В палате становится невыносимо жарко. Я вижу испарину на лбу девушки. Кондиционер не работает, но духота настигла именно сейчас. Или до этого я не осознавал…

Воздух настолько прелый, что нечем дышать.

— Рика, мы же цивилизованные люди…

— Нет. Ты не понимаешь. После той ссоры и разрыва контракта Кайл как с цепи сорвался. Теперь его миссия отомстить или сделать мою жизнь невыносимой, — ее голос переходит на шепот. Он становится еле уловимый, прозрачный и мне приходится вслушиваться, чтобы понять слова.

— И ты решила обломать его планы. Вот так? — показываю на руку, не веря до сих пор, что она всерьез это сделала.

Самоубийцы — это люди, которые просчитывают свой шаг наперед. И только единицы хотят действительно уйти из этого мира. Я не верю и никогда не поверю в то, что Ри относится к этому типу. Я знаю ее упорство и настойчивость в умении делать все по высшему разряду. И здесь несостыковка. Если бы она хотела, то не сидела здесь рядом, не дышала и не прижималась бы своим телом к моему ища опоры и поддержки. Люди, которые действительно желают стереть себя с лица земли — делают это. Без наигранности, без показухи и без слез. Холодный расчет и продуманный план, который разрастался по организму не один день. Часто человек идет на такое на эмоциях. И хоть Эрика как раз такой человек, но даже она не способна решиться в одночасье и уж тем более, не поверю, что она просто не смогла завершить начатое. Делаю вывод, что все это ради показухи, привлечения внимания и заявление о себе.

— Тони, твое предложение в силе? — на выдохе произносит Рика серьезным и надломленным голосом, возвращая меня из своего философского мышления.

У меня пересыхает в горле. Впервые, я не знаю, что ответить Эрике.

Энтони

— Предатель. Ты чудовище. Да чтоб ты в аду горел, — бьется в истерике Ханна, когда прихожу на следующий день. Я понимаю ее чувства. Оставить девушку у алтаря, за несколько минут до клятв — вверх цинизма и пренебрежения.

— Ненавижу тебя…

В меня летит все, что попадается под руку. Я понимаю — заслужил. Только поэтому не останавливаю и терплю, слушаю всю речь, которая заготовлена для меня. Меня не было сутки. Я ночевал у мамы никому, не сказав об этом. От такого шока, в виде моего ухода прямо перед церемонией моя родительница напилась снотворного и даже не заметила моего присутствия. Рано утром я выехал, не решившись на разговор. Я не хотел быть как отец, но стал еще хуже. Но лучше Ханне перегореть сейчас, чем страдать рядом всю жизнь. Говорят, что время лечит. Я бы не хотел, чтобы она теряла это время, забывая меня.

И даже ее любимая ваза, которую она перевезла ко мне, также лежит под моими ногами. Я топчусь по осколкам, перешагиваю через эту острую преграду и подхожу ближе к девушке.

Я не мог не уйти. Понимаю это отговорки. Я мог остаться вчера с Ханной, но сердцу не прикажешь.

Как только я услышал голос Эрики, зовущий меня, все стоп-краны перестали держать сопротивление в моей голове.

— Прости, — говорю тяжелым голосом и понимаю, что этим еще больше закручиваю клубок. Это не те слова, но я не понимаю, что говорить в такой ситуации.

Опускаю глаза в пол и вижу, как в меня летит очередная фарфоровая фигня, в виде летящих ангелочков, купленных на рынке Азии. Наш первый совместный отпуск вдали от всех, когда ты с одного пляжа сбегаешь в другой. Нам с Ханной хотелось побыть наедине друг с другом, подальше от суеты, проблем и быта. Чтобы запомнить этот прекрасный отдых мы скупали все, что может напомнить нам о нем, представляя на каких полках будем все это хранить. А теперь все это летит в меня в порыве неадекватности Ханны. Знал бы — не покупал! Я уже устал уворачиваться, поэтому решаю угомонить маленькую истеричку. Выходит с трудом. Я почти рядом. Остался один рывок, и в ее руках наше совместное фото, сделанное там же, возле знаменитого водопада. Это было восхитительное зрелище. И вот я видел его наяву. Конечно же сделал селфи и там же распечатал, купив местную рамку для антуража. Это была любимая наша совместная фотка, которая тоже полетела в стену, разбиваясь вдребезги, в миллиметре мимо моего лица.

