— Да, хорошо, — я слегка улыбаюсь ей. — Последние пару лет покупка одежды не была очень важным приоритетом в моем списке дел.

Вспышка чего-то похожего на чувство вины пробегает по ее лицу. Ее улыбка немного тускнеет.

— Полагаю, что нет. Ты болтался в отделении интенсивной терапии и бегал за девушкой, страдающей амнезией с множественным расстройством личности, не так ли?

Ах, черт. Я такой засранец. Я не хотел портить ей хорошее настроение. И, конечно, не хотел, чтобы она почувствовала себя плохо.

— У тебя нет никакого множественного расстройства личности, малышка. И буквально не было места на Земле, где бы я предпочел оказаться. И в любом случае, я просто использовал это дерьмо как предлог, чтобы не ходить по магазинам.

Девушка слегка посмеивается, ее улыбка возвращается.

— Ты так сильно это ненавидишь, да?

— Очень. Это, блять, самое худшее. Но я купил эти вещи в интернете, так что…

— Я польщена, что ты пошел на все, чтобы хорошо выглядеть для меня.

— Так и должно быть, — говорю я, покусывая ее нижнюю губу. — Ты… и… должна… быть… польщена…

Скольжу руками по ее телу, обхватывая ее сиськи поверх топа, и этот огонь снова разгорается. Мой член уже чертовски тверд. Когда ее дыхание учащается, грудь поднимается, спина выгибается, тело прижимается ко мне, я не могу сдержать стон, который срывается с моих губ. Я хочу ее так чертовски сильно. Боже, чего бы я только не отдал, чтобы просто раздеть ее догола и уткнуться лицом между ее обнаженных грудей. На этот раз я бы сделал так, чтобы это длилось целую вечность. Я бы сделал ее скользкой от пота, умоляющей о еще одном оргазме быстрее, чем можно сказать…

— Черт, мы должны идти прямо сейчас, или я серьезно трахну тебя прямо сейчас, — я качаю головой, отступая от нее.

Зрачки Соррелл расширились, щеки раскраснелись. Судя по выражению ее лица, она просто представила себе все то грязное дерьмо, которым мы могли бы заняться, если бы позволили этому огню разгораться между нами немного ярче. Девушка смеется, и этот звук заставляет мою грудь болеть от радости. Ее взгляд путешествует по моему телу, останавливаясь чуть ниже пояса.

— Тебе лучше надеяться, что твой стояк уляжется к тому времени, как мы доберемся до города, или на тебя будут странно смотреть, детка.

Детка.

Это банальное выражение привязанности, от которого у меня раньше мурашки побежали бы по коже, а зубы заскрежетали бы друг о друга, но мне нравилось, когда Соррелл называла меня так. Это первый раз, когда она назвала меня деткой после несчастного случая, и звук этого слова на ее губах вызывает комок у меня в горле.

— Прости. Это было… это было глупо, да? — Тревога затуманивает ее глаза. — Не знаю, почему я это сказала. Это просто… вырвалось

— Нет. Это не было глупо. Это… ты так всегда меня называла, — медленно говорю я ей. — Раньше.

Я не могу сказать, радует ли ее это или выводит из себя. Соррелл просто кивает, беря меня за руку.

— Тогда ладно. Пойдем, детка. Я чертовски проголодалась.

СОРРЕЛЛ

На улице очень холодно. Над головой море звезд вздымается над нами в бархатно-черном пространстве, далекие точечки света, которые я замечаю впервые с тех пор, как прибыла в «Туссен». Ночь близка и плотна, как саван. Она давит со всех сторон, цепляясь за нас, пока мы спускаемся к парковке.

Да, именно так.

Здесь есть чертова парковка. Она почти в полумиле от академии, расположена на другой стороне холма за школьным спортзалом. С введением карантина и отменой пропусков на выходные никому из учеников «Туссена» не разрешалось туда ходить. Это чудо, что никто никогда не упоминал о ней вскользь, но… с другой стороны, зачем им это делать? Честно говоря, я чувствую себя глупо, когда впервые вижу ее.

