Прежде в трактире рубились в «торги», карточная игра чем-то похожая на «секу» из моей юности, но значительно скучнее её, так как тут блеф не предусматривался по определению. Игра была рассчитана на чистую удачу. Так как деньги мне были нужны, а возлагать всё на плечи фортуны или милость шулеров не рационально, я решил внести свою лепту в азартные игры этого мира.

«Сека» пришлась аборигенам по нраву. Тут можно было и давить банком, и блефовать на мелкой карте, словом она оказалась куда азартней и живее. Правда уже совсем скоро все успели позабыть, кто именно был автором этой игры. Она настолько вписалась в общество, что в неё вскоре играли и в благородных салонах, серьёзно полагая, что в неё играли всегда.

Впрочем, от признания меня автором игры мне ни холодно ни жарко. А вот сам процесс закрыл все мои денежные потребности с лихвой. Я запоминал по рубашкам всю колоду уже после второй раздачи и не стесняясь использовал это преимущество, порой ставя в тупик даже шулеров. Впрочем, я всё же старался не наглеть, чередуя выигрыши с проигрышами, и никогда не уносил больше десяти рублей. Попросту незачем.

Именно благодаря карточной игре я смог вложиться в мастерскую Дудина, где станки появились по большей части моими стараниями. Как впрочем и узоры на быках. Да заяви я право на долю и он, скорее всего, не станет возражать. Вот только это не входило в мои планы. Добрые отношения с оружейником, да, а зарабатывать на нём, нет.

Я даже хотел было и родным таким образом помогать, всё же имение не приносило столь уж ощутимого дохода. Сотня десятин пахотной земли, да полсотни выпаса и сенокоса. Этого вполне хватает на прокорм двадцати восьми душ крепостных и более или менее достойное содержание нашей семьи. Но ни о каком серьёзном достатке не может быть и речи.

Отец у меня земельник, а потому и урожаи получаются достойные. Он и пашне ума дать может, и семенной фонд подготовить, и селекцию провести в состоянии. Сила ему в этом в помощь, ну и конечно же стихия земли, к которой он имеет склонность. Вот только Анисим Ерофеевич не один такой талантливый, а потому продовольствие в этом мире стоит достаточно дёшево. Чтобы заработать с земли нужны большие угодья, а иначе только и того, что сводить концы с концами.

Так вот, когда я хотел отдать отцу двадцать рублей, тот из меня всю душу вытряс, пока я наконец не сдался и не сказал, что выиграл их. Не то, что бы мочи не было терпеть, просто увидел как он переживает и стало как-то противно ему врать. Ну, а он не стесняясь лично отходил меня ремнём. Между прочим уже во второй раз! Ладно когда я был мальцом, но блин, мне ведь тогда уже пятнадцать стукнуло!

М-да. Это я что-то отвлёкся. Так вот, самому мне много не нужно. Владеть какой-либо собственностью, пока не пройду инициацию мне нельзя, да и после, до совершеннолетия, то есть, до двадцати одного года, родители имеют право отобрать у меня всё, что я заработаю. В дом нести выигрыш нельзя. Единственно, подкидываю Лизе на карманные расходы, прикрываясь тем, что подрабатываю репетиторством у одного купчины, да рисую карандашные портреты за скромное вознаграждение. Сомнительно чтобы она мне верила, но делает вид, что всё в порядке.

Поэтому тратиться приходится на себя, а мне много и не нужно. Снимаю в доходном доме небольшую квартирку, где проживаю во время своих отлучек из гимназии. Не беспризорную же жизнь вести. По мере надобности вкладываюсь в оружейную мастерскую. Вот по большому счёту и всё.

Не сказать, что у меня сейчас наметился дефицит в средствах, но не помешает восполнить свой бюджет. Всегда плохо себя чувствую с пустой кубышкой. Привычка ещё из родного мира, где я после первого же контракта не испытывал стеснения в деньгах.

— Здравия, дядька Василь, — поздоровался я с трактирщиком.

— И тебе поздорову Шелест. Поесть или в картишки перекинуться?

— Для начала я поел бы, — прислушавшись к своему желудку, решил я.

— Любаву позвать?

— Это как водится, — улыбнулся я в ответ.

