Еще до поселения на угаритском холме оба аморейских племени были довольно развиты. Материал эпоса показывает достаточно стратифицированное общество с разнообразной экономикой, возглавляемое уже наследственным царем, обладающим собственной дружиной, противопоставляемой общеплеменному ополчению (Шифман, 1993, 15–19, 161–164). Это, естественно, привело и к относительно быстрому развитию аморейского общества уже в самом Угарите. Первым известным нам царем Угарита был Йакарум, сын Никмаку (Klengel, 1969, 333; Klengel, 1992, 43). Это имя находится на оттиске царской печати, найденной и гораздо более позднее время. Последнее обстоятельство творит о том, что сама печать была, по-видимому, династической, передаваемой от одного царя к другому, что позволяет видеть в Йакаруме почитаемого предка тех угаритских царей, которые правили в городе вплоть до его гибели. Сам Йакарум называет себя царем города Угарита, но о царском титуле отца молчит. Означает ли это, что Йакарум был узурпатором? Ответить на этот вопрос однозначно фудно. Вполне можно предположить, что уже Никмаку был угаритским царем, а опускание его титула объясняется известностью этого факта. Надо заметить, что такое имя позже носило несколько угаритеких царей, что также косвенно подтверждает царский статус отца Йакарума. Сам же Йакарум, по-видимому, совершил какие-то деяния, нам совершенно не известные, которые заставили его потомков особенно его чтить и пользоваться его печатью, которая датируется XIX в. до н. э. или чуть более ранним временем (Klengel, 1992, 42–43). Известны имена и преемников Йакарума, которые были, по-видимому, обожествлены и правили в XIX–XVIII вв. до н. э. (Klengel, 1992, 43).
Угарит, как и Библ, хотя, возможно, и в меньшей степени, поддерживал связи с Египтом, о чем свидетельствуют находки в этом городе египетских вещей, в том числе сфинксов фараона Аменемхета III (Helck, 1962, 69; Klengel, 1969, 329). Другим важным, может быть, даже еще более важным, чем Египет, партнером Угарита был Мари, и для последнего он был, вероятно, основным портом, через который этот месопотамский город мог поддерживать контакты со Средиземноморьем (Klengel, 1969, 331). С другой стороны, Угарит привлекал внимание киприотов и минойцев с Крита. Географическое положение Угарита было таково, что от него лежал самый короткий и прямой путь к Кипру, и с самого северо-восточного края этого острова в хорошую погоду можно было даже увидеть гору недалеко от Угарита. Поэтому возникновение кипро-угаритских контактов было вполне естественным. Исследования показали, что производство бронзовых изделий на Кипре возникло под влиянием Сирии и Месопотамии (Muhly, 1999, 20), а естественным пунктом связи Передней Азии с этим островом был Угарит. Видимо, через Кипр минойцы сначала связывались с Угаритом. И на Кипре, и в Угарите найдена мннойская керамика, приблизительно современная египетским изделиям периода XII династии, т. е. критского раннедворцового периода (Пендлбери, 1950, 152–165; Matz, 1973, 162). Какая-то часть минойцев могла прибывать в Угарит и минуя Кипр, двигаясь вдоль анатолийского и сирийского побережья (Mountjoy, Ponting, 2000, 179). Для изготовления бронзы были необходимы медь и олово. Олово доставлялось в Переднюю Азию, вероятнее всего, из современного Афганистана (Muhly, 1999, 21), а медь — с Кипра, и эти два металла встречались именно в Угарите. Таким образом, уже в первые века II тысячелетия до н. э. Угарит оказывается важнейшим узлом связи, объединяющим Кипр, Крит, Египет и Месопотамию. Конечно, это не означает, что минойцы не имели непосредственных связей с Египтом, но часть крито-египетских контактов вполне могла проходить через Угарит. Позже на территории Угаритского царства и, может быть, в самом Угарите даже возникает минойская фактория. Но если с Египтом минойцы могли все же связываться непосредственно, то в Мари, а оттуда в Месопотамию вообще, критские вещи могли попадать только через Угарит (ср.: Klengei, 1992, 42).
