Надо мной склонилась фигура с руками, испачканными в крови, и холодным взглядом хищника.

Я открыла глаза, и кошмар тут же исчез. Меня била дрожь, голая спина взмокла от холодного пота. Что это было за видение?

Сайлас повернулся во сне и потянулся ко мне. Я смотрела на его тело под одеялом и мечтала о том, что могла бы вырвать этот кусочек уютной реальности, свернуть, как листочек из блокнота, и остаться в нем навсегда.

Но это было невозможно. Я осторожно оделась, натянула ботинки и вышла из комнаты.

Зал встретил меня тишиной. Снаружи было темно, но я чувствовала, что ночь уже отступает и скоро утро. Я открыла дверь черного хода, и внутрь ворвался ветер, обдав холодом мои голые лодыжки. Будто стая собак, которые нетерпеливо ждали, пока хозяин им откроет. Что выгнало меня из теплой кровати?

— Что ж, значит, все так, как я и думала.

Голос донесся откуда-то из темноты, шелестящий, как ветер. На скамье в углу зала, опершись на стену, курила Гри Эстерхази.

Я не удивилась. Будто знала, что она здесь.

Я не застегнула рубашку, и оранжевый огонек сигареты осветил шрамы на шее.

— О чем ты?

— Ты меченая.

Капля пота спустилась по позвоночнику.

— Меченая.

— Ими.

Я не решалась пошевелиться.

— Ифами?

В свете сигареты я увидела ее кривую улыбку.

— Так ты их называешь? Может, и так, но не совсем. Но не мне говорить тебе, что эта метка вырезана человеческими руками. Хотя не все готовы называть их людьми, конечно.

— Ловцы? — В неровном свете блеснул один темный глаз Гри. — Но зачем?

— Потому что они знают, что ты принадлежишь им.

— А ты? Ты тоже их чувствуешь?

Голос Эстерхази звучал, как шорох песка о жестяную крышу.

— Помнишь, Чу сказала, что я была одной из первых на Фактусе? — Она устроилась поудобнее, деревянная скамья скрипнула. — Как только я поставила ногу на песок, я ощутила их. Мы все почувствовали их присутствие — инженеры, солдаты, каторжники. Неважно, что люди говорили потом. Мы сразу знали, что мы не одни на этой луне. Что здесь есть что-то еще.

Я застыла. Гри словно прочла мои мысли, которые я в страхе гнала от себя.

— Невозможно описать это ощущение, — продолжала она. — Когда получаешь доказательство, что мы не единственные, кто населяет эту галактику, что есть еще кто-то, а тебя все игнорируют. Командование Согласия нам не поверило, не поверили бонзы из Бюро по заселению. Никто не поверил. Они списали все на кислородное голодание, недостаток витаминов, массовую истерию, атмосферные явления. Но они были далеко, в своих сияющих станциях, или в кабинетах на Проспере. Они здесь никогда не бывали.

Женщина задумчиво покачала головой.

— Видишь ли, пока мы жили на Земле, их было слишком мало по сравнению с нами, мы просто их не чувствовали. Но здесь, — она показала пальцем на запад, в сторону Кромки, где известная часть системы встречалась с пустотой, — здесь они родились, здесь место, где они сильнее. Мы тогда были словно стадо овец, которые забрели в волчье логово. Они просто не могли остановиться. Они набросились на нас и стали рвать на куски, и в первые годы все, что могло сломаться, ломалось. Множество людей погибло, еще больше, сойдя с ума от страха, разбежалось по Пустошам, — Гри помолчала, задумавшись. — Так началась наша история.

— Ваша? — Я обомлела от ужаса.

Она кивнула.

— Нас собрали в поисково-спасательный отряд. Все бывшие заключенные, наша жизнь не стоила и гроша. Нам поставили задачу искать пропавших рабочих и возвращать их обратно. Только вот оказалось, что их следы ведут за Кромку, а те, кто последовали за ними, вернулись оттуда уже другими.

Я вспомнила бесконечность дюн за Кромкой, безжалостный мрак и страх, что вернулась оттуда уже не я.

— Я видела Суплицио, — прошептала я.

