— Въ самомъ дѣлѣ?
— Увѣряю васъ.
— Гм… Страшная исторія… Отецъ, родной отецъ, собирается зарѣзать собственнаго сына! Неслыханно!
Я крѣпился всѣми силами, чтобы не прыснуть со смѣха. Оселъ этотъ дожилъ до сѣдыхъ волосъ, каждый день набожно молился и не зналъ, о чемъ онъ бормочетъ такъ усердно. Тугаловъ хоть и читалъ древне-еврейскій языкъ, но не понималъ изъ него ни слова, какъ и большая часть евреевъ, безсмысленно молящаяся. Тѣмъ не менѣе рѣдко можно встрѣтить такого грубаго еврея, которому не была бы извѣстна такая популярная легенда, какъ жертвоприношеніе Авраама.
Я прибѣжалъ въ контору и съ громкимъ смѣхомъ передалъ весь мой разговоръ съ Тугаловымъ, стараясь представить глупое выраженіе его лошадиной рожи, подражая его голосу и шепелянью. Мнѣ показалось страннымъ, что всѣ мои сослуживцы, слушая мой разсказъ, не только не смѣются вмѣстѣ со мною, но, напротивъ, находятъ незнаніе принципала очень натуральнымъ. Я понялъ притворное равнодушіе моихъ слушателей только тогда, когда изъ-за двери выползъ рыжій доносчикъ, незамѣченный мною до его появленія.
— Ты, голубчикъ, осмѣливаешься насмѣхаться надъ нашимъ благодѣтелемъ? Хорошо же! Я отобью у тебя охоту смѣяться. Ты у меня заплачешь, щеголь!
Я оторопѣлъ отъ этой неожиданности и не сказалъ ни слова.
Мои сослуживцы съ этой минуты считали меня уже выбывшимъ изъ ихъ строя. Я ожидалъ полной отставки. Прошла однакожъ цѣлая недѣля благополучно. Я бывалъ ежедневно у откупщика, но ничего особенно враждебнаго не замѣтилъ. Я нѣсколько успокоился, убѣждая себя что рыжій не привелъ въ исполненіе свои угрозы. Я горько ошибался.
Однажды я былъ призванъ въ Тугалову.
— Мнѣ нужны, для моихъ соображеній, всѣ вѣдомости прошлаго года. Слышишь, щеголь, всѣ до единой!
— Слушаю. Онѣ готовы.
— Черновыя?
— Да.
— Самъ ты ѣшь черновыя, мнѣ бѣловыя подай. Я не стану слѣпить себѣ глаза твоими черновыми.
— Въ такомъ случаѣ, я перепишу.
— Переписать и представить мнѣ послѣ-завтра вечеромъ, непремѣнно. Ступай!
Переписать двѣнадцать толстыхъ вѣдомостей въ два дня — вещь невозможная. Я обратился за совѣтомъ къ Ранову.
— Это онъ мститъ тебѣ за твои насмѣшки. И по дѣломъ: будь осмотрительнѣе впредь.
— Но подобную работу… въ два дня…
— Во что бы то ни стало, а переписать нужно. А вотъ, я тебѣ посодѣйствую.
Рановъ созвалъ нашъ интимный кружокъ и раздѣлилъ между членами всѣ черновыя вѣдомости. Всякій, кто только владѣлъ изряднымъ почеркомъ, охотно взялъ на себя трудъ переписки. Мы работали двое сутокъ почти день и ночь, не разгибая спины. Работа была окончена къ сроку.
Довольный, съ цѣлою дюжиной толстѣйшихъ вѣдомостей подъ мышкой я, въ урочный вечерній часъ, явился къ деспоту. По моему мнѣнію, я совершилъ геркулесовскую работу, а потому и имѣлъ такой же гордый видъ, какъ и Геркулесъ, послѣ своихъ пробныхъ работъ.
— Ну, что, переписалъ? грозно спросилъ меня Тугаловъ.
— Вонъ онѣ! я подалъ ему тетради. Онъ скверно улыбнулся, а тетрадей не принялъ.
— То-то. Смѣлъ бы ты, щеголь, ослушаться! Подай-ка мнѣ очки!
Я отыскалъ его громадныя очки въ мѣдной оправѣ, и подалъ ему.
— Нагнись-ка, щеголь, подъ кушетку и достань мою вишневку.
Я досталъ и поставилъ на столъ. Онъ систематически, медленно, съ разстановками вытеръ очки, и осѣдлалъ ими носъ, такъ же медленно налилъ вишневки въ рюмку, поднесъ рюмку къ свѣчѣ и сквозь очки долго любовался бурымъ цвѣтомъ напитка, затѣмъ залпомъ опрокинулъ рюмку въ свою пасть.
— Чего же ты еще ждешь? спросилъ онъ меня, посмакивая и щелкая языкомъ.
— Вѣдомости…
— Унеси ты эту дрянь съ собою. На что онѣ мнѣ? Я ихъ наизусть знаю.
— Зачѣмъ же…
— Ты спрашиваешь, зачѣмъ же я велѣлъ ихъ такъ поспѣшно переписать? Я хотѣлъ посмотрѣть, такъ ли ты, щеголь, прытокъ руками, какъ языкомъ. Ступай, я доволенъ тобою.
Съ бѣшенствомъ въ сердцѣ, я почти выбѣжалъ изъ кабинета. Въ передней я встрѣтился лицомъ къ лицу съ рыжимъ подлецомъ. Онъ нагло посмотрѣть мнѣ въ глаза и залился ядовитымъ смѣхомъ, похожимъ на старческій кашель.
— Доносчикъ! угостилъ я его и выбѣжалъ на улицу.
