Карла, Оливия и Спенсер.

Уэс и Карла.

Кристина, Дэнни и Карла — день рождения Кристины.

Ахмед — свидание.

Карла.

Карла.

Карла.

Все имена меняются, кроме имени Карлы. Карла, моя вымышленная лучшая подруга, которая, по мнению Рут и Гейнор, умерла в прошлом году, как и Рейчел. Не знаю, почему они это сделали. Почему в этом сфабрикованном маленьком мире, который они создали для меня, у меня должны были отнять даже моего фиктивного лучшего друга. Это кажется несправедливым. Я никогда не выказывала недовольства тому, что мне выпало в жизни. Мое детство. Побег из приемной семьи при первой же возможности. Жизнь на улице. Вышибание из меня всего этого «любовь до гроба» дерьма, когда я впервые присоединилась к «Фалькон-хаус». Я никогда ни на что из этого не жаловалась. Жизнь чертовски трудна; ты настраиваешь себя на серьезное разочарование, если ожидаешь чего-то другого. Но почему я должна страдать даже в своей фальшивой жизни? Рут и Гейнор послали меня сюда, чтобы выполнить задание, и для этого я должна стать кем-то другим. Было бы так плохо позволить этому «кому-то другому» быть счастливым? Быть родом из счастливого места? Прожить счастливую жизнь и иметь счастливые вещи, которых можно ожидать после окончания выпускного класса? Какой от этого был бы вред?

Как будто Рут хочет, чтобы я страдала. Она никогда не любила нянчиться…

Бах! Бах! Бах!

Я роняю фотографию, которую держу в руках — мое лицо, прифотошопленное к телу девушки, которую обнимают двое смеющихся друзей, — и чуть не выпрыгиваю из кожи, услышав громкий стук в дверь моей спальни.

«Что за фигня…»

— Давай, Новенькая! Мы должны идти!

Маленькие дорожные часы, которые мне купила Гейнор, мигают мне с подоконника; уже десять тридцать. Комендантский час начинался в девять. Сейчас все должны быть в своих комнатах, заниматься или спать. Никто ни в коем случае не должен быть в коридорах, стучать в двери спален и орать во всю глотку.

Бах! Бах!

— Давай, открывай! Мы потеряем наше окно!

— Черт, Мэл, просто оставь ее, — шипит другой голос. — Какое это имеет значение?

— Это важно, потому что мы ждали этого три года, — огрызается другая девушка. — Мы теперь старшеклассники. И должны сделать это один раз. И ты знаешь правила. Все должны пойти.

Они далеко не тихие. Их голоса, вероятно, можно услышать двумя этажами ниже. Я открываю дверь спальни, уставившись на группу девушек по другую ее сторону. Никто из них не одет для сна. Однако их наряды, безусловно, сбивают с толку. Платья и короткие юбки. Топы с глубоким вырезом и бюстгальтеры пуш-ап. Целая чертова куча косметики на лицах. Но также толстые теплые куртки и меховые замшевые сапоги на толстой резиновой подошве. Они выглядят так, будто собираются в клуб, но им придется ориентироваться в субарктических условиях, чтобы добраться туда.

Девушка в начале группы с волнистыми каштановыми волосами до плеч и ярко-синими тенями для век протягивает мне руку, улыбаясь немного безумно.

— Привет, я Мэл. А ты?..

Я пожимаю ее руку, приподнимая бровь, глядя на эту разношерстную команду.

— Соррелл.

— Соррелл? Ох, какое красивое имя. Хорошо, Соррелл. Приятно познакомиться. Нам нужно, чтобы ты оделась и была готова примерно через шестьдесят секунд. Мы торопимся и забыли, что на нашем этаже есть еще один новорожденный.

— Новорожденный?

Мэл отмахивается от меня, протискиваясь мимо меня в мою комнату. Вау. Она… она действительно просто чувствует себя как дома? Открыв дверцу моего шкафа, девушка начинает перебирать одежду, которую я только что повесила туда, морща нос на каждую вещь одну за другой.

— Новорожденные — это новые ученики. Извини, думаю, это не очень дружелюбно — называть тебя так. Но это традиция. Джесс?

Одна из других девушек (которые до сих пор почтительно стояли в дверях) делает шаг вперед. Она очень невысокая и стройная. Худая как щепка. Ее темные волосы подстрижены «под пикси», а нос-кнопка слегка вздернут на конце. Девушка выглядит так, будто ее должны звать Тинкербелл.

