– Не знаю. Мы все – я имею в виду королевских детей – с первых своих дней живем с незримым ощущением долга. То ли перед народом, то ли друг перед другом, то ли перед кем-то еще. Вроде оно легкое, как перышко, но на самом деле тяжелое, как свинцовые кандалы. Вот я и думаю: а если бы все было иначе? Если бы я мог делать все, что захочу, не думая о том, какое впечатление это произведет на других? Любить того, кого хочу, уехать туда, куда хочу? Заниматься глупостями и радоваться жизни?

Виктор потянулся за кусочком розового швейцарского сыра.

– Что за мысли тебя одолевают, братец? Вроде ты не светлая эльфийка, рожденная три века назад, а принц, живущий в современном мире, и мой советник?

Амадей тряхнул головой и вновь наполнил свой стакан.

– Да, ты прав. Пустое. Жизнь хороша. Мы богаты, ездим на красивых машинах и носим дорогую одежду.

– И пьем дешевое вино.

– Предлагаю тост за принца и короля, которые пьют дешевое вино и развлекаются в компании смертной женщины.

– Отличный тост, – похвалил Виктор. – Но без смертной женщины, как ты понимаешь, мы выпить не можем.

Друг указал пальцем в направлении дороги.

– Вон она. Накаталась. Налейте даме вина, ваше величество. И больше за руль мы ее сегодня не пустим.

Ступив на траву, Моника сняла каблуки и, сияя счастливой улыбкой, подошла к братьям.

– Ой, – начала она, наполнив короткое междометие всеми эмоциями, на которые была способна, и вернула ключи хозяину. – Она легкая! И быстрая! Сказочный сон, а не машина!

– Забирайте, – предложил Амадей и, поймав недоуменный взгляд Виктора, добавил: – Но только при одном условии: вы выпьете с нами. И угоститесь немного. Брат сказал, что встретил вас на обочине скоростного шоссе. Поймать там попутку – миссия невыполнимая. Наверное, голосовали долго. И проголодались.

Девушка бросила на брата подозрительный взгляд, но приглашением воспользовалась.

– Вы имеете в виду именно выпить и поесть, да, мистер? Ничего такого… более личного?

Виктор протянул ей стакан.

– Я – скучный женатый мужчина, – уверил он Монику. – А мой друг не торопится обзаводиться ни супругой, ни женщиной. Вы можете чувствовать себя в безопасности. Прошу, угощайтесь.

Моника выпила вина и принялась за сыр, но долго молчать не смогла.

– Вы такой очаровательный! – обратилась девушка к Виктору. – Впервые встречаю мужчину с таким цветом волос… оттенок вроде платиновый, но чуть-чуть теплее. И глаза голубые-голубые! А вы на него очень похожи, – посмотрела она на Амадея. – Наверное, вы близнецы?

– Нет, – улыбнулся друг. – Сводные братья. Так уж вышло, что мы оба похожи на отца. Есть в нашей семье такая… особенность.

Моника кокетливо улыбнулась, прожевывая очередной кусочек сыра.

– А кем вы работаете? Не подумайте, я не любопытная… но жутко интересно узнать, откуда у вас столько денег! Спортивные машины и все такое…

– Я занимаю высокий пост в руководстве крупной организации, – ответил Виктор. – Мой брат работает там же. Моим заместителем и советником.

– Здорово, – протянула девушка. – А в свободное время вы гоняете на машинах? Хотела бы я такую жизнь… – Она вздохнула. – Я работаю официанткой. Точнее, работала. Меня уволили. Денег нет, старая машина сдохла. Вот и езжу автостопом повсюду. Может, удастся зацепиться где-нибудь.

– Ну что же, хотя бы машиной я вас обеспечил, – утешил ее Амадей.

– Вы это всерьез, да? Хотите отдать мне машину?

– Но за руль вы сядете только после того, как хорошенько отоспитесь в отеле. Мы вас туда отвезем и заплатим за номер. На три дня вперед – вдруг решите остаться.

Поймав брошенные Амадеем ключи, Моника смутилась.

– Ой, сэр. Это очень мило с вашей стороны, но слишком щедро. Вы всегда делаете незнакомкам такие подарки?

– Случается, – согласился друг.

– И что, задаром?

