Не удивляйтесь, читатели, этому странному заглавію. Знакомый съ хорошими и дурными сторонами своей націи, съ ея достоинствами, недостатками и нравственными недугами, я, съ. полной увѣренностью, задаю этотъ оригинальный вопросъ: кто сильнѣе, кто пагубнѣе для евревъ: холера, или цадикъ?

Холера, этотъ бичъ человѣчества, вырывающій съ корнемъ столько жизней, является періодически, изрѣдка, совершаетъ свое мрачное дѣло — и исчезаетъ; цадики свирѣпствуютъ съ изумительнымъ постоянствомъ, высасываютъ заживо, какъ вампиры, послѣдніе соки у тупоумныхъ массъ еврейскихъ. Отъ холеры можно оградить себя предохранительными средствами — умѣреннымъ образомъ жизни, препаратами латинской кухни; отъ цадиковъ, пользующихся фанатизмомъ своихъ единовѣрцевъ, ничто не спасаетъ кромѣ смерти. Отъ холеры можно бѣжать; отъ цадиковъ не убѣжишь: они преслѣдуютъ, вкрадываются даже въ такія мѣстности, гдѣ фанатизма, относительно, меньше, гдѣ имъ угрожаетъ преслѣдованіе и отъ развитыхъ единовѣрцевъ, и отъ самаго правительства. Они своими шарлатанствами приковываютъ къ себѣ цѣлыя толпы невѣжественнаго народа. Въ одномъ только они схожи съ холерою: какъ она, они душатъ, преимущественно, самый низшій, бѣдный классъ народа.

Цадики — это ядовитые паразиты, питающіеся потомъ и кровью своихъ безчисленныхъ жертвъ; это сѣятели суевѣрія и тьмы; это безсовѣстные факторы на биржѣ религіи; это коварные посредники между небомъ и землею;.это торгаши райскими продуктами; это неизлечимый ракъ въ наболѣвшемъ организмѣ еврейской націи. Цадикъ — это еврейскій святой, чудотворецъ.

Цадикъ достигаетъ своего величія и народнаго довѣрія не упорнымъ, усидчивымъ трудомъ, какъ ученый; онъ пріобрѣтаетъ славу не постомъ, молитвой и умерщвленіемъ плоти, какъ схимникъ или аскетъ; онъ достигаетъ безсмертія не опасностями и лишеніями, какъ воинъ; онъ прямо выползаетъ изъ утробы матери, и рождается на свѣтъ Божіи — готовымъ цадикомъ.

Цадикъ, безъ всякаго труда, вкушаетъ всѣ блага земныя. На него трудятся тысячи рукъ. Его лелѣютъ съ колыбели, какъ принца крови. Онъ женится въ дѣтскомъ возрастѣ, и по большей части на самой красивой дѣвушкѣ. Жена цадика получаетъ, вмѣстѣ съ именемъ святого своего мужа, титулъ раввинши. Она пользуется собачьей привязанностью клевретовъ своего мужа. Если эта богиня нисходитъ до того, чтобы угощать этихъ лѣнивыхъ, чувственныхъ псовъ пряниками изъ своего святаго передника, то псы эти — на верху счастья и блаженства. Цадики, обыкновенно, какъ всякіе выходцы преисподней, резидируютъ въ самыхъ темныхъ захолустьяхъ еврейскихъ поселеній, откуда выползаютъ для своихъ экскурсій съ большими предосторожностями и лишь въ экстренныхъ случаяхъ. Они живутъ просторно, роскошно, иногда и изящно. Имѣютъ цѣлую шайку тѣлохранителей, безсовѣстныхъ помощниковъ и глашатаевъ, распространяющихъ молву о чудныхъ, необыкновенныхъ дѣяніяхъ этихъ великихъ мужей. Цадики обладаютъ большимъ количествомъ драгоцѣнностей, имѣютъ своихъ откормленныхъ лошадей, свои щегольскія буды[42] и даже кареты. Иные содержатъ на дому цѣлые еврейскіе оркестры, для которыхъ цадики, одаренные доморощенною музыкальною способностью, сами сочиняютъ свои заунывныя фантазіи и morceaux de salon, которые и переходятъ къ евреямъ традиціоннымъ путемъ, какъ всякая святыня.

Къ этимъ цадикамъ стекаются со всѣхъ сторонъ легковѣрные сыны Израиля, обманутые ихъ ложной славой. Замужнія, безплодныя женщины молятъ цадика исходатайствовать у неба хоть какого нибудь сынишку. Съ нихъ берутъ большой кушъ денегъ, соображаясь съ состояніемъ просительницъ. И, о чудо! послѣ свиданія съ цадикомъ и его помощниками, какъ разъ, чрезъ девять мѣсяцевъ, еврейская нація обогащается еще однимъ маленькимъ членомъ. Самымъ тяжкимъ больнымъ, цадикъ, послѣ исповѣди, даетъ какое нибудь снадобье, въ родѣ березовыхъ листьевъ, и больные, высыпавъ ему послѣдніе рубли, возвращаются домой, совершенно успокоенными. И не даромъ: смерть, въ скорости, успокоиваетъ ихъ навсегда. Отъ подобной неудачи ни мало однакожь не страдаетъ слава цадика. «Умершіе навѣрно опять нагрѣшили, или не исполнили инструкціи цадика въ точности», увѣряютъ вѣрующіе. Если же, по натуральному ходу вещей, самъ организмъ устранитъ тяготѣющее надъ нимъ зло, если физіологическіе процессы организма сами успѣютъ уничтожить болѣзненный элементъ, то это явленіе приписывается чудотворности цадика, и о сверхъестественномъ этомъ чудѣ трубятъ цѣлые посады, города и губерніи.

