«Это шанс их еще разочек поджарить!» — Мелькает у меня в голове, и взгляд проходится от расчета первой баллисты до последней.

Везде поднятые флажки о готовности, и я даю отмашку.

— Пли!

Один за другим взлетают тяжелые шары, и наученные горьким опытом ордынцы шарахаются в стороны, но пламя и осколки все-равно накрывают их. Черный дым пеленой застилает небо, земля горит под ногами коней, и степняки не выдерживают. Первыми начинают отходить раненые и обожженные, но вслед за ними потекли и прочие. Сначала малыми ручейками, но с каждой секундой все больше и больше, и вот уже вся орда порысила вниз по склону.

Слышу за спиной голос Калиды.

— Может сейчас⁈

Я знаю, что он имеет в виду. Где-то там, скрываясь в одной из рощиц у реки, стоит и ждет команды сотня конных стрелков Куранбасы, и Калида спрашивает. Не пришло ли время ударить в спину отступающему врагу.

Качаю в ответ головой.

— Нет, рано!

«Еще по-настоящему не вступили в дело монгольские сотни, еще слишком организованный отход. — Мысленно аргументирую свое решение. — Гора еще не готова, чтобы маленький камушек обрушил целую лавину».

Смотрю вниз и вижу, что наш противник перестраивается, решая, что делать дальше. Сотники потянулись к двухвостому бунчуку.

«Сейчас они получат накачку от своего нойона, и все начнется по новой!» — Решив, что у меня есть время, спускаюсь с вышки.

Пройдя мимо баллист, подхожу к шатру лазарета. Раненых много, они сидят и лежат вокруг, дожидаясь свой очереди. Из палатки доносятся приглушенные крики и стоны. Там делают, что могут, два ученика Иргиль. Сама она со мной не пошла, у нее осенний сбор трав. Как ни смешно и неважно это ни звучит, ничего поделать с этим я не могу. Ни приказать, ни заставить! Она птица вольная, тем более что… В общем, понятно!

Ученики, конечно, не Иргиль, но раз она их выбрала, значит, какой-то дар у них есть, и все, что возможно в этой ситуации, они сделают. Зашьют рваную рану, продезинфицируют, забинтуют, а там уж как бог даст. В этом времени рассчитывать на большее не приходится.

Многих из бойцов я знаю в лицо, но обходить каждого у меня нет времени. Останавливаюсь на миг в центре и обращаюсь ко всем.

— Держитесь, парни! Всем помогут. Сегодня вы сражались геройски, и я этого не забуду!

От лазарета иду к баллистам. Там, пользуясь моментом, расчеты копошатся вокруг своих орудий, устраняя возникшие поломки. Завидев меня, старшина отрывается от дела и, выпрямившись, утирает пот.

— Что у вас? — Спрашиваю, хотя и так вижу, что мужики расхаживают блок натяжного каната.

— Да вот, прикипел, — Он бросает на меня опасливый взгляд. — боюсь, канат перетрется.

Одобрительно киваю, но не могу скрыть тревогу.

— Татарва скоро вновь полезет… Успеешь?

Слышу в ответ «успею» и, хлопнув старшину, мол давай, не теряй время, иду дальше.

Плотные шеренги алебардщиков встречают меня приветственными криками. Я иду от одного взвода к другому, отвечая на приветствия.

— Отлично угостили супостатов! Молодцы, парни!

— Да это мы завсегда! — Весело ржут мне в ответ. — Пущай еще подходят!

Среди бойцов вижу довольное лицо датчанина Хансена и чуть сбавляю шаг.

— Ну что, Эрик из Борншольда, не тяжела тебе капитанская лямка на тверской службе⁈

Не отводя глаз, тот задорно щерится.

— Гуд! Хо-ро-шо!

«Вот и отлично, коли так, — внутренне радуюсь бодрому настрою своих бойцов, — самое тяжелое у нас еще впереди!»

За ротой датчанина рота Ваньки Соболя, и его сияющая, никогда не унывающая физиономия греет мне душу.

— Ну как у вас тут, справляетесь⁈ — Вкладываю в голос максимальную строгость, но на Ваньку это не действует. Он продолжает зубоскалить.

— Нам-то шо! Это ж не татары, а так, забава одна!

Чуть улыбнувшись, все ж пресекаю это шапкозакидательское настроение.

— Смотри, как бы эта забава задницу тебе не поджарила!

— Пусть попробуют!