– Нет, – помолчав, ответил Амадей. – Денег у меня больше, чем у вас, но вы располагаете кое-чем, за что я отдал бы все на свете.

Девушка поднесла к губам стакан с вином, но пить не стала.

– Не думаю, что у меня есть что-то, чего у вас нет, сэр! – возразила она. – Вы можете позволить себе купить любую вещь…

Друг горько рассмеялся.

– В том-то и дело, леди. Есть такая поговорка: самые важные вещи в мире – не вещи. – Он поднял стакан. – Эта ночь слишком хороша для философии. До дна.

17 марта 1996 года, утро

Восточная Европа

– Прекрати издеваться над инструментом, Пенелопа! Сколько раз можно повторять одно и то же?! Вместе с идеальным музыкальным слухом тебе досталась полная эмоциональная глухота! Почему ты не можешь играть этюды и серенады так, как нормальные скрипачи?!

Ее высочество Пенелопа, дочь его величества короля Виктора, тяжело вздохнула и опустила смычок. Она стояла у окна своей спальни, любовалась поднимающимся над горами солнцем и исполняла привычный утренний ритуал. Сначала – полчаса на гаммы, потом – любимые матерью этюды и серенады. Пенелопа была уверена, что в такой ранний час ее величество Одиссея видит девятый сон, но мечтам об одном-единственном дне свободы сбыться не суждено.

– Пенелопа! – Для того, чтобы подчеркнуть важность момента, мать в очередной раз постучала в запертую дверь. Кулаком. Видимо, пытается привлечь внимание уже не десять и даже не пятнадцать минут. – Ты принцесса, а не смертный подросток! Что за глупые капризы?! Пятеро преподавателей, один гениальнее другого – и никто не привил тебе уважение к музыке! Ты хоть понимаешь, сколько твой отец заплатил за эту скрипку?

Принцесса бережно положила любимицу в футляр, погладив ее лакированный бок, и подошла к двери. Отец заплатил за инструмент целое состояние, сомневаться не приходилось. Приобрел на аукционе в Англии и даже поругался с каким-то коллекционером, но тому скрипка не досталась. Уникальный инструмент с мягким тембром и богатой историей, творение одного из известнейших итальянских мастеров, заветная мечта любого скрипача.

– Ты решила объявить мне бойкот? – возобновила монолог ее величество. – И что теперь? Будешь сидеть здесь безвылазно? Голодать и отказываться от воды?

– Они тупые, – заявила Пенелопа. – Эти твои учителя. Они ничего не понимают в музыке. Даже обезьяна может водить смычком по струнам. Предел их мечтаний – концерт перед всем двором. Глупые песенки для глупых танцев ради глупых аплодисментов.

– Если бы ты разговаривала со своей матерью более вежливо, то, может статься, мы побеседовали бы о твоих мечтах, – смилостивилась королева.

Пенелопа сложила руки за спиной, уставившись на ключ в замочной скважине.

– Я пыталась говорить с тобой об этом, мама.

– Пожалуйста, открой дверь, дорогая, – заговорила мать совсем другим тоном. – Ты же знаешь, что мне небезразлична твоя судьба. Но я хочу, чтобы ты вела себя достойно, так, как подобает особам королевской крови. При дворе есть много ценителей скрипичной музыки… они любят классику…

– А я не люблю! – завопила принцесса. – Почему ты, черт возьми, не можешь смириться с одним простым фактом: не все в мире происходит так, как ты хочешь?! Я имею право играть то, что заблагорассудится – и продолжу, несмотря на твои упреки! Ни один из твоих учителей и якобы ценителей ни разу за свою жизнь не выходил за пределы деревни! Откуда им знать, как звучит настоящая музыка? Откуда им знать, какой она должна быть?!

За дверью воцарилась тишина, и Пенелопа уже решила, что мать сдалась, но упорства ее величеству было не занимать.

– Будь моя воля, я бы забрала у тебя все эти пластинки, – сказала королева. Горечь в ее голосе показалась бы искренней всем, кроме дочери. Уж кто-кто, а принцесса еще в детстве оценила актерские способности матери по достоинству. – Вместо того, чтобы совершенствовать мастерство, ты предаешься пустым мечтам. Делай все, что твоей душе угодно. И играй все, что захочешь. Я прилягу. От твоих глупостей у меня началась мигрень.