– В курсе, в курсе.

– Ну, так по этим укреплённым межведомственным, всё оборудование… и машины новые, оружие, нужно освещать теперь. Услуги-то оплачены, так сказать, на благое дело. Они там что-то договорились… Короче, завтра утром газельку на освещение, вместе с пультом и батарейкой нашей, бензиновой.

– После ночи?

– Так уже сегодня надо было.

– Понятно… Ну, запускай, посмотрим, что тут у нас.

Они шли и шли. Он видел, как она идёт, видел её голые ноги в невесомом платье и солнечном дне. День за днём, ноги продолжали идти и он, бескрайне влюблённый мальчишка, продолжал видеть эти ноги по вечерам, перед сном. Видел и теперь, видел с тех пор, как впервые увидел по-настоящему.

Она просто шла перед ним, в своей позапрошлогодней короткой куртке и джинсах. По скользкой окостенелой дорожке от института. Шла одна, и скользила ботинками, и это был тот самый момент. Раньше они общались, но мало и сдержанно, она не была из его компании.

Разгон, он проскользил по тропинке на полусогнутых ногах и с размаху въехал в неё, обхватывая руками:

– Оой, прости, подскокользнулся, хи-хи-хи.

От столкновения она тоже поехала, теряя равновесие, и схватилась за его руки. Никаких перчаток, конечно. Её ладони на его руках. Но он даже не почувствовал, стараясь удержать их на ногах, в скольжении, и обхватить через пуховик посильнее…

– Возьмись под руку, я тебя доведу. Привет… – сказал он, отпуская её из объятий и выставляя руку.

У неё перехватило дыхание, и она не смогла сказать, что он придурок и так себя вести неприлично.

– Ага, хмм… ха-ха, – ответила она и взялась за его локоть, краснея от своего красноречия.

Потом они ещё раз поскользнулись и он, как бы случайно, подбил сбоку её ноги, роняя девушку на себя. Шли весело, когда закончилась тропинка, она нехотя отпустила его руку.

– Ну спасибо, брат пингвин, крепче на ногах держись, – сказала она и пошла, как ни в чём не бывало, но уже совершенно другой походкой. Он смотрел, и баловство закончилось в тот момент. Он, как казалось навсегда, ушёл с этими ногами к мечте.

И теперь, этим вечером, он снова их видел. Валера с Николаем закончили настройку оборудования. Зима перестала чавкать и успокоилась, роняя температуру в минус, к ночи. Разве может что-то остановить зиму, когда её время настало. А любовь?

Вот они, уже в другом платье и на другом краю земли. Вот они на пляже, вот на лугах. Ноги были везде, и никуда от них не деться, спасения нет. Есть только желание быть с ней, везде-везде, всегда-всегда. И чем дольше её не было рядом с ним, тем сильнее ему хотелось быть рядом с ней. Он даже стал подозревать, что дело вовсе не в ногах.

– Как думаешь, это оно? Это любовь? – поинтересовался Николай у Валеры.

– Ну смотри, тут сказано, что чем зеленее, тем сильнее…

– Это я понял, но любовь не страшно. Мы ведь не это ищем?

– Наоборот, Коль. В инструкции, как я понял, сказано, что любовь чуть ли не самое опасное, самое активное, для эволюции, так что как раз её и ищем… тоже.

– Понятненько. Тогда включаем, что ли?

– Да, чёт не схватывает, погаси, я клеммы проверь вот тут, к аппаратику…

– Ага, заодно перезапустим.

И Николай погасил. Тарахтелка замолкла. Через пару минут всё схватилось и завелось. Аппаратик на исходящий сигнал тоже зашептал. Без синхронизации со вторым аппаратом и головным дисплеем, установка охватывала примерно километр радиуса и в этом радиусе выделялась одна зелёная точка. Валера приблизил область и переключил графитовый дисплей в трёхмерный режим.

– Давай, Коль, подъезжай ближе. Понял куда, примерно?

– Да, – ответил переделкин по технической части, возвращаясь за руль.

Коля сделал погромче, так, чтобы достучаться барабанами до Валеры.

Выходя из двора, машина активно прыгала подвеской на зимних колдобинах, не стесняясь уносить тяжёлый зад с оборудованием в занос, обтирая сугробы задним левым крылом. Николай втопил. Газель, как дикая буйная лошадь, устрашающе выскочила на улицу, не замечая никаких сложностей и преград на своём пути.

