— Зачѣмъ я иду туда? спросилъ я самого себя. — Просить? Но развѣ это послужитъ къ чему-нибудь? развѣ это животное способно на состраданіе?

Со скрипомъ растворилось окно въ домѣ Тугалова.

У окна сидѣла откупщица, молодая еврейка съ жирнымъ лицомъ дюжинной прачки; она няньчила груднаго ребенка и кутала его въ шелковыя одѣяла. Молодая кормилица и нянька-старуха стояли тутъ-же и предлагали ребенку цѣлую кучу дѣтскихъ игрушекъ; ребенокъ хваталъ игрушки и швырялъ ихъ куда-то, заливаясь звонкимъ, дѣтскимъ смѣхомъ. Служанки улыбались, а счастливая мать вторила хохоту своего сына.

Я чувствовалъ то, что чувствуетъ, вѣроятно, негръ, впроголодь прислуживающій у сытнаго стола своего властелина, то, что испытываетъ несчастный рабочій людъ, при видѣ жирныхъ, здоровыхъ, пресыщенныхъ дѣтей фабриканта.

— Тебѣ что нужно, щеголь? заслышалъ я голосъ Тугалова, звучавшій веселой нотой (я не замѣтилъ откупщика, стоявшаго за спиною у счастливой матери и улыбавшагося во всю ширь своей пасти, при видѣ радости своего дѣтища).

Отступать было поздно; я вошелъ въ его грязный кабинетъ. Онъ не замедлилъ туда явиться.

— Что нужно? спросилъ онъ меня уже обыкновеннымъ, грубымъ и рѣзкимъ басомъ.

— Г. Тугаловъ, вы убавили мое жалованье?

— Гм… Убавилъ. Что-же?

— Мнѣ и прежде жить было нечѣмъ. Я ожидалъ прибавки. Вы не разъ обѣщали, а теперь и совсѣмъ и умирать съ голода приходится.

— Вообрази, щеголь, что ты еврейскій колонистъ: такъ и живи.

— Но, вѣдь я не колонистъ. Я живу въ городѣ, квартира необходима, топить тоже нужно, ѣсть и одѣваться.

— По мнѣ хоть въ одной рубахѣ щеголяй, въ моихъ глазахъ все щеголемъ останешься. Ха, ха, ха…

— Вѣдь я не одинъ… вообразите…

— Знаемъ, знаемъ, пѣсня не новая. Дороговизна, долги, дѣти, жена беременная. Кто виноватъ? Занимайся дѣломъ, не твори дѣтей. Ха, ха, ха!

Кровь прилила къ головѣ, въ вискахъ застучало, кулаки конвульсивно сжались.

— Вы… подлецъ! сорвалось у меня съ языка. Я выбѣжалъ вонъ.

Въ тотъ самый день я сдалъ откупной архивъ Ранову. Тугаловъ, желая наказать меня за дерзость, хотѣлъ подвести меня подъ какой-то параграфъ питейнаго устава, подъ какую-то уголовщину за несдачу какого-то отчета, за какой-то небывалый захватъ откупной выручки; словомъ, хотѣлъ сотворить ту самую подлость, къ какой прибѣгали откупщики, иногда самые крупные, для вымещенія своего гнѣва на несчастныхъ служащихъ; но благодаря дружбѣ Рапова и свойству моей обязанности, заключавшейся въ одной запискѣ мертвыхъ цифръ, ему это не удалось.

Я остался безъ средствъ. Существовать было нечѣмъ. Я рѣшился отправить семью къ моей матери въ деревню, самому же остаться въ городѣ и, перебиваясь кое-какъ, отыскать частную службу. О намѣреніи своемъ я объявилъ женѣ.

— Я не поѣду отсюда, съ мѣста не тронусь. Ты избавиться отъ меня вздумалъ, пожуировать на свободѣ захотѣлось? рѣшительно осадила меня жена.

— Чѣмъ же мы жить будемъ?

— Это не мое дѣло. Ты обязанъ кормить, ты на то мужъ.

— Обязанъ! Но если нечѣмъ?

— Всѣ не имѣютъ, а достаютъ. Ты мы къ чему не способенъ, ты виноватъ. — Горькая моя доля! лучше бы я вышла сапожника, за водовоза, только не за тебя.

— Да… лучше было бы, согласился я.

На другой день посѣтилъ меня Рановъ.

— Я, братъ, въ тебѣ съ радостной вѣсточкой.

— А что?

— Подрядчикъ Клопъ ищетъ грамотнаго помощника. Работы мало, а вознагражденіе хорошее. Для тебя это мѣсто тѣмъ болѣе сподручно, что тутъ ты избавишься отъ всякой глупой дисциплины и отъ личныхъ оскорбленій, которыя переваритъ не умѣешь.

— Что это за личность, этотъ Клопъ? Судя по фамиліи…

— Фамилія некрасивая. Но она, однакожь, не мѣшаетъ Клопу быть однимъ изъ самыхъ хитрыхъ, изворотливыхъ подрядчиковъ. Онъ умница большой руки, но плутъ, какихъ мало.

— Дѣла мутныя, конечно?

— Конечно, не прозрачныя. Но для тебя это безразлично, надѣюсь, лишь бы жалованье.

— Противно какъ-то.

