Пятьдесят шагов, для пули с хвостовиком вполне приемлемая дистанция, и первым же выстрелом я свалил бегущего мужчину. Бил как в тире, не спеша, выверено и чётко, как метроном. Четыре выстрела, четыре убитых и раненых, тут уж кому как повезло. И тот факт, что одной из моих жертв оказалась женщина, которая сейчас каталась по земле, прижимая руки к животу меня ничуть не смущал.

Ну, хотя бы потому что до этого она бежала с фузеей наперевес, и держала его вполне уверено, а значит полезла бы в драку. Даже если бы промазала выстрелив из него, вполне могла ткнуть штыком, а в умелой руке такая атака сродни выстрелу из фузеи, в менее опытной, сопоставим с длинноствольным пистолетом.

К тому же от холодняка «Щит» уже не помогает, тут нужно другое плетение «Кольчуга». Оба они в равной степени противостоят магическим атакам, но первое защищает ещё и от метательного, а второе от колюще-режущего. А под такую защиту нужен отдельный слот в боевом наборе, количество которых ограничено, как и объём Разового лимита.

Тем временем, Рябова взмахнула рукой, и с неё сорвался веер «Огненных стрел», срезавших двоих набегающих со стороны поля, и ранив лошадь под третьим. Та полетела через голову, оглашая округу жалобным ржанием и подминая под себя седока. Сомнительно как-то, чтобы с ними проводили кавалерийскую подготовку, скорее всего только пехотную.

Расстреляв заряды, я отбросил двуствольные пистолеты, потянул из кобуры длинноствольный, переломил ствол, и выбросив пустую гильзу вогнал в патронник снаряжённый патрон. В домике карабин, но с одной стороны я так доподлинно и не знаю заперта ли дверь, с другой, получится едва ли быстрее, чем перезарядить этот.

Манипуляции с пистолетом я проделывал не глядя, отточенными, выверенными движениями. Одновременно с этим контролируя обстановку. Рябова и Матвеев сблизившись с Седовым, разошлись в стороны, раздёргивая его внимание и атакуя с двух сторон. Плетения на крестьян они больше не тратили, используя для этого огнестрел. И весьма удачно, надо сказать. Подпускали вплотную и били в упор.

Крестьяне прежде чем бросаться в штыковую, так же стреляли по учителям, однако безрезультатно. В смысле, от щитов конечно что-то отъедали, но добраться до плоти их пули не могли. Впрочем, если долго мучиться, то что-нибудь получится, тем паче, что и сам хозяин поместья не отмалчивался, атакуя плетениями со скорострельностью… Ну, не пулемёт конечно, но с учётом непременного отката очень быстро.

Вообще, вот так взглянешь на поединок одарённых, и складывается ассоциация о каком-то световом шоу. И только когда плетения бьют не по щитам, осыпаясь красивыми и практически безвредными всполохами, а по не имеющим защиты людям или предметам, становится заметна мощь Силы, и появляется всеобъемлющее желание обладать ею.

Обо мне словно все позабыли. Крестьяне, как и их господин сосредоточили всё своё внимание на одарённых. Перезарядив пистолет, я выстрелил в бегущего мимо мужчину, и дистанция в семьдесят шагов меня ничуть не смущала. Тот запнулся, и растянулся на земле.

Наконец я решил воспользоваться тем, что выпал из поля зрения противника, и ринулся в атаку, стремясь свести дело к рукопашной. Но когда до волхва оставалось не больше пяти шагов, я вдруг услышал знакомые свист с завыванием, а затем появилось завихрение молний в виде кольца. Портал! Этот ублюдок сейчас сбежит! Я оттолкнулся и пушечным ядром полетел вперёд.

Когда мои руки уже схватили волхва, земля под нами разверзлась, нас подкинуло вверх и отбросило в сторону. Грудь обожгло холодом, словно там оказалось два обжигающих куска льда. Разрядились амулеты и я остался без защиты.

Голова пошла кругом, а тело охватила острая всепоглощающая боль. Однако я сумел купировать её, и не только не провалиться в забытье, но и сохранить ясность ума. То есть, прекрасно сознавал, что если я сейчас не кончу Седова, он уж точно расправится со мной, даже самым простеньким плетением.

Воспользовавшись его замешательством, я извернулся и захватил его шею сгибом ноги. Ещё один доворот телом, и я завалился на бок, едва расслышав влажный хруст позвонков.

