чудесами.
— Мне нравится. Напоминает о Рождестве. Я обычно сидела у окна и смотрела, как идет снег, и мечтала о том, как ты появишься из ниоткуда, чтобы удивить меня.
— Сталкер.
Я хлопаю его по руке.
— Что это там? — я пытаюсь постучать по стеклу, но не могу в этих проклятых перчатках.
— Где?
— Сундук пирата. — Там, у подножия мини Эмпайр-стейт-билдинг, есть маленький пиратский сундук.
— Это маленький сейф. Посмотри на дно. Можно положить туда крошечный подарок или записку.
Я таращусь на него, широко раскрыв глаза и разинув рот.
— Ты что-то туда положил?
— Да.
— И что внутри?
— Секрет, — говорит он. — Не открывай пока. Ты должна пообещать мне, что не будешь…
— Боже мой, ты серьезно? Я умру от любопытства. Ты не собираешься мне сказать, что там внутри?
Глаза Тео словно расплавленный шоколад и мед. Они искрятся весельем, когда парень растягивает губы в извиняющейся улыбке и медленно качает головой.
— Терпение, малышка. Пообещай мне.
— Ух. Отлично. Обещаю.
Когда возвращаемся в «Браунстоун», я снова проверяю время. Без семи минут два.
Тео хватает меня сзади, заставляя вскрикнуть, когда поднимает меня на нижнюю ступеньку.
— Ладно, хватит уже. Плохая девочка. Скажи мне, что с часами, или я тебя укушу.
— Где ты собираешься меня укусить?
— За задницу, — говорит он. — Сильно.
— Хорошо, хорошо, прекрасно! Боже! У меня есть для тебя подарок! Он должен был прибыть сюда вчера, но из-за снега… — мое сердце застряло у меня в горле. Я нервничала из-за этого всю неделю. С тех пор как у меня появились деньги, оставленные мне родителями, я хотела купить этот подарок для Тео, но для этого нам пришлось приехать в Нью-Йорк, чтобы забрать его. Я все ждала и ждала…
Тео подозрительно косится на меня.
— Там что-то есть? Для меня?
— Да.
— Как он туда попал?
— Я дала кое-кому ключ.
Он пытается не улыбаться.
— Это было невероятно рискованно. Что это?
— Ну, не думаю, что мне стоит говорить тебе сейчас, учитывая тот факт, что ты скрываешь от меня свои маленькие секреты, — говорю я, размахивая снежным шаром перед его лицом.
Тео корчит гримасу, затем поворачивается и мчится вверх по лестнице. К тому времени как я догоняю его, парень уже отпирает дверь и протискивается внутрь.
— Где это?
— В гостиной… Тео, подожди! — Боже, он такой ребенок. Я скидываю свои зимние ботинки в коридоре, прежде чем броситься за ним.
В гостиной Тео стоит неподвижно, уставившись на черный футляр для инструмента, лежащий на толстом плюшевом ковре. На лицевой стороне корпуса красивым золотым шрифтом изящно выведено имя «Чарльз Руфино».
— Ты издеваешься надо мной, — шепчет Тео.
Я вдруг становлюсь очень, очень застенчивой.
— Если тебе не нравится…
Снежинки тают на кончиках волос Тео, превращая его волны в локоны. Парень опускается на колени, пальцы слегка дрожат, когда расстегивает защелки на футляре и осторожно поднимает крышку.
Виолончель внутри потрясающая.
Это инструмент мечты Тео.
— Это индивидуальный заказ, — выдыхает он, протягивая руку; его пальцы зависают в дюйме над грифом инструмента, как будто он боится даже прикоснуться к нему.
Дерево настолько темное, что граничит с черным; в тигровую полоску и отполированное до блеска, это необычная вещь. Инструмент даже у меня вызывает желание протянуть руку и заставить его звучать.
— Это… — шепчет Тео, недоверчиво качая головой. — Это виолончель стоимостью тридцать тысяч долларов, Соррелл.
Это не так. Ладно, тридцать четыре тысячи долларов, но я не хочу, чтобы он это знал.
— Все в порядке? — с тревогой спрашиваю я.
В глазах Тео стоят слезы, когда он встает. Парень просто смотрит на виолончель. Смотрит и смотрит.
— Если тебе не нравится, я всегда могу…
— Я так люблю тебя, — шепчет он.
— Что?
— Я сказал, что подожду, пока ты не будешь готова к тому, чтобы я полюбил тебя, малышка. Я пытался остановить себя, и мне стыдно за то, как сильно я потерпел неудачу, — Тео смотрит на меня, и это написано на его лице — чистая, абсолютная, всепоглощающая любовь. Это выражение я уже много раз видела на его лице, но он больше не пытается его скрывать. Шагнув вперед, Тео обхватывает мое лицо ладонями. — Скажи мне, что ты тоже любишь меня, и я клянусь, что сделаю тебя чертовски счастливой, — говорит он.
Это даже не вопрос. Я тысячу раз представляла, как скажу ему, что влюблена в него, но всегда пугалась этого признания. Боялась, что это прозвучит глупо, или я испорчу момент, когда попытаюсь произнести слова, запинаясь. Но сейчас слова даются легко, просто потому, что они правдивы.
— Я люблю тебя, — шепчу я.
Парень закрывает глаза.
— Скажи мне, что любишь меня, и я буду поклоняться тебе каждый день до конца твоей жизни.
— Я люблю тебя.
— Скажи мне, что любишь меня, и мы будем принадлежать друг другу вечно.
— Я люблю тебя.
— Скажи мне, что любишь меня… — он прижимается своим лбом к моему, запуская пальцы в мои волосы, — …и мы никогда не оставим друг друга.
— Я люблю тебя, Теодор Уильям Мерчант. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
Я помню.
Помню, хотя даже еще не открыла глаза.
Так много всего — образы, события, чувства — разложено веером у меня под рукой, как карточки в картотеке. Я пролистываю их, перескакивая от одного к другому и крошечные фрагменты моего прошлого встают на свои места. Моя мама — она была такой красивой! — приветствовала меня из школы, присев на корточки, чтобы обнять меня. Мой отец, поющий мне с переднего сиденья машины. Гораздо меньшая, гораздо более неуклюжая версия Тео, делящаяся своими конфетами, смеющаяся надо мной, когда я упала со скейтборда, и злящаяся на меня, когда я впервые победила его в «Марио Карт».
Похороны моих родителей.
Тео, сидящий в конце класса, в мой первый день в «Туссене». Как от его вида у меня перехватило дыхание. Как мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
Тео, целующий меня в коридоре дома Кирана Дэвиса.
Тео тайком затаскивающий меня в свою спальню поздно ночью. Мы, пожирающие друг друга, делящиеся горячим дыханием, заставляющие друг друга кончить в первый раз.
Так много радости и так много боли, требуют, чтобы их почувствовали все сразу. Это почти невыносимо.
Снова и снова повторяется моя поездка в Нью-Йорк с Тео, пробиваясь между этими моментами других времен и мест, требуя, чтобы их увидели. То время, которое мы с ним разделили в «Браунстоун», было краеугольным камнем; так много всего изменилось с того момента, когда Тео впервые официально сказал мне, что влюблен в меня, и я ответила взаимностью. Это была наша точка невозврата. Мы дали обещания, которые навсегда привязали нас друг к другу, но стоили нам очень дорого в процессе.