Под смех бойцов Ванька продолжает хорохориться, а я уже иду дальше.

Следующая рота Ратиши, и он встречает меня всегдашним сурово-мрачным выражением лица.

Оцениваю взглядом состояние бойцов. Здесь нет улыбок и шуточек, на жестких лицах написана суровая решимость стоять до конца.

«У этого парня по-другому и быть не могло!» — С этой мыслью останавливаюсь напротив совсем еще юного капитана и всматриваюсь в глубину его темных глаз.

— Ну, что скажешь, Ерш, сдюжите, ежели на вас всей силой попрут?

В моем вопросе больше подначки, но секундное молчание Ратиши говорит о том, что он воспринимает его более, чем серьезно. Этот парень действительно в это миг оценивает свои силы, и его ответ звучит просто, но убедительно.

— Сдюжим!

Одно слово, но я верю, что пока это парень жив, его рота будет стоять на своем рубеже и не дрогнет.

Киваю ему и тоже вкладываюсь в одно слово.

— Верю!

Дальше иду от фургона к фургону, от взвода к взводу, и шуткой, или короткой речью встряхиваю бойцов, готовя их к следующему штурму. Знаю, сейчас татарва полезет по-настоящему, и Сахыр Менгу бросит в бой свой родовой резерв. Ведь и он, и я понимаем, эта атака будет последней. Если ордынцы не ворвутся в наш лагерь сейчас, то на новый штурм их уже не хватит, слишком уж велики будут потери.

Всю дорогу Калида, не отставая, шел за мной по пятам, но за весь круг я не услышал от него ни слова. Только когда мы вновь забрались на вышку, он позволил себе поддержать меня.

— Не переживай, консул, выстоим!

Звучащая в его голосе уверенность действительно помогает, и я не могу удержаться от иронии.

«Кто-то же должен был и мне сказать эти слова!» — Улыбнувшись, отвечаю на его серьезный, чуть прищуренный взгляд.

— Я знаю! По-другому и быть не может!

Как гонг на ринге, у подножия холма надрывно завыл рог, возвещая, что короткий перерыв окончен. Татарская конница вновь выстроилась в три линии, но теперь их центр занимают шеренги всадников в пластинчатых панцирях и шлемах.

«Итак, „наши друзья“ пошли ва-банк!» — Подтверждаю для себя очевидное и слышу громогласный клич Калиды.

— К бою!

В ответ зарокотали барабаны. Шеренги алебардщиков шагнули к переднему краю, а стрелки и расчеты баллист закрутили ручки взводных механизмов.

Монгольская конница расчетливо начала разбег с рыси и, постепенно набирая ход, к середине склона перешла в галоп. Воздух разорвал дружный вопль сотен луженых глоток.

— Урааааагх!

Остальные линии ордынцев, растягиваясь по склону, рванулись за своим ударным отрядом.

В мозгу затикали секунды, а глаз отмеряет расстояние. Все на автомате!

Пора! Взмах руки.

— Огонь!

На тучу монгольских стрел наши заряды прочертили в небесах восемнадцать дымных линий. Вслед заработали арбалеты, и воздух огласился стоном и криками боли. Черно-багровая полоса огня и дыма в миг накрыла несущуюся конницу. Вспыхнули гривы, вздыбливаясь, дико заржали кони, но монголы уже прорвались сквозь застилающую пелену.

Часть из них врубилась в строй алебардщиков, а часть, сигая с седла, начала запрыгивать прямо в фургоны.

Монгольский накат так неожиданен и яростен, что они сразу же начали теснить моих стрелков. В двух местах врагу с ходу удалось захватить фургоны, и бой даже сполз вовнутрь защищенного круга. В один миг ситуация стала критической.

Нервно оборачиваюсь к Калиде.

— Бери роту резерва…

Не договариваю, потому что его уже нет. Он внизу, и я слышу его рев.

— За мной!

Два взвода алебардщиков рванулись за Калидой, сметая прорвавшихся монголов. Им удалось отбросить монгол, но те закрепились на захваченных фургонах и бой закипел с новой силой.

Окрыленные успехом ордынцы лезут как одержимые, используя плацдарм из двух захваченных фургонов. Они усилили нажим в этих местах, и я вижу, что наша контратака вот-вот захлебнется.

Еще не зная что буду делать, тоже кидаюсь вниз. Буквально слетев по лестнице, посылаю еще один взвод алебардщиков в помощь Калиде.