Горе тому, кто озлобитъ противъ себя всесильнаго цадика! Если цадикъ его проклянетъ, онъ — погибъ. Заклинанія цадиковъ почти всегда сбываются съ изумительною пунктуальностью. «Да накажетъ его Господь огнемъ, какъ Нодовъ ве Авигу (Надавъ и Авіудъ)!» скажетъ цадикъ, и (о чудо!) чрезъ нѣкоторое время, имущество несчастнаго, на самомъ дѣлѣ, загорается и превращается въ пепелъ. «Да обнищаетъ онъ, какъ Іовъ!» проклянетъ цадикъ, — и проклятый, въ короткій промежутокъ времени, обѣднѣетъ, какъ церковная крыса, потому что евреи, страшась гнѣва всемогущаго цадика, немедленно прекращаютъ съ отверженикомъ всякія коммерческія отношенія. Кредиторы приступаютъ чуть не съ ножомъ къ горлу, а должники считаютъ себя вправѣ не платить ни одного гроша.

Еслибы я пожелалъ разсказать своимъ читателямъ всѣ былины о шарлатанствахъ бандитствующихъ цадиковъ, то разсказы эти наполнили бы собою цѣлые томы. Я довольствуюсь только однимъ анекдотомъ.

У одного очень богатаго арендатора еврея какъ-то, въ теченіе многихъ лѣтъ, рождались все болѣзненныя дѣти, которыя въ колыбели еще умирали. Ни доктора, ни бабки, ни знахарки не могли помочь этому горю. Осталась еще одна надежда на цадика. Но цадикъ этотъ свирѣпствовалъ гдѣ-то очень далеко отъ того мѣста, гдѣ жилъ арендаторъ. Путешествіе туда было сопряжено съ большими затрудненіями и громадными издержками. Но какія жертвы не принесетъ чадолюбивый отецъ жизни своихъ дѣтей? Арендатору нельзя было оставить своихъ дѣлъ, а потому онъ снарядилъ свою супругу въ путь и отправилъ ее одну, разрѣшивъ не щадить денегъ, лишь бы исходатайствовать у цадика долголѣтіе своимъ будущимъ дѣтямъ.

Пріѣхавъ въ грязное польское мѣстечко, гдѣ царствовалъ еврейскій святой, она останавливается въ самомъ лучшемъ еврейскомъ постояломъ дворѣ (ахсанье). Хозяинъ, клевретъ цадика, обогащающійся отъ многочисленныхъ пилигримовъ, и за то съ своей стороны служащій цадику самымъ вѣрнымъ шпіономъ, ловко выпытываетъ у пріѣзжей цѣль ея пріѣзда, ея горе и прочія подробности ея прошлой жизни и дѣлъ ея мужа.

— Изумляюсь, говоритъ онъ ей, съ притворнымъ состраданіемъ — что вамъ въ голову не приходило до сихъ поръ прибѣгнуть къ помощи нашего великаго раби. Теперь врядъ-ли онъ васъ приметъ. Онъ вѣдь своимъ духовнымъ окомъ видитъ все, что творится на землѣ и на небѣ. Онъ, вѣроятно, прогнѣванъ на васъ и на вашего мужа. Вы, должно быть, большіе грѣшники, если Богъ такъ тяжко васъ наказываетъ. Нашъ раби неумолимъ къ грѣшникамъ.

— Ради самаго Бога, ради моихъ бѣдныхъ дѣтей, хозяинъ, исходатайствуйте мнѣ свиданіе съ цадикомъ! Я вамъ щедро заплачу за это, молитъ глупая еврейка.

— Я? Ой вей миръ! какъ я смѣю предстать предъ его ясныя очи! Я для васъ, но только для васъ могу просить его габе (помощникъ или первый каммердинеръ), но ему надобно хорошо заплатить. Я отъ васъ ничего не возьму, сохрани богъ; вы моя гостья дорогая.

Проходитъ нѣсколько дней. Корчмарь-хозяинъ представляетъ своей дорогой жилицѣ затрудненія за затрудненіями, которыя, конечно, мало по малу, устраняются, благодаря безкорыстному старанію хозяина, и уступчивой подкупности габе. Наконецъ, назначается грѣшницѣ желанная аудіенція.

Намолившись, напостивишсъ и наплакавшись, просительница является въ переднюю цадика. Долго стоитъ бѣдная на ногахъ, съ замираніемъ сердца слѣдя за многочисленными габоимъ, снующими взадъ и впередъ, и пугливо перешептывающимися между собою. Каждый скрипъ двери, ведущей въ святыню, обдаетъ ее холодомъ и жаромъ. На нее никто не обращаетъ вниманія. Она терпѣливо ждетъ. Наконецъ, одинъ габе подходитъ къ ней и грубо спрашиваетъ: