Центр фолк-движения находился в Кембридже, где в кафе под названием «Клуб-47» сияла в то время звезда Джоан Баэз, но и Нью-Йорк не оставался в стороне от этого увлечения. Тусовка располагалась под разными крышами: в кафе, барах, на открытых площадках и в домах энтузиастов. Не в характере Фариньи было пропустить эту суету и не принять в ней живейшее участие — несмотря на то, что он никогда раньше всерьез не интересовался музыкой. Два человека оказали на него серьезное влияние. Во-первых, уже сложившийся к тому времени музыкант и художник Эрик фон Шмидт — он был на семь лет старше Фариньи и в некотором смысле стал его гуру, объяснял некоторые азы; ученик, разумеется, оказался способным.
Второе имя — Кэролайн Хестер. Ко времени их знакомства она уже была известной фолк-певицей, выступала с концертами и успела выпустить первый альбом. Кэролайн родилась и выросла в Техасе — тогда в Америке это значило примерно то же, что быть шотландцем в древней Британии: гордым и своенравным провинциалом. Через восемнадцать дней после знакомства Ричард Фаринья и Кэролайн Хестер поженились. «Это так похоже на Дика, — была реакция его университетских друзей, — увести с вечеринки самую красивую девушку».
На некоторое время Дик Фаринья становится оруженосцем: выступает на концертах, рассказывая в перерывах между номерами истории и читая свои или чужие стихи. Любимый поэт — по-прежнему Дилан Томас. Работу в рекламном агентстве Ричард к тому времени оставил, и семья жила на гонорары за концерты и редкие публикации Дика в литературных изданиях — он не собирался бросать писательство. Примерно тогда же он начал работу над романом.
Музыкальные и литературные пристрастия не мешали друг другу. У Кэролайн был подаренный кем-то дульсимер — инструмент, напоминающий четырехструнную гитару, но гораздо длиннее и у же. Звук дульсимера тоньше, чем у гитары, он чем-то напоминает балалаечный, но возможности — намного шире; играют на нем сидя — либо держа в руках, как гитару, либо положив на колени. Фаринья стал постепенно осваивать дульсимер и сочинять для него свои первые инструментальные композиции. Через несколько лет он станет признанным авторитетом в игре на нем, откроет возможности, о которых до него никто не подозревал, но пока к музыкальным упражнениям Дика Фариньи в фолк-тусовке Манхэттена всерьез не относились.
Видимо это полуснисходительное отношение и заставило его в январе 1962 года купить на одолженные у отца деньги билет на пароход до Лондона. Кэролайн выступала в концерте и прилетела туда же две недели спустя. Фолк-движение в Европе только начинало раскручиваться, и Ричард Фаринья рассчитывал на этой новой сцене сделать себе имя. Ожидания частично оправдались: никому не известного, но обаятельного американца встретили весьма доброжелательно, в марте того же года состоялось его первое сольное выступление. Примерно через год, в январе 1963-го, поддавшись уговорам друга, в Лондон приехал Эрик фон Шмидт, и вместе с Ричардом и Этаном Сайнером в подвале лондонской студии «Dobell's Jazz Record Shop» они записали альбом «Дик Фаринья и Эрик фон Шмидт». В том же альбоме под псевдонимом Слепой Солдат участвовал Боб Дилан, которому контракт с фирмой «Коламбиа» запрещал записываться под своим именем.
Но отношения между Кэролайн Хестер и Диком Фариньей стали портиться: его больше не устраивала роль оруженосца, а ей было трудно изменить сложившийся стереотип. После апрельской поездки в Париж трещина стала непреодолимой. Их общий друг Джон Кук организовал тогда пикник, в котором кроме Дика и Кэролайн участвовали несколько фолк-певцов из Шотландии, а также жившая тогда с родителями в Париже семнадцатилетняя Мими Баэз — родная сестра знаменитой фолк-звезды Джоан Баэз. Симпатия с первого взгляда, флирт, возвращение в Лондон, ссора между Диком и Кэролайн по, казалось бы, постороннему поводу — в результате Кэролайн возвращается в Америку с твердым решением найти в родном Техасе адвоката, специалиста по бракоразводным делам. Решение осуществилось несколько месяцев спустя — в сентябре, после того, как вновь приехав в Англию на фолк-фестиваль в Эдинбурге, Кэролайн встретила там Мими.
На следующий день после парижского пикника Мими Баэз получила от Фариньи письмо с посвященным ей стихотворением. Это положило начало полуторагодовому эпистолярному роману; весной 1963 года, Дик перебрался во Францию, и в апреле они тайно поженились в парижской мэрии. Месяц спустя Мими закончила школу, молодожены на пароходе вернулись в Америку, некоторое время жили в Нью-Йорке с отцом Дика, затем в августе на взятой напрокат машине переехали через всю страну в Кармель, Калифорния, где тогда жила Джоан Баэз. В Кармеле была сыграна полноценная свадьба, на которую приехал из Мексики Томас Пинчон.
Тогда же Фаринья показал Пинчону незаконченную рукопись романа. «Я надавал ему кучу советов, сейчас уже не помню, каких именно, — вспоминал позже Пинчон. — К счастью, он не воспользовался ни одним из них».
С самого детства роли между сестрами Баэз распределились традиционно: умная и талантливая старшая — и красавица младшая. Они вместе начали учиться играть на гитаре, до переезда семьи во Францию вместе появлялись в кембриджском «Клубе 47». Мими, прекрасно владевшая гитарой, подыгрывала Джоан на концертах, иногда подпевала, но никогда не задумывалась о собственной музыкальной карьере. С Ричардом она запела. Гитара и дульсимер, не такой сильный, как у сестры, но нежный и мелодичный голос Мими, баритон Фариньи — они составили прекрасный дуэт, который фолк-общественность тут же окрестила «принц и принцесса фолка». Титул короля по праву принадлежал Бобу Дилану, королевы — Джоан Баэз, а если учесть, что как раз на это время пришелся пик их романа, и Дилан почти все время жил у Джоан в Кармеле, то можно сказать, что королевское семейство собралось вместе и неплохо проводило время. Фаринья сочинял песни, публиковал стихи, рассказы и работал над книгой, Дилан в то время тоже был занят преимущественно литературой. Сейчас трудно сказать, чего больше было в их отношениях — дружбы или соперничества, — да это и неважно.
Первое официальное выступление Мими и Ричарда Фариньи как фолк-дуэта состоялось в июне 1964 года на фестивале в Биг-Суре, Калифорния, сразу по завершении которого они получили предложение от фирмы «Vanguard» записать пластинку. В сентябре они приезжают на Манхэттен, где в студии «Olmstead» записывают альбом под названием «Праздник серого дня». После записи снимают квартиру в Кембридже. В марте 1965 года издательство «Random Hоuse» заключило с Ричардом Фариньей договор на публикацию романа и даже выплатило весьма солидный по тем временам аванс.
В конце июля 1965 года в Ньюпорте проходил ежегодный фолк-фестиваль — традиционно главное фолк-событие года. Сенсаций было две: выступление Боба Дилана с рок-программой и дуэт Ричарда и Мими Фаринья, заставивший народ дослушать их выступление, несмотря на проливной дождь. В августе почти сразу после фестиваля Ричард и Мими возвращаются в Кармель, где работают в основанном Джоан Баэз «Институте изучения ненасилия». В сентябре они записывают свой второй альбом «Отражение в хрустальном ветре».
Примерно в это же время Ричард Фаринья заканчивает работу над романом «Если очень долго падать, можно выбраться наверх». Издатель отправил рукопись на рецензию Томасу Пинчону, опубликовавшему к тому времени две своих первых книги, получившему престижную премию и заработавшему в писательских кругах солидный авторитет. В ответе редактору Пинчон писал: «Давно не приходилось мне читать ничего настолько захватывающего и столь наполненного радостью с первой и до последней страницы. Эта книга — как Аллилуйя, исполненная на двухстах прекрасно настроенных казу — сильно, свингующе, мастерски, почтительно — и в то же время с медным гулом нахальства. Фариньей движет безошибочный и виртуозный инстинкт: он точно знает к чему в этой бестолковой республике следует относиться серьезно, а над чем смеяться; плюс — предельная честность, с которой он это делает. Закручивая свою пряжу, он втягивает туда и читателя, с головой погружая его в микрокосм, умудряющийся в одно и то же время быть поразительным, завораживающим, сексуально притягательным, глубоким, сумасшедшим, отталкивающим и прекрасным». Дику он написал то же самое, но более привычным для них языком — письмо наполовину состояло из повторяющегося словосочетания «охуеть можно».