— Какого хрена! — донёсся до меня возмущённый крик Матвеева. — Элка, ты нахрена его с собой взяла⁉

— Спокойно, Филипп. Чего теперь-то орать. Видишь крестьяне обеспамятели, значит мертвее мёртвого наш волхв. Шелест, зачем?

— Он ушёл бы, — купируя боль, и сдёргивая с себя тлеющую одежду, произнёс я.

— Мы специально не разряжали «Огненные шары», чтобы ударить ему под ноги, когда он активирует портал, — пояснила Эльвира Анатольевна.

— Мне откуда было это знать. И потом, моя сестра…

— У неё ещё целых девять дней. Мы бы сегодня выпотрошили его до дна, и порешили при оказании сопротивления. А теперь, что прикажешь делать? — развела она руками.

— Воспользоваться его записями, — пожал я плечами, и тут же поморщился, так как принятых мною мер по обезболиванию оказалось явно недостаточно.

— Ты их нашёл? — удивилась Рябова.

— В этом домике его рабочий кабинет, и там полно бумаг, книг и рабочих тетрадей. В крайнем случае, есть выжившие крестьяне, которые просто без сознания. Вряд ли он так уж хоронился от них если все они носили узор «Повиновения». Нужно просто их допросить, и вызнать где находятся его тайники, как и капище. Вот и всё.

— Да уж теперь придётся, — вздохнул Матвеев, и начал отдавать распоряжения. — Эльвира, давай в домик, проверь кабинет. Молодой, ты как, двигаться в состоянии, или нужна помощь?

— Ожоги не мешало бы обработать, но пока могу и потерпеть.

— Тогда обходим крестьян, раненых добивай, врачевать их некогда, обеспамятевших вяжи и стаскивай сюда.

— Филипп, он же мальчишка… — попыталась было возразить Рябова.

— Нагадил, пусть подтирает, — резко оборвал её старший товарищ.

Интересно, а какого он тут раскомандовался, а она его слушает? Рябова вообще-то, выходец из гвардии, и преподаёт в гимназии стольного града княжества. Как у них тут сложилась такая иерархия? Когда-то служили вместе и он был её наставником? Ну-у, как вариант.

Помнится, я к своему ротному со всем уважением, даже спустя годы. К тому моменту у меня за плечами имелся солидный боевой опыт, а он дослужившись до комбата успел позабыть каково оно было в Чечне, белил бордюры, да красил газоны перед проверками.

Но это сейчас, а тогда, там, ему молодому лейтенанту было так же ссыкотно как и нам, но он засунул страх за себя любимого глубоко-глубоко, и стал бояться за нас. Подбадривать, покрикивать, отвешивать пинки, хватать, тащить и толкать. За что ему спасибо. Да, потери у нас были серьёзные, но если бы не этот, каждый раз едва не обделывавшийся летёха, мы там вообще все полегли бы. И я этого забывать не собирался…

Прежде чем идти вязать пленников, я решил обыскать труп Седова. Ничего не знаю. Что с бою взято, то свято. Ну-у-у… Во всяком случае попробовать-то можно. Тем паче, что в кабинете имеется порядка двадцати тысяч и я готов отказаться от своей доли. Деньги не проблема, а вот приобрести бриллианты, задачка нетривиальная. Мало, что дорогой товар, так ещё и не достать.

— С трофеями потом разберёшься. Делом займись, — одёрнул меня Матвеев…

Вообще-то, выбора у крестьян не было. Сначала их продали как скотину, потом заклеймили, вынудив верно служить своему господину. Да прикажи он матери с узором «Повиновения» убить родное дитя, и она без промедления и сомнений сделала бы это, считая своим долгом. Так что, добивание раненых я полагал самым настоящим убийством. В бою, или упырь какой, это одно, а вот так, уже совсем иное. Я до подобного никогда не опускался. И не собирался делать это сейчас. Поэтому раненым наложил повязки из отрезов их же одежды и стащил к центру хоздвора, как и было велено.

Однако, Матвеев мой душевный порыв не одобрил, и осуждающе покачал головой. Но и говорить ничего не стал. Так мы и трудились молча, пока выжившие не закончились. Четверо просто в беспамятстве и пятеро ранены, трое из которых настолько тяжело, что без немедленной помощи одарённого лекаря однозначно не жильцы. Но Матвеев оказывать им помощь не собирался, хотя бранное лечение наверняка знает.