Я знаю, почему она такая нервная. Тео перестал играть, когда я выбежала из зала, и с тех пор как она ушла со мной, бог знает, сколько студентов проигнорировали ее предупреждение и убрались оттуда, пока могли. Держу пари, Себастьян украл «Супер каб» Джереми и сейчас на полпути к Сиэтлу.

— Я в порядке, честно. Просто иногда у меня бывают очень сильные судороги во время месячных. Они могут вызвать рвоту, если я не приму что-нибудь достаточно быстро.

Директор Форд сочувственно смотрит на меня, кивая.

— Тогда ложись в постель и отдохни. Если завтра все еще будет плохо, первым делом зайди в кабинет медсестры. Уверена, что там найдется что-нибудь, чтобы облегчить судороги.

— Сначала я собираюсь быстро принять душ. Кажется, у меня блевотина в волосах, — смущенно говорю я.

— Звучит как хорошая идея. Хорошо, Соррелл. Мне придется оставить тебя. Если не вернусь к толпе, которую оставила в зале, это место погрузится в настоящий хаос.

Женщина уходит.

Пока моюсь в душе, до меня доносятся звуки из соседних комнат, когда другие девушки вернулись: открывающиеся и закрывающиеся двери; приглушенные разговоры; смех. Я не тороплюсь, заставляя себя стоять под струей мучительно горячей воды, ожидая, что наконец-то почувствую себя чистой, но это чувство не приходит. Я счищаю один слой кожи за другим, пока не становлюсь свекольно-красной, но приторное, отвратительное ощущение того, что я грязная, не проходит.

В конце концов вода становится холодной, и я выхожу.

Чищу зубы четыре раза, решив хотя бы избавиться от отвратительного привкуса во рту. Из коридора больше не доносится никаких звуков — должно быть, все девочки уже в своих кроватях. Открыв дверь в ванную, испуганно вскрикиваю, когда вижу, что у меня посетитель.

Тео Мерчант удобно устроился на моей кровати, прислонившись спиной к изголовью. По крайней мере, он снял обувь. Его ноги скрещены в лодыжках, руки сложены на животе. Когда парень видит меня, то хватает что-то, лежащее на кровати рядом с ним, и протягивает это мне: грелку.

— Ты, должно быть, издеваешься надо мной.

Парень пожимает плечами.

— Я слышал, что грелки хороши при менструальных спазмах, — Тео говорит это аргументированно, как будто думает, что я возражаю против дурацкой грелки, а не против того факта, что он находится в моей гребаной спальне.

— У тебя стальные нервы, — рычу я.

Невозмутимо он кладет грелку на стол и начинает ковырять ногти.

— Осторожно. Лучше положи эту одежду на пол. Выглядит так, словно ты вот-вот потеряешь полотенце.

Я разочарованно рычу, бросая свою одежду на стул за дверью. Убедившись, что мое полотенце не упадет, пересекаю комнату и шлепаю его по ногам, обнажая зубы.

— Ты не имеешь права находиться здесь. И должен уйти. Сейчас же.

Парень смотрит на меня с отсутствующим выражением лица, и я вижу все, что скрывали его волосы, пока он был там, наверху, играя на этой сцене: сложный золотисто-янтарно-шоколадный оттенок его глаз; высокие скулы; царственная линия его носа; острый изгиб лука купидона, и полнота его губ. В отличие от вчерашнего дня, парень не чисто выбрит. Его подбородок потемнел от начинающейся щетины.

— Уверена, что хочешь, чтобы я ушел? — категорично спрашивает он. — Разве это не то, чего ты хотела?

Жар поднимается к задней стенке моего горла.

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

— Мы оба знаем, почему тебя послали сюда. Итак, разве то, что я здесь, один, в твоей комнате, не прекрасная возможность покончить со мной?

Так. Чертовски. Обыденно. Похоже, парня не смущает тот факт, что меня послали сюда, чтобы причинить ему вред.

— Знаешь. На самом деле это довольно оскорбительно, что ты пришел сюда, учитывая тот факт, что знаешь, что я хочу твоей смерти. Если не считаешь меня угрозой, тогда тебе действительно следует пересмотреть свою тактику, потому что…

— Ты вполне способна причинить мне боль. Бла-бла-бла. Я знаю, знаю, — закатывает глаза Тео. — А также знаю, что ты не собираешься причинять мне боль в своей собственной гребаной спальне. Это выглядело бы немного подозрительно, не так ли?

