Обезвоживание также приводит к сгущению крови. В тандеме с пониженным артериальным давлением это увеличивает риски образования тромбов.

– Умолкни уже, – пробормотал Лоренц, стараясь не слишком отвлекаться от серого полотна, исчезающего под колесами автомобиля, – И без тебя тошно.

– Работоспособность в жару тоже снижается: считается, что каждый градус выше 26°C снижает работоспособность человека примерно на 10%. Напомню, что жара может быть смертельно опасна! Во время жары 2003 года в Европе умерли 35 000 человек. Во время жары количество дорожных происшествий увеличивается, в среднем, на 20%. Растет в жару и количество самоубийств, согласно данным специалистов из Лондонского института психиатрии. Их исследование показало, что когда среднесуточная годовая температура поднимается на 10 градусов по Цельсию, суициды достигают своего пика. Также оказалось, что после подъема температуры на 10 градусов при каждом повышении на еще 10 градусов количество самоубийств вырастает на 4% – именно в это время падает уровень гормона, регулирующего настроение.

– Невероятное наблюдение, – хмыкнул Лоренц, – Есть чем еще удивить?

– Одна из самых жарких точек Земли – Долина смерти, штат Калифорния, в США. Средняя дневная температура здесь летом превышает +40°C, даже ночью она редко опускается ниже +30°С. Рекордная жара в Долине смерти, была зафиксирована в 1913-м году – +56,7°C. А в 1917-м году в течение 43 дней, с 6 июля по 17 августа, максимальная суточная температура там не опускалась ниже +48,9°C.

Еще одна жаркая точка – Марбл-Бар в Западной Австралии. Там был установлен австралийский рекорд температуры – +49,2°C. Там же был зафиксирован еще один рекорд: в течение 160 дней, с 31 октября 1923-го года по 7 апреля 1924-го года, температура воздуха не опускалась ниже +37,8° С.5…

– Странно, что здесь не упомянули Глекнер, – внезапно сказал Лоренц вслух, – Впрочем, кому есть дело до этой захолустной дыры?

– Жара могла сыграть важную роль в процессе эволюции человека. У английского физиолога Пита Уилера есть интересная гипотеза о том, почему человек начал ходить на двух ногах. По его мнению, предки человека встали на задние лапы, спасаясь от африканской жары и подставляя ветру свои животы.

– Все, с меня хватит. Довольно фактов и кантри на сегодня, – сухо произнес Лоренц, и выключил радио. Голова гудела, словно кто-то в далеком поднебесье бил в огромные колокола. Колокола были такими большими, что могли накрыть маленький город настоящим куполом. Акустика выгоревшего поднебесья, лишенная смысла и пощады била точно по вискам. Пройдет еще немного времени, и они выкрошат зубные пломбы, войдут в резонанс с бетонными плитами многоэтажных домов, заставят вязкий от жары асфальт пойти мелкими трещинами. Чем не начало для книги?

Его пустой серый дом, оставшийся в Глекнере, теперь казался милым, дорогим и уютным.

Лоренц прищурился, не отпуская руль, подставил свободную ладонь к глазам, как козырек.

Фольцваген, цвета серебристого металла, припаркованный у обочины, пестрел красным и синим. В ярком свете безжалостного солнца цвет мигающих огней был почти неразличим, и напоминал Лоренцу полуразряженную елочную игрушку, забытую на Рождество, правда, какой смысл от этой экспозиции был днем, оставался загадкой. Дверцы автомобиля были распахнуты настежь, чтобы хоть немного охладить раскаленный салон, но кажется, сделано это было от безысходности – ветер даже не думал просыпаться, и полуденный час ощетинился утомительным зноем. Выцветшая кожа сидений казалась настолько горячей, что на ней впору было готовить барбекю, а если брызнуть водой на рулевое колесо, вода непременно бы зашипела и испарилась. Усталого вида полицейский – гордый обладатель поникших усов и внушительного живота, передавленного толстым ремнем, оторвался от свернутой вчетверо газеты, где изредка чиркал простым карандашом, и проводил подъезжающую машину Лоренца измученным взглядом. Ни заинтересованности, ни энтузиазма в его глазах Лоренц так и не увидел. Впрочем, о каком энтузиазме может идти речь, если тебе приходится торчать на самом солнцепеке, проверяя каждую новоприбывшую машину?

Еще два патрульных автомобиля стояли впереди, а на обочине, среди выжженных зноем деревьев, Лоренц заметил что-то напоминающее военный джип. Впрочем, в военных джипах он разбирался не лучше, чем в древних рукописях, поэтому просто выкинул эти мысли из головы, сбавляя скорость и заглушая мотор невдалеке от полицейской машины. Странно, все это. Блокпосты на въезде? Интересно, что могло произойти, пока он был в пути?

Несколько военных машин виднелись в стороне слева, пара накрытых песочного цвета тентом стояли справа. Откуда-то издалека доносился мерный гул голосов. Да здесь человек двадцать-тридцать, если не меньше. Интересно, что обозначают бетонные конусы, выставленные поперек дороги? Лоренц огляделся по сторонам, не желая показаться слишком уж любопытным. Дело нечисто. Что-то произошло. Полиция и военные – опасное сочетание.

Оцепленный властями город писатель представлял себе совсем иначе. Описывал же он в одном из своих творений что-то подобное. И какого черта полиции не сидится в участках в такое время? На мгновение Лоренц вообразил небольшой темный кабинет, с окном забранным жалюзи, кондиционер на серой стене, шум ленивого вентилятора под потолком. Или Варин, и вправду, надул его, или в Вальдеварте произошло что-то из ряда вон выходящее. Не хватало ему только проблем с законом. И зачем только он вчера сорвался? Пить перед дальней дорогой – дурное решение. Если скверный вид можно объяснить жарой, то с запахом перегара будет куда сложнее. Нет, стоило оставаться дома. Очень неудачный день.

Лоренц открыл дверцу машины, впуская внутрь пыльный зной, поморщился, потянулся к пачке сигарет и затянулся дымом.

Усталый полицейский, пошатываясь, приблизился к его машине, обмахиваясь сложенной газетой, как веером. Подмышкой он удерживал бумажный планшет – слишком большой и неудобный, чтобы уместиться в ладони. Планшет выпал на землю через три шага, и документы, вылетевшие из зажима, рассыпались ровным кольцом прямо на грязном асфальте.

«Еще один заложник сегодняшнего дня, – со странным удовлетворением подумал Лоренц, наблюдая, как полицейский с проклятием собирает бумаги, – Видимо, сегодня не везет решительно всем»

– Вам помочь, офицер? – окликнул он полицейского, выбираясь на палящее солнце.

– А? Нет, не стоит, спасибо. Я справлюсь сам, – пропыхтел тот, разглаживая документы потной ладонью, чтобы оставить на ней влажные следы, – Чертова жара меня точно с ума сведет.

– Да уж, можно только посочувствовать, – согласился Лоренц, все же подбирая несколько последних бумаг и вручая их толстяку, – Кажется, это все?

– Да, наверняка все, спасибо, – шумно выдохнул полицейский, снова отправляя злополучный планшет подмышку и тяжело поднимаясь, – Это уже восьмой раз за сегодня, вы не поверите.

– Учитывая, какое сегодня пекло, поверю охотно. Незавидная у вас сегодня работа.

– Это точно, – подтвердил полицейский, снова обмахиваясь газетой, словно опахалом, будто это могло помочь, – Патрульный Харольд Абель, – спохватился он спустя мгновение, – Мы сегодня проверяем все машины, которые въезжают в Вальдеварт.

Он протянул руку, и Лоренц нехотя прикоснулся к влажной ладони. Он никогда не был слишком уж брезгливым человеком, но почему-то теперь содрогнулся от отвращения.

– По местному радио тишина. «Радиошторм», кажется, ведет трансляцию отсюда?

– Точно. Из самого Вальдеварта.

– Что-то случилось, офицер?

– Ничего слишком важного или серьезного, – уклончиво отозвался Абель, прикрывая глаза от солнца несчастной газетой, как козырьком, – Обычная процедура.

"А военный джип в кустах – тоже обычная процедура? И те ребята в военной форме, что стоят за грузовиками?» – подумал Лоренц, но не подал виду, и когда он заговорил, голос его звучал ровно и спокойно:

– Не объясните в чем дело? Я ехал из Глекнера, и совсем не следил за новостями вашего города…