Она замолчала надолго, а потом добавила:

- Только я так и не поняла, как с этим жить.

Дерек долго молчал. Не от того, что не знал, что сказать. Он много странствовал и много видел - крестьян, чьи деревни сгорели, и полководцев, которым мерещилась кровь на их собственных руках. Закоренелых убийц, которые склоняли колени при виде невинного младенца, и стариков, которые всю жизнь воплощали мечту, оказавшуюся пустотой.

Он гладил Инэрис по волосам, выжидая, когда та успокоится – настолько, чтобы говорить, но недостаточно, чтобы снова выросла между ними стена изо льда, за которой Дереку никогда не удавалось разглядеть её глаз.

- Ты не могла спасти их всех одна, - сказал он, продолжая гладить Инэрис по волосам.

Инэрис покачала головой.

- Не то.

- Если бы ты сделала другой выбор, погибло бы ещё больше людей.

- Я знаю. Но это не помогает.

- Ты всё-таки победила.

- И за это я ненавижу себя больше всего.

- Ты никому не хотела зла.

Инэрис резко открыла глаза и посмотрела в глаза Дереку. Взгляд её казался лучом света, проникающим в самые глубины его собственной души.

- Знаешь, - сказала она. – Я в этом не уверена. Я убила много людей. Просто потому, что они стояли между мной и моей целью. И… Я не знаю. Сделала бы я это снова? Я правда не знаю. Потому что тогда у меня была цель. А я, наверное, многое отдала бы, чтобы снова поверить в неё поверить.

- В этом всё дело? – Дерек улыбнулся, всё так же продолжая медленно перебирать волосы возлюбленной. – Тебе нужен маяк, который ждал бы тебя в конце пути. Как и всем нам. Но у нас его нет. Мы просто… идём.

- Куда?

- Не знаю, - Дерек пожал плечами. – От рождения к смерти.

Инэрис нервно рассмеялась, но тогда Дерек не понял почему.

- Как вы можете так… жить? Разве это жизнь, когда самое лучшее - рождение - позади, а впереди только старость и смерть?

- Может, потому что у нас есть настоящее?

- Настоящее? – Инэрис посмотрела на него непонимающе, и на мгновение показалась Дереку совсем юной.

- У меня есть ты. Ты мой маяк. У меня есть это небо и эти звёзды. Солёный ветер, дующий с моря, и шелест листвы. Вслушайся. Это так много. И это так страшно иногда потерять навсегда.

- Небо… - повторила Инэрис и покачала головой. – Ты и не представляешь, что такое небо. Звёзды – огромные, совсем близко. И ты наедине с ними. Звёзды не могут принадлежать. Мы принадлежим им. Они – судьба. Всё то в нашей жизни, что нам не дано объяснить. Я отдала бы всё, чтобы увидеть… - она замолкла и стиснула зубы, а затем продолжила. – Это была наша ошибка. Мы думали, что даже звёзды принадлежат нам. Мы думали, они вечно будут терпеть, как мы топчем их подошвами своих сапог.

Дерек прикрыл глаза и откинулся спиной на ствол дерева, стоявшего позади. Он слушал мир вокруг – стрекотание сверчков и тихое журчание реки где-то вдалеке. Ещё дальше слышались голоса людей – и они были прекрасны вот так, когда слышишь их едва-едва. Жить среди людей он бы не смог. Слишком много там было слов, склок и пустых движений, которые отнимали драгоценные минуты настоящего. Заглушали голос луны и шёпот ветра, несущего новости из чужих земель.

Инэрис была не такой, как другие. Рядом с ней можно было молчать. Часами перебирать струны, глядя в её глаза, обращённые к пламени костра. Она никогда не говорила того, что не должно быть сказано, и от того каждое слово её заставляло Дерека думать о нём долго и пытаться понять. Понять то, что говорила Инэрис сейчас, он не мог. Он лишь чувствовал боль человека, потерявшего всё, и отблески величия, сгинувшего пеплом.

- Величие, - произнёс он то, о чём думал в этот миг, - всегда приводит к смерти. Это как огонь. Он может гореть тихо до самого утра – или вспыхнуть и взметнуться к небу, осыпая нас снопами искр. Но тогда… Пламя быстро утихнет.

- А мы останемся в темноте, - закончила Инэрис за него.