У Валеры засветились глаза, толи отблесками экрана, толи азартом охотника. Николай видел только дорогу перед собой. Бояться нечего: ничего точно не развалится и в навыках мегавождения своего напарника Валера не сомневался. Он радостнее юзал пульт, иногда поднимаясь в воздух над своим креслом у дисплея или сваливаясь всем весом на правый или левый подлокотник. Вычисления давались на славу, вплоть до этажа, у Валеры уже было расположение влюблённого человека готового эволюционировать.

Трёхмерная модель подтягивала данные из окружающего мира. Город, судя по данным, полнился серыми точками с красными оттенками – люди на приемлемом уровне. Приемлемыми считаются все, вплоть до жёлтого, а зелёный – это любовь, и это уже опасно. На зелёном, вслед за уверенностью и силой, люди начинают вступать в активное взаимодействие и обмениваться энергиями, что недопустимо. Никакой любви там, где должен быть страх и эгоизм.

Газелька неистова рассекла кварталы, оставляя после себя шок, восторг, злость и простое непонимание – боги светофоров благоволили ей этим вечером.

На большом перекрёстке с проспектом, Николай заложил Газель в управляемый занос, чем открыл речевые аппараты и несколько забрал на рыцарских шлемах у водителей, ожидающих светофора и плавно текущих по городу. Не каждый вечер увидишь дико ревущую старушку машину, так грациозно входящую в поворот и исчезающую за секунду, разрывая улицу и психику водителей на лоскуты.

Николай в ударе, дело своё он знал. Машина так разогрелась, что он осознанно проскочил нужный квартал и немного покружил по городу, с удовольствием виляя задом по перекрёсткам и обходя всех и вся, без малейшего намёка на соперничество. Вот, бабулька, расслабила пальцы обороняя пакетик с картошечкой на мокрый, холодный и обильно подсоленный асфальт. Стоя перед пешеходным переходом, который разрезал белый микроавтобус своими чёрными окнами и сильно яркими фарами. Дедуля, рядом с бабулей, прихватил рукой своё сердечко, уставшее, и позабывшее об адреналине. На его глазах проступили слёзы, а Газель исчезла в следующем повороте, унося с собой рёв и шум, приближаясь к запрещённой, нынче, в этом городе любви.

Изумруд заполнил объём помещения на втором этаже, выходя пульсацией за границу квартиры и цепляя своими волнами точки людей по соседству. Оттенок их становился оранжевым, от контакта с любовью, и даже жёлтым, если точка уже была слегка апельсинового оттенка. Из глубины изумруда, тоненькой ниточкой тёк мерцающий ручей, паутиной, он тянулся в город, теряясь, где-то в графитовой темноте дисплея – это он, своим сердцем, тянулся к ней. Валера, максимально увеличивая место, смотрел, как странное и завораживающее свечение наполняет модель жизнью. Смотрел и начинал понимать…

Парень не видел никакого свечения, он видел её ноги. Не думал он, естественно, и не о какой эволюции. Он так сильно её хотел, что в пору было выть.

Николай добавил мощности, бензиновый агрегат зажурчал громче и грубее. Валера выбрал необходимый режим и включил установку. У них обоих, тут же, заложило уши. А у паренька, на втором этаже, в ушах зазвенело уже через несколько минут. Он как-то отвлёкся и пришёл в себя. Засуетился, поднялся на ноги. Его дыхание сбилось, изумруд на экране заметно убавил в яркости и мир молодого человека, действительно, стал тускнеть.

– Смотри-ка, зашевелился.

– А им не больно? Как это… им не больно, когда вот так? – поинтересовался Николай у Валеры, как будто бы тот знал.

– Нуууу, вроде нет, это же на энергетическом…

– Так через физиологию ведь. Думаешь не больно?

– Думаю нет, мы же в порядке.

– Ну да… Он что, выходит куда-то?

– Да, Коль. Заводи, будем ехать.

Медленно тоже ехать можно, но Николай от этого страдал. Страдал от обычной медленной езды, и наблюдал, как поздним вечером, по промозглой улице, куда-то тащится паренёк. А за его угасающим светом следил Валера, через графитовую установку. Так и ехали.