— Тогда ты понимаешь, что с нами произошло, — Эстерхази затянулась сигаретой. — Когда мы уже думали, что не выберемся, явились они, и мы наконец поняли, что они такое. Что они состоят из всего и ничего. Они питаются неопределенностью, но везде на пограничных лунах, где они сильнее всего, жизнь была сметена охотой за наживой и гордыней. Они оставили некоторых из нас в живых, и мы поняли зачем.

Она обратила на меня невидящие глаза.

— Какой прок от сердца в трупе, когда на другой луне без пересадки умирает ребенок, унося с собой возможности непрожитой жизни? Спасать тех, кого можно спасти, — вот наше оправдание.

Я невольно отпрянула от этой женщины с бездонными глазами, которые так много видели.

— Ты Ловец?

— Была, — Гри еле слышно шептала. — Наверное, и до сих пор. Мы никогда по-настоящему не отпускали тех, кого признали своими.

Она задрала рукав на правой руке. На внутренней стороне предплечья был вырезан знак, точная копия того, что у меня на груди.

— Не-е-ет, — я сделала шаг назад. — Я не хочу быть одной из них. Я поклялась спасать жизни.

— А они не спасают? Скажи это юноше, умирающему от почечной недостаточности, или молодой матери, которой нужна кровь для ребенка. Согласие не станет помогать им здесь. К кому им идти? К землевладельцам? К хозяевам шахт? — голос Гри приобрел металлическую жесткость. — Я увидела это в тебе сегодня. Ты бы перерезала глотку Жолифе, не останови я тебя.

Я не смогла возразить, и женщина усмехнулась.

— Видишь, разница только в том, что Ловцы не стали бы сомневаться, что его смерть принесет в мир новые возможности, которые нужны им.

— Потому что они сумасшедшие, — ответила я. — Я видела, как они убивают невинных людей…

— А с чего ты взяла, что они невинны? Мы никогда ничего не делали без причины. — Я смолчала, и Гри продолжила: — Мы верим, что Ифы становятся сильнее с каждой жизнью, которая прибывает на Фактус. Мы верим, что в конце концов, когда они окрепнут, мы сможем видеть то, что видят они, сможем пересекать границы реальностей. В это мы верили с самого начала, это они показали нам тогда.

Гри пошевелилась, ловя мой взгляд.

— Ты чувствуешь их присутствие, я знаю.

— Ты Хель? — внезапно спросила я.

Она рассмеялась.

— Мы все Хель.

В этот момент я поняла, что передо мной уже не Мамаша Эстерхази. Передо мной существо с моим лицом. Потянувшаяся ко мне рука была вся в крови, кожа испещрена шрамами. Ее глаза стали глазами хищной птицы, не знавшей ни ужаса, ни страха, ни отвращения. В руке появился скальпель…

Закричав, я отскочила, оказавшись во дворе Доли Ангелов. В воздухе стоял тошнотворный запах.

— Они уже здесь, — произнесла Эстерхази одними губами. — Что-то грядет.

Сквозь ветер я услыхала шаги, приближающиеся к салуну, лязг оружия. Я молча вбежала обратно в здание, чтобы увидеть, что происходит на улице.

В тусклом свете фонаря, освещавшего вход в салун Эстерхази, я увидела с десяток фигур. Миротворцы в небрежно застегнутой форме, с автоматами, в бронежилетах и шлемах. Во главе отряда шел, сверкая оставшимся глазом, шериф Жолифе.

— Эстерхази! — заорал шериф. Лампа освещала его лицо, из плохо заклеенного шрама кровь сбегала на губы и подбородок. — Отдай мне этих сучек, или я спалю к чертям твою конторку!

— Ты нас не тронешь, Жолифе, — ответила Эстерхази, открыв дверь. — Все экипажи от Фактуса до Делоса потребуют с тебя компенсаций.

— Черт с ними! Давай их сюда! — орал шериф. — Я их на куски порву!

Языки пламени. Окровавленное лицо Бебе, крики бармена…

Я пошатнулась, и Гри крепко схватила меня за руку.

— Я видела… — сказала я.

— Знаю, — ответила она. Она внимательно глядела на улицу, где продолжал надрываться шериф. Миротворцы готовились к штурму. Одна женщина достала из-за пояса дымовую шашку.

— Беги, — сказала Эстерхази. — Буди остальных и беги.

— Мы не можем тебя оставить.

— Придется, — она прижала ладонь к моей груди. — Они с тобой. А теперь иди!