Его лицо потемнело, морщины стали резче. Белый свет бездонного неба Саскачевана не мог проникнуть на их дно. Маленький, затерянный среди засыпанной снегом тысячемильной равнины городок находился в трех часах езды на поезде от Виннипега, и Джастин решительно шагал по его улицам, избегая встречаться взглядом с редкими прохожими. Ветер, то ли с Юкона, то ли из Арктики, дул здесь постоянно, изо дня в день, проносился по прериям, превращал снег в лед, гнул пшеницу, дребезжал вывесками, гудел в проводах, но не мог окрасить румянцем щеки его осунувшегося лица. Мороз, двадцать, а то и больше градусов ниже нуля, гнал Джастина вперед, заставляя забыть о том, что болит все тело. В Виннипеге, прежде чем сесть на поезд, он купил стеганую куртку, меховую шапку и перчатки. Ярость сидела в нем занозой.

Прямоугольник простой писчей бумаги лежал в бумажнике: «НЕМЕДЛЕННО ПОЕЗЖАЙ ДОМОЙ И СИДИ ТИХО, А НЕ ТО ПРИСОЕДИНИШЬСЯ К СВОЕЙ ЖЕНЕ».

Именно жена привела его сюда. Она помогала ему освободить руки, снять с головы мешок. Она подняла его на колени у кровати, шаг за шагом довела до ванной. Поддерживаемый ею, он оперся о ванну, включил душ, смыл блевотину с лица, рубашки, воротника пиджака, зная, она предупредила его об этом, что, если разденется, одеться снова не сможет. Рубашка осталась грязной, на пиджаке темнели пятна, но от самой блевотины ему удалось избавиться. Он хотел вернуться к кровати и поспать, но она не позволила. Он попытался причесаться, но не смог поднять руку. На подбородке и щеках появилась щетина, но с этим он ничего не мог поделать. Стоять он не мог – кружилась голова, но сумел добраться до кровати, а уж потом упал. По ее совету, в полузабытьи, не стал снимать трубку и звонить портье или доктору Бирджит. «Никому не доверяй», – сказала ему Тесса, вот он и не доверял. Подождал, пока мир остановился у него перед глазами, поднялся и двинулся к двери, радуясь, что номер такой маленький.

Плащ Джастин оставил на стуле. Он там и лежал. К его изумлению, на месте остался и конверт Бирджит. Он открыл дверь шкафа. И сейф на месте, дверца заперта. Он набрал код, дату их свадьбы, едва не потеряв сознание от боли. Дверца откинулась, открыв паспорт Аткинсона. Непослушными, но определенно не сломанными руками он достал паспорт и переложил его во внутренний карман пиджака. Каким-то чудом сумел надеть плащ, застегнул пуговицу у шеи, потом остальные. Путешествовал он налегке, с одной сумкой через плечо. Деньги незваные гости не тронули. Он забрал из ванной бритвенные принадлежности, достал из комода рубашки и нижнее белье, побросал все в сумку. Сверху положил конверт Бирджит, застегнул «молнию». Повесил сумку на плечо и взвыл от боли. Часы показывали пять утра и, похоже, работали. Он вышел в коридор, по стеночке добрался до лифта. В холле первого этажа две турчанки возили по ковру большой пылесос. За стойкой дремал пожилой портье. Каким-то образом Джастин сумел назвать свой номер и попроси ть счет. Потом с невероятным трудом всунул руку в карман брюк, отделил от пачки несколько купюр, оставил большие чаевые «вашим близким на Рождество».

– Не возражаете, если возьму один из них? – он указал на зонтики, торчащие из керамического кувшина у входной двери.

– Берите, сколько хотите, – ответил пожилой портье.

Зонтик с толстой рукояткой доходил до бедра. Опираясь на него, Джастин пересек пустую площадь, разделявшую отель и железнодорожный вокзал. У лестницы, ведущей на платформу, остановился, набираясь сил, и неожиданно увидел рядом с собой портье. Он подумал, что это Тесса.

– Сможете подняться? – участливо спросил тот.

– Да.

– Взять вам билет?

Джастин жестом предложил портье достать деньги из кармана.

– До Цюриха.

– Первый класс?

– Абсолютно.

Швейцарию он помнил как сказку из детства. Сорок лет тому назад родители взяли его в отпуск, и они поселились в роскошном отеле в лесу меж двух озер. С тех пор ничего не изменилось. Ни натертый паркет, ни витражи из цветного стекла, ни хозяин со строгим лицом, который показал Джастину его номер. Улегшись в шезлонг, стоявший на балконе, Джастин полюбовался теми же озерами, сверкающими под вечерним солнцем, тем же рыбаком, склонившимся над удочками в весельной лодке. Дни незаметно перетекали один в другой, покой нарушался разве что визитами в клинику да обеденным гонгом, зовущим его в зал, где он ел в окружении пожилых пар. В клинике, расположенной между старинных шале, бледный врач и медсестра уделили должное внимание его синякам. «Автомобильная катастрофа», – пояснил Джастин. Доктор нахмурился. Молодая медсестра рассмеялась.

А ночью он с головой уходил во внутренний мир, как случалось каждую ночь после смерти Тессы. Сидя за инкрустированным столом у панорамного окна, писал Хэму, не обращая внимания на боль в правой руке, о том, что узнал от Бирджит о Марке Лорбире, думая о его судьбе и о своей. Если Лорбир стал отшельником в пустыне, изгоняя чувство вины диетой из саранчи и дикого меда, то Джастин шел к поставленной цели. И не собирался отступать. Наоборот, все более утверждался в решении пойти до конца. Он никогда не предполагал, что его поиски приведут к простым ответам. Даже не знал, удастся ли ему получить хоть какой ответ. Но он продолжил миссию Тессы, подхватил флаг, выпавший из ее рук, ему передалась храбрость и целеустремленность жены. Она засвидетельствовала чудовищную несправедливость и поднялась на борьбу с ней. Слишком поздно, но он тоже стал свидетелем этой несправедливости. И ее борьба стала его борьбой.

Вспоминая бесконечную ночь черного мешка, провонявшую собственной блевотиной, когда он выдержал жестокие побои, желтыми и синими пятнами разукрасившие живот, спину, руки, бедра, Джастин чувствовал, что стал еще ближе к жене. «Я – один из вас, – думал он. – Я больше не ухаживаю за розами, когда вы шепчетесь над чашками зеленого чая. Вам больше нет нужды понижать голос при моем приближении. Я с вами, за столом, и говорю да».

На седьмой день Джастин расплатился по счету, автобусом и поездом добрался до Базеля, посетил знаменитую долину верхнего Рейна, где фармагиганты возвели свои замки. И оттуда направил толстое письмо старой драконше Хэма в Милан.