Вниз по травянистому склону, ведущему от холма, небольшая стоянка сейчас наполовину пуста, поскольку половина выпускного класса либо в Сиэтле, либо в Самнере, хотя на многочисленных пронумерованных местах все еще стоит много машин. Если бы я знала об этом, то, вероятно, угнала бы машину, чтобы сбежать несколько недель назад. Я бы смогла запустить двигатель одной из старых моделей и сбежала, как только смогла. Только я, наверное, не смогла бы завести машину без ключа. Я просто подумала, что смогу.

Тео молчит, пока везет нас в город. Тем не менее, тишина приятная, и я наслаждаюсь ею, пока мы пробираемся сквозь темноту, петляя к неизвестному месту назначения, которое Тео захотел сохранить в секрете. Часть меня разочарована, когда мы плывем прямо по освещенной главной улице, направляясь к самой окраине Самнера.

Заезжая на парковку крошечного ресторанчика, я ухмыляюсь, когда вижу название заведения: «Голден Палас».

— Китайская еда? Моя любимая!

Паркуя машину, сосредоточившись на зеркале заднего вида, Тео бросает на меня робкий косой взгляд, и осознание поражает меня, как удар молнии.

— Ух. Ты уже знал это, не так ли? — выдыхаю я.

— Возможно, — признается он. — Место может показаться немного убогим, но еда здесь потрясающая.

— Мы были здесь раньше? — Это кажется глупым вопросом. Судя по всему, Самнер не очень большой город, и здесь не может быть много ресторанов. Должно быть, мы ели здесь до несчастного случая. Но по какой-то причине я хочу это знать. Для уверенности.

— Да, — подтверждает Тео.

— И мне понравилось?

Тео глушит двигатель машины и дьявольски ухмыляется.

— Почему бы нам не пойти и не выяснить?

Я не могу дождаться. Тео выпрыгивает из машины и обегает ее, спеша открыть мне дверь. Эта его джентльменская сторона очень далека от того парня, которого я впервые встретила в «Туссене». Он ухмыляется мне, более красивый, чем когда-либо, но выражение его лица резко меняется, когда я вылезаю из «Мустанга». Боль мелькает на его лице. Я поворачиваясь к нему. Парень встряхивает рукой, морщась.

— Боже мой, с тобой все в порядке?

— Да, иногда такое случается. Просто спазмы. Повреждение нервов провоцируется холодом.

— У тебя повреждены нервы?

— Ох. Да, вроде того. Я могу делать большинство вещей, и это меня не беспокоит, но игре сильно вредит. Пластырь немного помогает, кончики пальцев горят немного меньше. Выглядит безумно, но… вау. Ты как? С тобой все в порядке?

— Ты больше не сможешь быть концертным виолончелистом. — Лани сказала мне это в тот день на траве, когда я спросила ее о том, почему Тео всегда один. Я помню, что была очень расстроена и чувствовала себя неловко из-за ее комментария. Теперь я понимаю почему.

Тео выглядит немного смущенным.

— Нет, не смогу.

— Из-за меня.

Парень обнимает меня за плечи, притягивая к себе. Захлопнув дверь со стороны пассажира, он целует меня в макушку.

— Это был несчастный случай, малышка. Несчастные случаи происходят с людьми по всему миру постоянно. Ты разбила машину не потому, что была пьяна, или устала, или… — пожимает плечами Тео. — Это не твоя вина. Я разбил то окно, потому что мне нужно было вытащить тебя из всего этого искореженного металла. Я бы сделал это снова, и снова, и снова…

— Вся твоя карьера…

Тео берет меня за подбородок, заставляя посмотреть на него. Выражение его лица самое серьезное, какое я когда-либо видела.

— Вместо этого я собираюсь стать врачом, — говорит он. — Твой несчастный случай сделал меня одержимым человеческим мозгом. Для меня это очень интересно. Я хочу исследовать виды травм головы и выяснить, как помочь их исправить. Хоть я и не смогу оперировать, но я рад, что у меня впереди совершенно новый карьерный путь. Тот, который я нахожу чертовски интересным. Так что нет, я не буду концертным виолончелистом. Но я все равно буду играть для себя и для тебя, потому что мне это нравится. К тому же моя мама гораздо счастливее, что у меня будет работа, на которой платят в восемь раз больше, чем я когда-либо зарабатывал бы музыкой, и она может всем рассказывать, что ее сын собирается стать врачом, так что все складывается к лучшему.