При этом лихорадочно пытался сообразить готов ли я вообще присоединиться к спасательной операции. Как по мне, то куда предпочтительней продолжить движение в Курск, времени у меня всего-то ничего.

— Серьёзно? — искренне удивилась Рябова, взглянувшая на мой карабин другими глазами.

Ну что тут сказать, самый лучший штуцер давал разброс радиусом порядка пятнадцати сантиметров на сотню метров. Но нам с Дудиным удалось изготовить экземпляр который выдавал кучу вдвое плотнее. Просто фантастическая точность, по местным меркам. Конечно к такому оружию должны прилагаться ещё и прямые руки, но с этим у меня полный порядок.

— Даже не сомневайтесь, я хорошо стреляю, — заверил я.

— Ну что же, в таком случае у нас имеется ещё один козырь, — взглянув на дознатчика произнесла она.

— Я должен выполнить приказ князя, а у Петра Анисимовича нет времени. Одарённых у татар так же может оказаться двое, а то и трое, мы этого не знаем. В конце концов они захватили двух дворян, а это о чём-то говорит. Самое лучшее, что мы можем сделать, это продолжить путь, — выдвинул свои доводы Мирошкин.

— Одарённый один, это заметно по следам боя, он израсходовал часть Силы из своего вместилища, и быстро запас не восстановит. И потом, гвардия не считает врага, а сражается с ним, — возразила Рябова.

— Не суть важно, мы едем в Курск.

— Я иду по следу, — упрямо гнула своё отставной капитан.

Она наскоро проверила седельные кобуры, ощупала пару пистолетов в петлях на перевязи, взяла в руки карабин. Наконец удовлетворённо кивнула своим мыслям, и дала шпоры кобыле.

Чёрт! Да, я люблю сестру, и готов за неё порвать любого, как и отдать свою жизнь. Но не могу оставить Рябову одну, как и пройти мимо незнакомой парочки которым я в состоянии помочь. Отчего-то появилась уверенность, что я себе этого по гроб жизни не прощу. Да и родные мои не поймут. Ну вот так у нас в семье. И плевать, что я взрослый мужик со своим взглядом на жизнь. Как показывает практика, он не постоянен и способен меняться. Вот и для меня эти семнадцать лет не прошли бесследно, что-то изменив в моей черепной коробке.

Я ударил в бока лошади и поспешил следом за Рябовой. Сомнительно, что у неё одной получится управиться со всей этой толпой. Но в том, что нам двоим этот орешек по зубам, я не сомневался. Собственно именно эта уверенность и толкнула меня вслед за ней. Я просто знал, что мы можем помочь этим незнакомцам.

— Если мы хотим их нагнать, нужно поторапливаться, — переходя на галоп, произнёс я.

— Пётр Анисимович, вы уверены, что не потеряете след на такой скорости? — присоединившись ко мне, поинтересовалась Рябова.

Её сомнения понять не сложно, мы сейчас неслись галопом, разогнавшись вёрст до девяноста в час. Я мог бы и быстрее, лошадь подо мной и её узоры это позволяли, но нашу скорость определяла кобыла моего учителя.

— Шелест и на ты, так в бою гораздо проще, — предложил я.

— Ладно, тогда меня можешь называть по званию, капитан. Но только в боевой обстановке, — уточнив, согласилась она.

— Принял. А что до следа, то я вижу его отчётливо, даже не сомневайся. Главное нам не влететь в засаду. Татары мастаки на такое.

— У тебя амулет-то есть, или только на пули камни раздобыл?

— Двести люм.

— Ого. Красиво жить не запретишь. Ну что же, тогда первый удар мы выдержим в любом случае. Даже если это будет одарённый.

Я оглянулся через плечо, и увидел как по дороге стелется шлейф пыли. Дознатчик со своими людьми предпочёл направиться в Курск. Ну что же, удачи. Только я сомневаюсь, что у него получится выйти на след оборотней. Моя ниточка ведёт не вверх, где он как рыба в воде, а вниз, где он никто и звать его никак.

— Мария, а почему я не вижу на тебе серьги, которые мы тебе подарили? — спросила Анастасия Ивановна, намазывая на хлеб вишнёвое варенье. — Этот подарок не для красоты, а на случай если тебе понадобится подпитать щит.

