Две силы, две души, два свободных сердца гнались через пустошь, подставляя себя скользящему по коже ветру, и вдруг небо перед ними разразилось громом. Энн остановилась, подняла лицо и закричала в ответ:

– Тор, бог грома, спустись к нам! Мы тебя не боимся! – и залилась громким смехом. Но вдруг какая-то мысль отразилась на её лице тревогой: – Шалаш!

И Тор с большей силой ударил своим молотом так, что небо раскроилось электрическими стрелами. Энн, уловив усмешку бога грома, закричала ему, возвращаясь на всех парах обратно к дому:

– Решил помериться силами со смертной девочкой? Очень в стиле бога!

Снова разразился гром. Когда Энн наконец достигла конюшни и передала Джун мистеру Макналти, полил мелкий дождь. Она тут же устремилась в сарай, в который перед ней вбежали шесть рабочих.

– Могу я взять одно из полотен? – спросила она одного из них.

– Можете, мисс. Держите.

Энн взяла одно из защитных полотен, которым в дождь накрывали скирды, и на всех парах побежала в лес.

– Энн! Энн! – кричала Матильда, выбежавшая на улицу.

– Я скоро, только укрою шалаш.

– Скоро ливанёт! – Но Энн уже скрылась за деревьями.

Еле переводя дыхание, она остановилась у шалашной хижины, упираясь руками в колени, тут же из-за поворота в неё чуть не влетел мальчик.

– Помоги! – крикнула она ему, передавая один конец полотна, когда капли дождя уже больно разбивались по лицу и мешали отчётливо видеть друг друга.

Они накинули полотно поверх шалашной хижины, и мальчик тут же нырнул внутрь. Энн растерялась, но ещё не успела решить, бежать ей или нырять за ним, как он снова появился.

– Возьми шкатулку, она может испортиться вместе с твоими историями. – Поверх неё он накинул плед и махнул в знак прощания головой, но Энн не двинулась с места.

– Залезай! Под другой край. Залезай! – крикнула она, простирая над головой мальчика другой край пледа.

И так они вместе добежали до дома Энн и ввалились мокрые до нитки через внешний вход на кухню Матильды.

– О небеса! – изумилась Матильда и тому, как выглядела Энн, и тому, что она была с мальчиком, который видом ничем не отличался от неё. Энн сняла с себя плед и резво прошла на кухню.

– Льёт не переставая! – звонко ответила Энн, ничего не говоря о мальчике, словно всё, что происходило, было в порядке вещей.

– Энн! Кто твой друг? – спросила Матильда.

– Меня зовут Отто, мэм. Отто Эвальд. – Энн уставилась на него, словно видя впервые. Ведь она никогда не спрашивала, как его зовут!

– Сьюзи! Сьюзи, беги сюда!

Невысокая светленькая служанка появилась в дверях.

– Неси срочно полотенце и одежду для Энн, – поручила девушке Матильда. – А для вас у меня тоже кое-что есть, – обратилась она к Отто.

– Мэм, благодарю, но, право, не стоит.

– Матильда, зови меня так. И на этой кухне я командую. Иди за мной.

Энн вдруг обнаружила себя одну в большой светлой кухне, стены которой были расписаны мелкими цветами ещё в тот первый год, когда её мама, будучи совсем юной, впервые появилась в этом поместье. Энн нравилось, что её рука виделась даже здесь, и что Элеонора не избегала кухню как место, недостойное для посещения леди. Хотя она держалась весьма простой политики на этот счёт для Энн: «Не лезь под руку, когда люди работают». Энн улыбалась этому месту, пока вдруг не поняла, что совсем окоченела, но тут же в дверях снова появилась Сьюзи, сразу захлопнув их за собой, и принялась снимать с Энн мокрые платья.

– О мисс, вы же можете так заболеть. Как же вы не беспокоитесь о себе.

Сьюзи натирала тело Энн, пока то не раскраснелось. Затем переодела девочку в сухую одежду, в дверь постучали, Сьюзи отворила, в комнату вошли Матильда и Отто, а служанка принялась натирать ступни Энн.

Энн неловко глянула на Отто и перехватила полотенце у девушки:

– Дальше не нужно, я сама. Спасибо, Сьюзи.

