Вряд ли можно говорить о полном подчинении Киеву северянской земли в период княжения Святослава. Не говоря даже об отдельных явлениях, имевших место в княжение Владимира, как это мы увидим ниже, в землях радимичей и вятичей, наиболее удаленных от Киева, — на основной территории северян киевское владычество встречало в то время глухое сопротивление, принимавшее иногда форму и открытого выступления. Известный момент принуждения в помощи, оказанной Претичем осажденному Киеву (и в этом отношении прав Д. И. Багалей), подтверждает высказанное положение.
Ряд интересных моментов в политической истории Северской земли имел место во время княжения Владимира.
Прежде всего летопись отмечает два события, связанные с вятичами. В 981 г. Владимир «…Вятичи победи, и възложи на ня дань от плуга, яко же и отець его имаше», а через год «заратишася Вятичи, и иде на ня Володимир, и победи я второе».[524] Здесь налицо, казалось бы, противоречия: во-первых, вятичей, как мы уже видели по той же летописи, покорил еще Святослав, цитируемое же место заставляет предположить, что где-то в промежутке между походом Святослава и Владимира вятичи снова стали независимыми от Киева и, во-вторых, на следующий же год приходится Владимиру снова покорять вятичей.
И действительно, та же «Повесть временных лет» сообщает о столкновении Святослава с вятичами в 964 г., а под 966 г. указывает: «Вятичи победи Святослав, и дань на них възложи».[525]
Итак выходит, что вятичи покорялись четыре раза: два раза Святославом и два раза Владимиром. Чем это объяснить?
Прежде чем остановиться на разрешении этого вопроса, привлечем еще одно подобное же место из летописи. В 984 г. «Иде Володимер на Радимичи. Бе у него воевода Волъчий Хвост и посла и Володимер перед собою, Волъчья Хвоста, сърете я на реце Пищане, и победи радимиче Волъчий Хвост; тем и Русь корятся радимичем, глаголюще: „Пищаньци волъчья хвоста бегають“. Быша же радимичи от рода Ляхов; пришедъше ту ся вселиша, и платят дань Руси, повоз везут и до сего дне».[526]
Совершенно правильно исследователь истории одного из наименее изученных племен, радимичей, — Б. А. Рыбаков — считает Пищанские события не каким-либо восстанием ранее уже полностью покоренных радимичей, вызвавшим карательную экспедицию Владимира и воеводы Волчьего Хвоста, а одним из моментов пограничного столкновения княжеских дружинников — сборщиков дани — с радимичами.[527] Таких столкновений было, по-видимому, очень много, но, конечно, далеко не все из них попали на страницы летописи. Покорение северян, радимичей и вятичей Олегом и Святославом действительно следует рассматривать не как одноактный факт включения этих племен в стройную единую государственную систему Киева, а как включение их в орбиту влияния Киева, которое прежде всего выражалось в даннических отношениях примитивного подданства, буквально означавших «быть под данью».
Господство Киева над окрестными племенами и подчинение их его власти выражалось прежде всего в сборе дани, вначале только эпизодическом, и только позднее превратившемся в регулярное полюдье, и в налетах киевских дружинников для захвата «челяди». Более четкие организационные формы это господство принимает с того момента, когда киевский князь начинает включать, время от времени и по мере надобности, в состав своей рати представителей местных племенных дружинных прослоек и водить их за собой в военные походы. Еще прочнее становится господство Киева с того времени, когда киевские воеводы сидят в городах подчиненных земель, как это было, по-видимому, у северян.
По отношению к радимичам и вятичам такого вывода сделать нельзя. Лишь отдельные походы «по дань», сопровождавшиеся крупными столкновениями, или руководимые самим князем и то, по-видимому, далеко не всегда обращали на себя внимание и были зафиксированы начальной летописью.
Если же подходить к сообщениям летописи не критически, то тогда действительно мы сталкиваемся с противоречивыми, на первый взгляд, ее сообщениями о неоднократном покорении одного и того же племени различными князьями и в разное время. Необходимо учитывать высказанные положения и видеть в сообщаемых летописью фактах отражение столкновений во время сборов дани. В промежутках же, хотя бы между покорением радимичей Олегом и столкновением на реке Пищане (Песчане), киевские князья и их дружинники, конечно, не раз ходили в землю радимичей за данью, полоном — челядью, не раз набирали дружину из числа радимичских воинов.