Внутренняя Сирия, за исключением ее южной части, в то время в сферу египетского влияния не входила. Она была в гораздо большей степени связана с Месопотамией. В этой части Сирии тоже происходит возрождение городов. Гак, в частности, восстанавливается Эбла, которая очень скоро снова стала играть значительную роль в экономике всего этого региона (Klengei, 1992, 41; Matthiae, 1995, 133–134). Но и в этническом, и в политическом плане это был уже совершенно другой город. Эбла И тысячелетия до к. э. была уже аморейской. Явно аморейское имя носил первый (и пока единственный известный) царь Эблы этого времени — Иббит-Лим, статуя которого с надписью датируется приблизительно 1900 г. до н. э (Mattiae, 1995, 189). Как и угаритский Йакарум, Иббит-Лим называет имя своего отца — Игриш-Хепа, но не указывает, был ли он царем (Matthiae, 1995, 59). Чтение этого имени еще спорно, но если его второй элемент прочитан правильно, то ясно, что в Эбле, кроме амореев, жили и хурриты (или, по крайней мере, оказывали на население значительное влияние), ибо этот элемент — несомненно, хурритский (Klengei, 1992, 41, n. 2). В политическом отношении Эбла утратила свою гегемонию. Сначала ее опережал Уршу, а позже Ямхад, столицей которого был Халеб, или Халпа.
Среди аморейских племен известно племя ямхаду, и не исключено, что одноименное государство получило свое название в честь этого имени — Ямхад (Buccellati, 1966, 243, n. 45). Если это так, то можно предположить, что это аморейское племя, первоначально засвидетельствованное у берегов Евфрата выше Мари' (Buccellati, 1966, 243), позже передвинулось в Северную Сирию и захватило Халеб. В отличие от многих других государств этого времени, возникшее здесь царство носило название не города, а племени. Означает ли это, что Ямхад возник не на основе города, а на основе племени, и был не городом-государством ("номом"), а "племенным" государством, как государства следующего тысячелетия? Ответить на это вопрос с уверенностью невозможно. Но то, что мы знаем о Ямхаде, говорит все же, скорее, в пользу существования обширного объединения, возглавляемого царем Ямхада, в состав которого входили подчиненные царства. По-видимому, такое название объясняется слишком значительным сохранением племенных традиций в этом государстве.
Первым известным правителем Ямхада был Сумуэпух. Его могущественный сосед царь Мари' Яхдун-Лим не называет его царем, а просто упоминает Сумуэпуха из страны Ямхад. И это дает основания полагать, что он был главой племени или союза племен (Klengel, 1969, 112), т. е. в любом случае довольно значительной фигурой, с которой соседи были вынуждены считаться. Не исключено, впрочем, что к концу правления Сумуэпух принял титул царя. Под его властью находилась обширная территория между Евфратом и Оронтом, через которую проходили важнейшие торговые пути из Месопотамии к Средиземному морю. На Евфрате важнейшим торговым центром, подчинявшимся Ямхаду, был Эмар, старинный город, упоминавшийся еще в архивах Эблы (Malamat, 1983а, 173; Margueron, 1995, 127). Господство над этими путями обеспечивало Ямхаду богатство, силу и политическое значение. Когда несколько царей столкнулись с Мари, они просили помощи у Сумуэпуха. Но в дальнейшем Сумуэпух встретил очень сильного противника — Шамши-Адада, который, укрепившись сначала в Ашшуре, в конце XIX и в начале XVIII в. до н. э. создавал сильную державу, стремясь повторить деяния Саргона Аккадского (Дьяконов и др., 1988, 60). Для подчинения Северной Сирии и выхода к Средиземному морю, как это делали Саргон и его внук, необходимо было покорить и Мари, и Ямхад. С первой задачей Шамши-Адад справился, и единственный оставшийся в живых сын марийского царя Зимри-Лим бежал в Яхмад. На престол Мари' Шамши-Адад посадил своего сына Ясмах-Адада. Сумуэпух попытался и с ним наладить нормальные отношения, но претензии Шамши-Адада были слишком велики. Понимая, по-видимому, что Сумуэпух силен, Шамши-Адад сколотил против него коалицию. В эту коалицию вошли, кроме самого Шамши-Адада и его сына, также правители ряда государств, расположенных к северу от Яхмада, в том числе Кархемыш, и Катна — к югу от него. Определенную роль в присоединении к этой коалиции сыграл страх перед мощным завоевателем, но не меньшее значение имели также политические и экономические интересы всех этих государств.