- Не совсем, - поправил её Дерек, - ведь огонь всё ещё здесь. Взгляни. Просто твои глаза, привыкшие к яркому свету, не могут его увидеть.

Инэрис покачала головой.

- Для меня этот огонь слишком мал.

Дерек вздохнул и убрал пальцы от её волос.

- Тогда мне нечем тебе помочь.

***

Инэрис спала своим неровным сном, населённым пламенем горящих городов, болью утраты и нескончаемым чувством вины. Но Дерек так и не узнал за те десять лет, что объединили их, как выглядели эти города и каковы были имена тех погибших, которых Инэрис оплакивала до сих пор.

За десять лет они обошли весь обозримый мир, и в каждом городе Дерек искал в глазах Исы тень узнавания. При взгляде на античные храмы и остатки римских крепостей он ждал, когда хотя бы лёгким движением бровей она выдаст свою боль и тем подскажет Дереку, где искать её прошлое. Но Иса смотрела равнодушно. Самые величественные храмы казались ей грубыми, самые прекрасные картины – написанными неискусно. Самые дорогие самоцветы она держала в руках небрежно, словно дешевые стекляшки. И только музыка, казалось, завораживала её – будто бы сама она никогда не слышала её раньше.

В одном из первых городов Инэрис купила себе свирель. Она играла не очень хорошо, это Дерек понял сразу – но могла вторить голосу лиры при дворах не очень знатных королей.

Сам же Дерек был знаком с этим инструментом хорошо – он не любил свирель лишь за то, что с ней не мог петь, и вынужден был только лишь наигрывать мелодию, которая без слов оказывалась увлекательной далеко не для всех.

Он как-то взял свирель в руки и стал перебирать отверстия, вспоминая песни, которые пела ему мать.

Впервые глаза Исы ожили. Она дёрнулась и спросила:

- Что это за песня?

Дерек пожал плечами.

- У неё нет автора. Это колыбельная.

Иса покачала головой.

- Это не колыбельная. Это вальс.

Дерек смотрел непонимающе. Он знал много мелодий и много ритмов, но слово, которое использовала Иса, не сказало ему ничего.

- Откуда была твоя мать? – спросила девушка резко. Эта резкость находила на неё иногда, но тут же стихала – словно трещали в затухающем костре последние сухие поленья.

- Скажу, если скажешь, откуда родом ты сама.

Иса отвернулась. Больше в тот вечер они не говорили, и Дерек понял, что зашёл слишком далеко. А на следующую ночь, когда они остановились на привал, Иса снова попросила его сыграть – неловко и осторожно, будто чувствуя, как близко подходит к опасной границе нежеланных вопросов.

Дерек поймал её руку и сжал успокаивающе пальцы.

- Я сыграю, - сказал он мягко, - прости, если причинил тебе боль.

Иса молча поцеловала его и приникла щекой к плечу. Они сидели у костра, над которым уже дымился котелок, разнося над опушкой леса слабый аромат тушёного мяса.

Дерек потянулся к свирели и заиграл. Иса, казалось, напрочь провалилась куда-то в другой мир, холод и равнодушие слетели с неё. Она цеплялась за Дерека, словно во сне, а когда песня закончилась, Дерек понял, что в том месте, где касались её ресницы Исы, рубашка промокла.

Они долго сидели молча в тот вечер. И с тех пор Дерек часто играл любимой на свирели – эту песню и другие, которые напевала ему мать. Иногда Иса плакала – пряча слёзы в жёсткой ткани плаща. Но потом засыпала спокойным и ровным сном, и видения оставляли её.

Дерек всё ждал, когда же она расскажет, что за образы пробуждает в её сердце эта тихая музыка, и однажды Иса в самом деле заговорила.

- Я расскажу тебе, - пообещала она, - если ты обещаешь, что расскажешь, откуда родом твоя мать.

Дерек усмехнулся. Ему вдруг стало больно от того, что спустя столько лет, когда казалось уже, что они корнями проросли друг в друга, Иса готова открыть свою тайну только вот так, в обмен на его собственную.

- Если только поэтому, то я расскажу тебе безо всякой платы.

Иса прикусила губу и долго молчала.

- Нет. Не только поэтому. Я хочу. Только я всё равно думаю, что ты мне не поверишь.

Дерек кивнул и поймал её руку. Они снова сидели у костра, но тот чадил едва-едва, укрытый от промозглого осеннего дождика шатким заграждением из ветоши.