Служанка, словно воробушек, упорхнула из кухни. Энн взглянула на Отто, вспомнить, какая на нём была одежда до, казалось невозможным, в воспоминании она напоминала одно грязное пятно, сейчас на мальчике была белая рубашка с тёмно-серыми брюками. Благодаря тому, что у него были довольно широкие плечи, одежда была ему почти впору и даже скрадывала непривлекательную худобу. Матильда разливала горячий чай по кружкам.

– Матильда, у тебя уже и чай готов?

– Конечно, моё золотце, как только ты шмыгнула в этот лес под самый дождь, я тут же поставила чайник, зная, что ты продрогнешь до последней косточки. И чего ты там забыла?

– Мою шалашную хижину же, Матильда. – Но Энн тут же опомнилась, что шалаш уже не принадлежал ей, и поправила себя: – Ах, точнее… уже не мою. – С лёгкой грустью Энн глянула на Отто, сидящего напротив неё. Матильда поставила на стол сладкий пирог.

– Что ж, с вами я сидеть не смогу, так что сидите тихо. – Она положила кусок побольше Отто и кусок чуть меньше – Энн, зная, что Отто может постесняться взять добавки.

– Матильда, я очень благодарен за всё, спасибо! – сказал Отто ей вслед, на что она улыбнулась и подмигнула мальчику.

Энн вопросительно посмотрела на этих двоих и только хотела поднести вилку с пирогом ко рту, как Отто, смотря себе под нос, предложил:

– Что ж, помолимся?

Энн тут же покраснела от стыда:

– Э, да, помолимся. Я всегда молюсь перед едой, ну… иногда забываю, когда очень голодна.

Отто понимающе улыбнулся и сделал жест, приглашающий начать.

– Эм, ты хочешь, чтобы я молилась? Вслух?

– Да, почему нет?

– Обычно это делает папа или другие мужчины.

– Не думаю, что есть разница, но как гость не могу позволить себе взять эту честь на себя, – с нарочитой серьёзностью сказал Отто.

Энн растеряно посмотрела на мальчика, рядом с которым почему-то больше не чувствовала себя непринуждённо, как это было раньше. Она последний раз умоляюще взглянула на него, но он уже сложил руки для молитвы и закрыл глаза. Энн выдохнула и слегка расслабилась, зная, что Отто не собирался тайком наблюдать, затем последовала его примеру и произнесла молитву:

– Дорогой Господь, я благодарю Тебя за моего друга Отто, с которым я могу разделить эту пищу. Спасибо за этот прекрасный пирог и чай. Благослови руки, которые приготовили его, и также благослови эту пищу, чтобы она пошла нам лишь на пользу. Аминь.

– Аминь. – Отто с улыбкой глянул на Энн, ему особенно понравилась та часть молитвы, где Энн назвала его другом, хотя сама Энн не обратила на это особого внимания.

Отто принялся за пирог, а Энн мысленно приходила в себя, пытаясь скрыть лёгкое волнение и то странное чувство, которые вызвала в ней эта молитва вслух. Затем она подняла взгляд на Отто, и внутри неё словно расплылась тёплая жидкость, хотя чай её стоял ещё нетронутый. Да, это был не чай, это было то самое чувство, которое приходит так славно в неожиданный момент, когда ты вдруг понимаешь, что можешь не бояться быть самим собой рядом с кем-то напротив.

Дождь продолжал постукивать по закрытым окнам, барабанить по входной двери, норовя попасть внутрь кухни, в которой тепло разливалось вместе со светом камина, грело руки, сжимающие чашку с травяным чаем, и сохранялось в пышных боках сладкого пирога. Очертания двух неподвижных фигур слабо виднелись из окна со двора за стеной холодного проливного дождя.

Энн вдруг осенила мысль:

– Так ты… у тебя ведь не было ничего, чем ты мог накрыть шалаш, когда прибежал туда?

– Нет, не было, – ответил Отто.

– Зачем тогда прибежал?

– А ты?

– Ну очевидно, чтобы накрыть шалаш от дождя.

– А как же твоя шкатулка с историями? – спросил он.

– Эм, да, я как-то не подумала о них.

– Могли испортиться, поэтому я и побежал. Шалаш рано или поздно бы высох, хотя просыхало бы всё довольно долго, поэтому это очень умно с твоей стороны – закрыть его тентом для сена, а вот истории и шкатулка могли бы испортиться вконец. – Он засунул кусок пирога в рот и стал медленно жевать.