— Сделай мне одолжение и сбегай обратно в мою комнату, хорошо? — просит ее Мэл. — Фиолетовое платье, которое я примерила первым, все еще лежит на моей кровати. Не могла бы ты принести его для меня? И плойку в ванной тоже, пожалуйста.

Джесс улыбается, выглядя взволнованной тем, что ей поручили эту работу. Она убегает, топая ботинками по коридору, а я поворачиваюсь обратно к Мэл, которая теперь наполовину погрузилась в мой шкаф, вскидывая руки в воздух.

— Что ж, я тоже рада с тобой познакомиться, но какого хрена ты делаешь, Мэл?

Она смеется.

— Это «Первая ночь», тупица. — «Тупица» из ее уст звучит, как ласковое обращение.

— И я должна знать, что именно это такое?

— Начало выпускного класса. «Первая ночь» — самая легендарная вечеринка выпускного года.

— Кроме «Последней ночи», — встревает другая девушка.

Мэл корчит ей рожу через мое плечо.

— Ну, конечно, «Последняя ночь» — это грандиозная вечеринка, Ноэлани. Это же последняя гребаная ночь.

Я качаю головой, безуспешно пытаясь избавиться от звуков последовавшей перебранки.

— Вау, вау, вау. Мне жаль. Уже очень поздно, и я… я никого из вас не знаю. И не собираюсь ни на какую вечеринку.

— Ты должна, — спокойно говорит Мэл. В ее голосе нет угрозы или злобы; она говорит это так, будто это просто очевидно.

— Мне жаль, но…

— Если не пойдешь, то будешь посторонней. Изгоем. Тем, кто считает себя… — она склоняет голову набок, в уголках ее рта появляется легкая улыбка, — …слишком хорошей для всех нас. Считаешь, что ты лучше других учеников в этой школе, Соррелл?

Я посторонняя. И не пробуду здесь достаточно долго, чтобы изменить это, даже если пойду на какую-то дурацкую вечеринку. Считаю ли я себя лучше их? Есть много причин, почему я могла бы это сделать: мое безумно трудное детство. Тот факт, что мне приходилось работать ради каждого преимущества, которое я когда-либо имела в этой жизни. Тот факт, что все, о чем им когда-либо приходилось беспокоиться, это о том, откуда возьмется их следующее дизайнерское платье….

Нет. Ничто из этого не заставляет меня чувствовать, что я лучше их. Честно говоря, это только заставляет меня завидовать им. Слабо улыбнувшись ей, я качаю головой.

— Тогда хорошо, — отвечает Мэл. — Тогда нам нужно подготовить тебя.

— Послушай, я уверена, что все поймут. Я устала, и едва распаковала вещи, и…

Мэл выпрямляется, скрещивая руки на груди.

— Они не поймут. Они элитарные придурки с огромным эго и очень долгой памятью, в отличие от некоторых людей, которых я знаю.

Девушка смеется над этим, как будто это самая смешная вещь, которую она когда-либо слышала.

— Если ты не пойдешь, то отделишь себя от остальных. Как только ты окажешься снаружи, обратно уже не попасть. Никаких общественных клубов. Никаких свиданий, — подчеркивает она. — Совсем никаких. Любого парня, застигнутого на свидании с посторонней, автоматически исключают из футбольной команды. Команды по лакроссу. В какой бы команде они ни были… — она делает движение руками. — Их вышвырнут в любом случае. Выгонят из их углубленных проектов. Из школьных кружков. Все их друзья отвернутся от них. Это судьба хуже смерти.

— Это самое тупое дерьмо, которое я когда-либо слышала. Учителя бы этого не допустили.

— Ха! — Мэл откидывает голову назад и смеется. Похоже, она реально позабавлена моим комментарием. — Ах, черт. Конечно. У тебя все еще сложилось впечатление, что здесь заправляют учителя. Мне неприятно огорчать тебя, детка, но здесь, в «Туссене», это не так.

— Тогда кто же управляет?

Она по-волчьи ухмыляется мне, и я понимаю, что только что попала прямо в ее ловушку.

— Тот, кто выиграет голосование на сегодняшней вечеринке, — говорит Мэл. — Один парень. Одна девушка. Вместе они будут решать, как мы будем жить в течение следующего года. Итак. Сейчас ты бы не хотела этого пропустить, не так ли?