— Да, дочка, к своей безопасности нужно подходить с большой ответственностью, — поддержал княгиню Иван Митрофанович. — И особенно после того как ты стала наследницей престола.

— Седьмая в ряду? Батюшка, ты действительно полагаешь, что я могу получить шанс взойти на престол? Это всего лишь реверанс в твою сторону, знак особого доверия тебе со стороны государя. Да я даже краем не имею никакого отношения к роду Романовых.

— Не род Романовых помазан на царствование, а Пётр Иванович. Романовы не исконные правители земли русской, а избраны на царствование полтораста лет назад. Так что, никаких препятствий к твоему восшествию, буде до этого дойдёт не существует.

— Но батюшка…

— Да, ты права, это реверанс в мою сторону, как и знак особого доверия, что я и твоя матушка безмерно ценим. Но это и дополнительная опасность. Буде ты природной Романовой, это никого не волновало бы. Но ты назначена наследницей указом императора, в обход Правящего сената и Думы, одной лишь волей государя. Этим он хочет показать, что он самодержец и князьям стоит принять такое положение дел. С чем они конечно же не согласятся.

— А почему согласился ты? — спросила Мария.

До неё вдруг дошло, что она оказалась разменной монетой во внутриполитической игре. Как стало понятно и то, отчего избрали на роль красной тряпки для быка младшую дочь князя Долгорукова. Она наиболее слабая и бесперспективная одарённая, её потеря не станет столь уж серьёзной утратой для рода.

Выходит, доказывая верность престолу и государю лично батюшка согласился поддержать его устремления к самодержавию, даже рискуя жизнью собственной дочери. Наличие в роду наследницы престола повышает его статус, наверняка князь получил какие-то преференции, а ещё, его слово в Правящем сенате теперь звучит громче. Да, он делает всё возможное чтобы обеспечить её безопасность. Н-но… Ей вдруг стало горько.

— Государь самодержец и принял решение сам. Нам, как верноподданным, остаётся только выполнять его волю, — ответил князь, взяв в руки хлеб и нацеливаясь ножом на масло.

— Так где твои бриллиантовые серьги, Маша? — вновь поинтересовалась мать.

— Я отдала их Ярцеву Петру, — та и не подумала обманывать или юлить.

— Как это? — не смогла сдержать своего удивления Анастасия Ивановна.

— Лизу, его сестру и мою подругу, похитили, и он хочет её спасти. Ему понадобились бриллианты и хорошая лошадь. Я отдала ему серьги, щит и Ласточку.

— Как ты могла? — едва сдерживаясь, дрожащим голосом произнесла княгиня.

— Пётр спас мне жизнь, его и Лизу я вижу своими друзьями. Эти драгоценности и лошадь мои, и я вольна поступать с ними так, как пожелаю. Разве нет? — она смотрела в гневные глаза матери, даже не думая отводить их в сторону.

— Да, дочь, ты вольна поступать по своему усмотрению, — поддержал её отец. Давайте заканчивать завтрак.

Мы неслись во весь опор уже полчаса. Ни о чём подобном лошадки моего мира не могли и мечтать. Ощущение словно мчишься на мотоцикле по грунтовой дороге, и только пыльный шлейф позади.

Вообще-то опасно, ведь скачем не по дороге, а по степи. Не дай бог нарваться на какую нору или ямку в траве, и лететь мне кубарем, а лошадь однозначно сломает ногу. Бедному животному на такой скорости не рассмотреть возможную опасность, и даже если вдруг как-то учует, то не успеет среагировать. Одна надежда на то, что мы движемся по следам уже прошедших тут всадников.

Как и предполагала Рябова, на такой скорости заметить засаду попросту нереально. Нас спасло то, что татары оценили лошадей под нами, а потому их целью были всадники.

Я и понять-то ничего не успел, когда в меня ударило «Ледяное копьё». Вреда оно не причинило, меня даже не отбросило. Лёд не разлетелся от столкновения с щитом, а пошёл рябью и просто истаял, обдав меня облачком тут же улетучившегося пара.

В Рябову полетело сразу шесть стрел, причём попали все, полтораста шагов для татарского лука вполне приемлемая дистанция, а такой результат сопоставим с тремя мушкетными выстрелами. Либо у неё уже нет щита, либо она всё же вложилась в защиту, понимая, что нас могут подловить в засаду. Причём на открытом месте, вокруг ни одного кустика.