Ночь была мрачная. Густой туманъ окуталъ и проникъ меня насквозь. Липкая, глубокая грязь всасывала мои ноги почти до колѣнъ. Проклиная и Тугалова, и рыжаго, и свою горькую судьбу, я ощупью пробирался. Путь предстоялъ далекій; надо было въ бродъ, по грязи, пройти весь городъ въ длину до противоположнаго конца. Тугаловъ видимо мстилъ мнѣ, истощая мои молодыя силы въ безплодной работѣ. Я подвергся той участи, какой, говорятъ, подвергаются на каторжныхъ работахъ самые тяжкіе преступники, заставляемые скапывать гору и переносить ее на другое мѣсто, безъ всякой полезной цѣли.
Я прошелъ уже три четверти длиннаго пути, какъ заслышалъ за собою чваканіе скачущей въ галопъ по грязи лошади. Кто-то звалъ меня.
— Конторщикъ! конторщикъ!
Я остановился. Подскочилъ ко мнѣ кучеръ Тугалова, верхомъ, обдавъ меня грязью съ головы до ногъ.
— Хозяинъ зоветъ. Возвратитесь, какъ можно скорѣе.
Я произнесъ какое-то проклятіе, но ослушаться не посмѣлъ. Я едва переводилъ духъ отъ усталости. Чтобы избавиться отъ лишней ноши, я швырнулъ всѣ бѣловыя тетради въ самую глубокую лужу.
Когда я опять явился въ кабинетъ Тугалова, рыжій сидѣлъ уже рядомъ съ своимъ патрономъ. Тугаловъ, облокотившись одной рукою, другою выводилъ какіе-то узоры по столу, размазывая пальцемъ розлитую вишневку. Штофъ былъ опорожненъ.
— Ага, ты тутъ уже, щеголь?
— Что прикажете? спросилъ я хриплымъ голосомъ.
— А вотъ что, мой голубь! Ты вѣдь у меня ученый? Неправда ли?
Я молчалъ.
— Представь ты себѣ, цѣлый часъ я спорю съ этимъ рыжимъ псомъ. Разрѣши ты, кто изъ насъ правъ.
Я продолжалъ молчать. Владѣй я силою Геркулеса, я схватилъ бы за ноги рыжаго пса и его подлою головою размозжилъ бы черепъ пьянаго тирана.
— Эта собака утверждаетъ, продолжалъ Тугаловъ, не обращая на меня вниманія: — эта собака утверждаетъ, что всякій еврей, какъ бы онъ ни былъ честенъ и набоженъ, какъ бы ни былъ безгрѣшенъ, а годикъ, все-таки, еще ему придется прохлаждаться въ аду для окончательнаго очищенія. Я нахожу это несправедливымъ и спорю противъ этого. Какъ твое мнѣніе на этотъ счетъ? Ты вѣдь у меня — ученый?
— Не знаю, отвѣтилъ я рѣзко. — Изъ талмуда я помню только одно, что доносчикамъ придется очень жутко на томъ свѣтѣ. Талмудъ разрѣшаетъ убивать всякаго доносчика, какъ бѣшеную собаку, даже въ великій судный день.
— Видишь, рыжій песъ? Сколько разъ я предостерегалъ тебя, дурака, не доносить на своихъ сослуживцевъ? Вонъ съ моихъ глазъ, каналья, не то…
Тугаловъ схватилъ пустой штофъ и собрался-было пустить его прямо въ доносчика, но тотъ успѣлъ уже улизнуть.
— Это я за тебя отомстилъ, щеголь. Ступай домой. А языкъ держи впредь на привязи.
Было уже за полночь, когда я приплелся домой, испачканный, разбитый тѣломъ и убитый духомъ.
— Безстыдникъ, распутникъ! привѣтствовала меня жена. — Шляешься со своими друзьями по цѣлымъ ночамъ, а я одна, вѣчно одна. Того и. гляди, что меня когда-нибудь зарѣжутъ тутъ, въ глуши.
— Ручаюсь за твою долговѣчность, отвѣтилъ я язвительно.
— Онъ весело проводитъ себѣ вечера, а я…
— Дай Богъ тебѣ провести такой же пріятный вечеръ, какъ я провелъ этотъ — пожелалъ я женѣ искренно, отъ всего сердца, и завалился спать.
Да не заподозрятъ меня читатели въ преувеличеніи: я разсказываю совершенную истину, безъ всякихъ прикрасъ. Злая судьба наталкивала меня очень часто на странныхъ, оригинальныхъ, необыкновенныхъ субъектовъ, оказавшихся теперь очень пригодными для моихъ записокъ; такъ, въ слову, служа у своеобразнаго Тугалова, я имѣлъ случай столкнуться съ одною весьма оригинальною административною личностью.
Столкновеніе это произошло во время отсутствія управляющаго Ранова. Въ казенной палатѣ было взведено на откупъ какое-то крупное обвиненіе, пахнувшее большою отвѣтственностью. Хотя всѣ дѣятели палаты и состояли, по обыкновенію тогдашняго времени, на жалованьи у откупа, но жалованье это, при оказіяхъ, выходящихъ изъ ряда обыкновенныхъ, оказывалось иногда недостаточнымъ. При такихъ оказіяхъ выдавались экстраординарныя взятки, въ видѣ единовременныхъ наградъ. Съ одной изъ самыхъ крупныхъ взятокъ Тугаловъ, къ несчастью, командировалъ къ главной власти казенной палаты меня. Тугаловъ не снабдилъ меня надлежащей инструкціей, поручилъ только передать пакетъ предсѣдателю лично, прося его о прекращеніи извѣстнаго дѣла. Я нетолько не былъ знакомъ съ этой сильной личностью, но до того ни разу ея даже не видалъ.