— И это все, что ты хочешь мне сказать? Тони, мы не один год встречаемся. Я знаю тебя досконально. Почему мы вместе все это время? — приближается почти вплотную, чтобы видеть мои глаза.

— Я люблю ее.

Вот так ставится точка в отношениях. Вот так ломается чья-то судьба. Вот так моя жизнь идет под откос. И я сам выбрал этот путь.

Я чувствую себя погано по отношению к девушке, которая искренне меня любила и принимала такого, какой я есть. И я предаю ее. И это происходит даже не в эту минуту, это было на протяжении всех наших отношений, на протяжении всей нашей совместной жизни, сейчас просто ставится точка, больше предательства не будет!

— Пошел к черту, — шипит на меня Ханна, вытирая слезы тыльной стороной ладони.

Мы застываем друг на против друга на расстоянии вытянутой руки. Смотрим друг на друга. Я с сожалением. Она с презрением и болью, которая исходит глубоко изнутри. Я чувствую ее биение сердца и натянутое, напряженное тело. Ханна стоит до последнего с гордо поднятой головой, зная свое превосходство надо мной. Она знает, что лучше меня. Я также знаю. И это чувство разрывает изнутри. Она действительно меня любила, а возможно, несмотря ни на что, любит до сих пор. Любовь нельзя убить за одну ночь, чтобы не сделал обожаемый тобой человек. Я знаю это по себе.

Я проигрываю эту схватку и перевожу взор в сторону. Делаю глубокий вздох и отступаю.

И только сейчас вижу огромный собранный чемодан в дверях, с ее вещами. Она подходит и быстро, копошась, пытается поставить его на колесики, но он не поддается. Девушка нервничает еще больше, что-то бормочет и смахивает слезы в глаз. Чувствую себя подонком, что в принципе спровоцировал эту ситуацию. Всего этого не должно было быть.

— Давай хоть помогу, — я не собираюсь восстанавливать то, что только что разрушил, но… Но такое поведение меня пугает. Я никогда ранее не видел мою маленькую мисс Мур в таком неуравновешенном состоянии.

— Не подходи, — резко оборачивается на сто восемьдесят и останавливает мой шаг, вытянув руку вперед. Я не настаиваю. В таком состоянии вообще лучше держаться подальше.

Молча сажусь на край дивана, отодвинув осколки и жду пока Ханна разберется с механизмом выдвижения колесиков. Осматриваю комнату. Хаос, по-другому и не скажешь. Вздыхаю. Не знаю, что сказать. Я несколько минут колебался, слушая угнетающую тишину, но не выдержал:

— Ханна, может поговорим.

— Нет, — обрывает она сразу, даже не дав рот раскрыть. Я не хочу завершать отношения на такой ноте. Эта струна не может быть натянута вечно…

— Дай хоть шанс все объяснить, — пытаюсь сократить расстояние, но она снова поднимает руку, и я не рискую, не смею вступить в ее зону комфорта. Я больше не могу нарушать хрупкий мир Ханны.

— Знаешь, вы вместе тоже не будите, — на эмоциях выпаливает та, даже не удосужившись повернуться. Еле слышно, почти шепотом, без лишней импульсивности это выражение звучит пугающе. Я бы даже сказал как заклинание.

— Почему? — искренне интересуюсь. Я знаю, что сейчас Мур говорит на эмоциях, пытается обидеть, задеть, оскорбить. Но она это произносит, вонзая в меня слова, которые я и так прокручиваю в голове. Мои сомнения усиливаются вдвойне, она сеет их глубоко внутри меня, и я не могу забыть слова, сказанные напоследок, перед выходом:

— Она тебя не любит.

Энтони

Напряжение било по вискам. Эрика сильно волновалась и даже была напугана. Это новое амплуа для нас двоих.

Мы расписались быстро, без лишних глаз, без камер и даже без друзей. Это было скромно, скомкано, тихо и такое новое тревожное ощущение для нас двоих. Для людей нашей профессии — это было слишком необычно, но у нас получилось, не единой камеры, на нашем торжестве для двоих, не было замечено.