По-видимому, также складывались отношения Киева с вятичами. Но в данном случае вполне возможно допустить, что для подчинения вятичей, живших в глухом лесном краю, киевским князьям пришлось затратить неизмеримо больше усилий и времени. Восстания вятичей, связанные с их христианизацией, борьба Мономаха с Ходотой и его сыном, — все эти факты достаточно красноречиво говорят о том, что у вятичей было и больше энергии в отстаивании своей самостоятельности, да и больше возможностей за нее бороться, чем, например, у радимичей. Радимичи жили очень недалеко от Киева, где всегда было много дружинников и вооруженных купцов с великого водного пути «из варяг в греки». Стремление вятичей отстоять свою самостоятельность и благоприятные условия для таких стремлений позволяют сделать вывод о том, что на протяжении ряда лет — от похода Святослава в 966 г. до похода Владимира в 981 г. — они были независимы от Киева. По-видимому, даже следует предположить, что между первым крупным столкновением вятичей с киевским князем Святославом и вторым, при Владимире, вообще на земле вятичей не было ни киевских дружинников, ни даньщиков, и их зависимость от Киева в то время и вообще в X в. была еще более эфемерной, еще более условной, нежели зависимость радимичей. Только при учете специфических местных условий, которые оказывали свое влияние на политику киевских князей при покорении отдельных племен, до известной степени можно понять противоречивые, казалось бы, указания летописи.
Описание летописью столкновения с радимичами на р. Пищане свидетельствует о том, что времена относительной самостоятельности радимичей отходят в область преданий. В этом же описании указывается и на характер зависимости радимичей. Обычная дань сочетается с очень тяжелой повозной повинностью, существующей «до сего дне», т. е. до времен летописца, и сохранившейся во всяком случае во второй половине XI в. Конечно, эта повинность падала не на всех радимичей, а только на низы, общинников-смердов. Радимичская феодализирующаяся верхушка от нее была освобождена, и единственной ее обязанностью было несение военной службы.
Б. А. Рыбаков указывает на погребение дружинника, расположенное близко от того места, к которому можно приурочить битву радимичей с Волчьим Хвостом. В нем он усматривает погребение не киевского дружинника, а радимича. В могиле найдены панцирь, нож и боевой топор. Находка свидетельствует о выделившейся в среде радимичей дружинной прослойке. Со времен битвы при р. Пищане радимичи уже окончательно теряют свою самостоятельность, Киев полностью захватывает их территорию, устанавливает и регламентирует, судя по известию летописи, определенные повинности.[528]
Земля вятичей остается еще в известной мере самостоятельной до XII в., и только межкняжеские усобицы XII в., когда ареной битв становятся дремучие леса вятичей, превращают эту последнюю в составную часть княжеских владений не только формально, но и фактически. Но об этом далее.
Княжение Владимира ознаменовывается для Северской земли еще рядом важнейших событий. К ним прежде врего следует причислить принятие христианства. Не пытаясь нарисовать ни общую картину христианизации, ни подробно останавливаться на причинах, побудивших феодальную верхушку принять новую религию, а затем уже, часто огнем и мечом, распространить ее по всей земле, ни на вопросе о роли и значении принятия христианства, мы все же хотим подчеркнуть некоторые моменты, связанные с появлением христианства в Северской земле.[529] Нет надобности сейчас говорить о том, что христианство проникало в древнюю Русь задолго до Владимира. На это указывает целый ряд источников: «Жития» Георгия Амастридского и Стефана Сурожского, договоры русских с греками, Окружное послание Фотия, устав Владимира и др.[530] Так же, как и в Киеве, христианство проникало в IX в. и в Северскую землю, но пути его проникновения могли быть, и несомненно были, несколько иными. Кроме великого водного пути, по которому и Киевская и Северская Русь сталкивались с греками, последняя своими крайними юго-восточными поселениями непосредственно сталкивалась с другим центром христианского мира, также византийской ориентации. Мы имеем в виду Кавказ. Неслучайно в «Уставе» Льва Философа Русская епархия помещена 61-й, а вслед за ней идет расположенная рядом 62-я, Аланская.[531] Дружинники и купцы еще даже в те времена, когда Северская земля входила в состав Хазарского каганата, в городах Хазарии встречались с христианами, и это должно было неизбежно повести к появлению христианства в городах Левобережья. Правда, случаи принятия новой веры были единичным и редким явлением. Непрекращающиеся связи с христианством Прикавказья в течение IX–X вв. безусловно расширяли круг христиан. Язычество во всем своем многообразии продолжало быть господствующей религией низов, но среди верхов христианство заполучило уже определенное число своих сторонников.