После чего кивнул в сторону трёх отдельных комнат. Хозяин поднял два пальца, указывая на то, что свободна вторая. Обычное дело для трактиров, так как публика бывает разная. Опять же, подавальщицы они ведь не только еду разносят, но и компанию составить могут и время скоротать помогут.

Не успел расположиться за столом, как в дверь вошла Любава, девка за тридцать, вся из себя видная, разбитная и страсть какая охочая до удовольствий. Я конечно за день устал, но кто сказал, что для молодого и полного энергии тела это проблема. Вот в моём мире, где я был постарше, такие причины как жара или усталость мне вполне казались весомыми в пользу отдыха, а не дополнительных нагрузок. Пусть и приятных.

Так что, отставив еду на потом, я с готовностью ответил на игривое настроение бабёнки, и сходу подступился к ней с непристойностями. Чему она была только рада, ответив мне с пылом и жаром. Продажная любовь? Ну и пёс с ней. Да и не любовь это, а деловые отношения по удовлетворению потребностей. Вот дома, совсем другое дело, есть парочка вдовушек молодух в соседских имениях, с которыми у меня совсем не деловые отношения…

Поужинав, вышел в зал, и сразу направился к дальнему углу, где за большим столом устроился десяток игроков, да столько же стоит за их спинами. У кого-то нет денег, кто-то ожидает когда место освободится. Но все взирают на игру молча. Одно слово, и можно огрести серьёзный штраф. Шутить тут не любят.

Хозяину с каждого кона перепадает пятак, не так чтобы и мало, но он и не подумает выделять под игру ещё один стол. Потому как основной доход не с игроков, а с торговли вином. Подавляющее большинство посетителей не смогут найти деньги на игру, а вот на выпивку, в лепёшку расшибутся, но сыщут непременно.

— Эй щегол, скажи там, чтобы пива подали, — завидев меня произнёс один из игроков.

Мужику хорошо за тридцать, крепок, ухоженная окладистая борода, сросшиеся густые брови, волосы стрижены под горшок. Ведёт себя если не по хозяйски, то уж точно самоуверенно, как человек знающий, что имеет на это право. Вот только я его не знаю. Да и знал бы, это ничего не изменило бы.

Среди зрителей хватает молодых, но ему приглянулся именно я, хотя выделить меня в среде работяг достаточно трудно. Я ведь не белоручка, и руки в мозолях, и на лице следы от въевшейся в кожу окалины. Возможно причина в моём независимом виде, так как цену себе я знаю. О том, что у меня нет привычки спускать обиды ведают и другие, а парочка сомневающихся убедились в этом окончательно.

— Кто таков? — чуть склонившись к уху Бересты, спросил я.

— Эй сопляк, кому говорю, — вновь подал голос неизвестный.

— Топорок, давнишний друг Архипа. Несколько лет в Воронеже не был, — тихо и ёмко ответил мне вожак ватаги, с которой я частенько имел дело.

— Я кому сказал, — начал приподниматься Топорок.

— Здравствуй, Архип, — не обращая внимания на гостя, произнёс я.

При этом опёрся на палку, с которой последние пару лет не расставался. Оно и от собак отбиться проще, и подспорье, если кому нужно вставить на место мозги. А на случай если проблемы куда серьёзней, внутри прячется клинок из отличной упругой стали. Вот такая трость-шпага, которую на первый и второй взгляд от обычной палки не отличишь. Даже кнопка стопора ножен выполнена в виде сучка. Дорогая вещица, между прочим. Но крайне необходимая для прогулок по окраинам Воронежа.

Помимо этого в рукавах моего кафтана ещё и по паре метательных ножей в петлях. А мечу я их на загляденье. Раньше в подобном оружии смысла не было, потому как сил для нормального броска недоставало. Поэтому я носил пращу, которая места занимает немного, а польза от неё огромная. К слову, я от неё не избавился даже после того, как год назад усилил свой арсенал клинками.

— И тебе поздорову, Шелест. Уймись, Топорок, — взяв товарища за плечо, усадил его Архип. — Береста, сделай.

— Ага, дядька Архип, — с готовностью кивнул тот.

Береста по-прежнему водит ватагу, которая уже имеет определённый авторитет. Стороной их обходит не только молодняк, но и кото постарше. Однако он всё ещё вынужден порой ломать шапку. Перед такими авторитетами как Архип, это не зазорно. Всему есть своё время, и его срок пока ещё не пришёл.