Он снова устраивается на моих подушках, немного поерзав, чтобы устроиться поудобнее.

— Чего. Ты. Хочешь? — Требуется колоссальное усилие, чтобы задать вопрос без крика.

— Я принес твое барахло, — указывает Тео мне за спину, где моя сумка и мой мобильный телефон лежат на столе.

Ах, черт. В спешке покидая актовый зал, я совсем забыла о своей сумке и телефоне. И даже не задумывалась об этом… до сих пор.

— Не за что, — говорит Тео.

— Я не благодарила тебя. Ты вернул мне мои вещи. Теперь можешь уходить. Как… — я недоверчиво смотрю на него. — Как ты вообще сюда попал?

Парень снова смотрит на свои руки, рассеянно ковыряя ноготь своего большого пальца.

— Они не запирают нас на ночь, Восс. Я вышел из своей комнаты, спустился по лестнице… — надувает губы Тео, как будто остальное очевидно.

— Отлично. Что ж… если не возражаешь, мне нужно переодеться ко сну. И нет, прежде чем ты даже подумаешь об этом, я не буду переодеваться у тебя на глазах.

Его глаза словно светятся янтарным светом, когда парень смотрит на меня.

— И почему я должен хотеть, чтобы ты переодевалась у меня на глазах?

У меня нет слов. Я оглядываю комнату, пытаясь найти что-нибудь, чтобы бросить в него, и хватаю первую вещь, которая может причинить боль — снежный шар, который Гейнор дала мне, чтобы дополнить мою предысторию. Внутри увесистого глобуса зимний пейзаж Нью-Йорка заслоняется крошечными белыми хлопьями, когда я хватаю его с комода и поднимаю над головой.

Глаза Тео округляются.

— Боже. Ты очень быстро выбираешь насилие, не так ли, Восс?

Стискиваю челюсть.

— Ты даже не представляешь.

— Значит, собираешься бросить в меня эту штуку? — Парень не двигается. Не вздрагивает. Если бы у него была хоть капля здравого смысла, он бы уже встал на ноги и был на полпути к двери.

— Да. Брошу. На счет «пять».

Ярость пробегает по моему позвоночнику, когда он снова смотрит на свой ноготь.

— Один…

— Переоденься в своей гардеробной, — командует он.

— Какого черта мне переодеваться в гардеробной? Я серьезно, Тео. Два!

Ублюдок ухмыляется.

— Три!

Ничего.

— Четыре! Клянусь Богом, Тео. Я швырну эту штуку прямо в тебя, и у меня отличный прицел. Хочешь заработать себе гребаную травму головы?

Кажется, это делает свое дело. Устало вздыхая, парень снова встречается со мной взглядом и медленно перемещается к краю кровати.

— Я определенно этого не хочу. Травма головы — это самое страшное.

Сердито смотрю на него, когда парень встает и пересекает комнату. Я, должно быть, выгляжу нелепо, цепляясь одной рукой за полотенце, а в другой держа снежный шар над головой, готовая запустить его. Впрочем, мне все равно, смеется он надо мной или нет; я буду готова причинить ему боль, если парень хотя бы косо посмотрит на меня.

Что он и делает.

Остановившись, тело повернуто к двери, голова опущена, Тео смотрит на меня краем глаза, и мне кажется, что чертов мир останавливается.

— Ты когда-нибудь была в Нью-Йорке? — спрашивает он, указывая подбородком на снежный шар.

— Что?

— Это простой вопрос. Ты когда-нибудь была в Нью-Йорке?

— Зачем мне снежный шар Нью-Йорка, если бы не была? — огрызаюсь я.

Уголки его губ опускаются вниз.

— Ну, не знаю. Люди коллекционируют такие вещи. Или дарят их в качестве подарков. Где твое любимое место в мире?

— Что? Совершенно неуместный вопрос прямо сейчас, учитывая положение, в котором мы оказались.

Его плечи сдвигаются, немного наклоняясь ко мне. Однако его голова все еще опущена, как будто парень не хочет повернуться и посмотреть мне в лицо должным образом.

— Да, мы могли бы занять более удобную позицию.

— Это что, намек? — усмехаюсь я. — Ты действительно думаешь, что это умно приходить сюда и пытаться флиртовать со мной после того, что произошло прошлой ночью?