— Оставь пожалуйста! Подрядчики созданы изъ того же самаго тѣста, какъ и откупщики. Послѣдніе продаютъ воду вмѣсто водки, первые строятъ казенныя зданія изъ мусора вмѣсто камня; какъ тѣ, такъ и другіе выѣзжаютъ на плутняхъ, взяткахъ и чиновникахъ.

Клопъ былъ человѣчекъ маленькій, худенькій, съ миньятюрной, черномазой рожицей, съ коротенькими ручками и ножками. Маленькіе, черненькіе, какъ у мышенка, глазки искрилось хитростью и воровскою наглостью. Носъ имѣлъ форму и цвѣтъ варенаго птичьяго желудка, за что чиновники въ шутку и прозвали его «Пупикусъ». Онъ отличался вкрадчивостью рѣчи и манеръ, вѣчно заливался смѣхомъ и никогда, ни въ какомъ критическомъ положеніи не терялся. Подобно казенному имуществу, онъ ни въ огнѣ не горѣлъ, ни въ водѣ не тонулъ. Онъ всегда выходилъ сухъ, благодаря своей геніальной изворотливости и находчивости. Еврейская и чиновничья среды любили его за веселый правъ, за хлѣбосольство, за широкую натуру. Онъ имѣлъ только единственнаго врага, въ лицѣ одного еврея — ростовщика и доносчика.

Районъ представилъ меня Клопу.

— Вотъ тотъ молодой человѣкъ, котораго вамъ рекомендовалъ, Маркъ Самойловичъ.

Подрядчикъ любилъ разыгрывать человѣка, проникнутаго руссицизмомъ, любилъ, чтобы его называли по имени-отчеству, хотя былъ едва грамотенъ и прескверно объяснялся порусски.

— А, очень радъ, очень радъ, сказалъ онъ, весело пожимая мнѣ руку и которая собственныя отъ удовольствія.

— Въ чемъ будетъ состоять моя обязанность? спросилъ я подрядчика. — Бытъ можетъ, я неспособенъ къ ней. Я по подрядной части совсѣмъ несвѣдущъ.

— Ха, ха, ха, несвѣдущъ… Подрядная часть… Обязанность… какая тутъ часть? какая тутъ обязанность? ха, ха, ха!

— Извините, Маркъ Самойловичъ, я васъ не понимаю.

— Нечего тутъ и понимать. Вы будете получать жалованье и дѣлать то, что я самъ дѣлаю.

— А именно?

— То, что потребуютъ обстоятельства, но большею частью ничего.

— За что же вы мнѣ платить станете?

— Другъ мой, вы у кабачниковъ привыкли въ ярмѣ ходить и при этомъ голодать. Мы, подрядчики, — другіе люди. Я ищу скорѣе грамотнаго товарища, чѣмъ служителя. Я люблю веселую жизнь, а одному какъ-то скучно. Надѣюсь, вы понимаете меня, мой другъ?

Я его совсѣмъ не понималъ. Я видѣлъ, что онъ хитритъ и виляетъ. Но его обращеніе мнѣ польстило, а щедрость еще больше. Онъ сразу назначилъ мнѣ такую цифру жалованья, какая мнѣ и во снѣ не снилась, и выдалъ нѣкоторую сумму впередъ, чтобы я нѣсколько лучше устроился.

— Я люблю, чтобы сотрудники въ моихъ дѣлахъ были довольны и веселы. Жизнь коротка, ею пользоваться нужно.

Я аккуратно приходилъ къ подрядчику каждый день утромъ и оставался у него до вечера, больше въ качествѣ гостя, чѣмъ служащаго. Онъ и его семья считали меня, не знаю почему, какимъ-то образованнымъ, чуть ли не ученымъ, гордились моею подчиненностью, которой я впрочемъ и не замѣчалъ: такъ просто и безцеремонно всѣ относились ко мнѣ. Клопъ жилъ просторно и роскошно, на широкую ногу, ни въ чемъ не отказывался себѣ. Я чувствовалъ себя въ какомъ-то ложномъ положеніи, потому что получалъ значительныя деньги за какое-то dolce farniente.

— За что вы платите мнѣ? спросилъ я его однажды, въ откровенную минуту.

— Не торопитесь, мой милый; скоро будемъ и писать, и считать, и бѣгать; наработаемся до тошноты.

— Что же предвидится?

— Торги на казенныя зданія, на земляныя работы. Мало ли что!

— Возьмете ли ихъ еще? это вопросъ.

— Непремѣнно возьму.

— А если цѣны собьютъ до…

— Все равно, возьму.

— Хоть на убытокъ?

— Всѣ почти подряды берутся на убытокъ. Это ничего.

— Какъ ничего?

— Пора объяснить вамъ. Вы человѣкъ, какъ я вижу, скромный; это главное достоинство, которое я въ васъ цѣню. Знаете ли вы, что такое подрядчикъ?

— Объясните, пожалуйста.

— Подрядчикъ — это человѣкъ, живущій безъ разсчета и живущій ни счетъ этой самой безразсчетности.

— Какъ такъ?

— Если ему удастся только снять подрядъ, онъ уже обезпеченъ на извѣстное время. Задаточною суммою этого подряда онъ заткнетъ дыры прежнихъ дѣлъ.