Прикинув, что уже недели две стояла морозная и сухая погода, я решил, что есть реальная возможность подпалить ливонцам задницу. Баллист я с собой не брал, дабы не провоцировать у Александра неправомочного желания их у меня отобрать.

Вручную же далеко не бросишь, но после тщательного осмотра стены я нашел не менее пяти мест, где высота стены не превышала двух человеческих ростов. Размером крепость была небольшой, и постройки внутри стояли очень плотно, так что я выделил пять групп по три человека из числа самых лучших метателей снарядов.

Безлунной ночью в белых маскировочных накидках они подобрались вплотную к стене и закинули за стену все заряды, что у нас были с собой, почти пятьдесят штук. Просохшее на морозе дерево схватилось быстро. Первыми запылали постройки вблизи крепостной стены, а ветер уже сделал все остальное. Немцы оказались совершенно не готовы к такому стремительному распространению огня, и не прошло и часа, как крепость запылала вовсю.

Те, кто не захотел сгореть заживо, предпочли бегство, и их в основном перебили новгородские ополченцы. К тем же, кто проявил благоразумие и сдался, Александр проявил великодушие и взял в полон, за исключением эстонских кнехтов. Этих немногочисленных бедолаг князь приказал повесить в назидание остальным эстам, клявшимся не воевать против Новгорода.

Свою роль в пожаре я не афишировал, и не разобравшись, наше воинство увидело божий промысел в том, что вражеская крепость вдруг запылала. Такое явное благорасположение небес не могло не сказаться на боевом духе войска. За одну ночь он вырос многократно, и теперь даже у самых заядлых скептиков не стало повода говорить, что зря Александр послушал этого фрязина.

Потом был Псков, и там случилось все то, о чем я и говорил. Обстановка в городе настолько накалилась после отъезда Ярослава Владимировича, что оба командующих ливонским войском, и Теодорих Буксгевден и Энгельберт фон Тизенгаузен, решили не испытывать судьбу, а отойти поближе к своим владениям и принять бой в чистом поле.

После ухода ливонских войск Псков вздохнул с облегчением и с радостью открыл ворота Александру, выдав ему на суд главарей партии сбежавшего князя.

В первый же день после занятия Пскова Александр провел военный совет, где, к моему разочарованию, слушать меня не стали. Быстрые успехи иногда опаснее неудач. Новгородские воеводы раздухарились и рвались в бой, требуя немедля двинуться за отходящим противником.

— Нагнать и развеять немчуру в пыль! — Кричал Афоня, и большинство ему поддакивало.

Мои увещевания, что не следует торопиться, остались неуслышанными. Александр не собирался ждать брата Андрея, идущего с Владимирским подкреплением. Сверхудачное начало похода вскружило головы не только новгородцам, но и ему. Все рвались в бой.

В этот раз Ярославич моим советам не внял. Не знаю, что больше сказалось на его решении. Нежелание делить лавры победы с братом или стремление побыстрее перенести военные действия на территорию противника, где дружина смогла бы, наконец, заняться благородным разбоем. Теперь это уже неважно. Я не стал настаивать, и новгородско-владимирское войско бросилось преследовать врага.

Вперед выслали передовой полк под командованием боярина Домаша Твердиславича, и всем казалось, что дело идет к очередной блестящей победе. Я знал, что это пока не так и авангард обречен на разгром, но поделать ничего не мог. Александр, Афоня и прочие новгородские воеводы ничего не желали слушать, обвиняя меня в трусости и нерешительности.

Оставив свои бесплодные попытки избавить русское войско от бессмысленных потерь, я испросил у Александра разрешение отбыть в Тверь. Тот не возражал, наверное, его утомило мое постоянное несогласие, и он был рад от меня избавиться. Победа казалась ему очевидной, и сотня стрелков ничего не решала.

Изборск тоже взяли без боя, что только укрепило моих оппонентов в правильности выбранной стратегии. Отсюда Александр с войском двинулись на запад, а я со своим отрядом на юг.

Пришло время начать свою игру, подготовка к которой велась уже с прошлой весны. Набор целой бригады потребовал огромных усилий. Ее надо было вооружить, обучить и прочее, и прочее. Кузницы и другие оружейные мастерские работали от зари до темна и со своей задачей в общем справились.

Вновь созданные подразделения разбавили на треть ветеранами и назначили туда уже опытных командиров. Те полгода снимали с новобранцев стружку, а с них в свою очередь Калида и Курнабаса. Строй, стрельба, маневр и молниеносная расстановка боевого мобильного лагеря. Все это потребовало неимоверных затрат сил и времени, но к зиме результата мы все же добились.

В начале января Калида во главе обеих бригад выступил на Ржев, и пока я «путешествовал» с войском Александра, они дошли до Великих Лук. Сейчас Калида вел их уже проторенным нами маршрутом на Дерпт, и я должен был встретится с ними где-то в пятидесяти верстах южнее Изборска.

План мой был прост до совершенства. Разбив русский дозорный полк, ливонцы двинутся за отходящим Александром к Чудскому озеру, а я в этот момент должен скрытно подойти к Дерпту и взять его. Тогда Александру достанется беспримерная слава, а мне город со всем что в нем есть: железо, оружие, сукно и серебро из кладовых епископа Германа. К тому времени, когда победители подойдут к Дерпту, я планировал уже вычистить оттуда все самое ценное. Таков был мой план, и я очень надеялся, что мне удастся его выполнить.

Крик впереди возвратил меня из размышлений в реальность.

— Стой! Кто такие⁈

Останавливаю кобылу с мыслью, что разведке, прозевавший дозор, надо бы всыпать как следует. Пытаюсь рассмотреть, откуда кричат, но ничего не вижу, только снег да деревья.

Поднимая руку, успокаиваю насторожившихся бойцов и кричу в гущу леса.

— Я, консул Твери Иван Фрязин, а ты кто, назовись⁈

В ответ из-за заснеженной ели поднялся стрелок в белом маскировочном халате. Утерев сосульки с усов, он радостно осклабился.

— Извиняй, господин консул, не признал сразу-то!

Киваю ему, мол ничего, и спрашиваю.

— Лагерь-то далеко?

— Версты полторы! — Он махнул рукой куда-то вглубь леса. — Туды! Так прямо по дороге и шагайте.

Еще раз кивнув, трогаю лошадь. Дозорный меня не особо встревожил, я ожидал встретить своих. Кроме них тут и быть некому. В лесной глуши, в стороне от торных дорог, здесь даже разбойников не встретить — грабить-то некого.

Проехав еще немного, выезжаю к озеру с широким заливным лугом. Летом тут, наверное, сыровато, а вот зимой это замерзшее и занесенное снегом пространство идеально подходило для военного лагеря. Со стороны леса от внезапной атаки оно отгорожено частоколом и рогатками, а с озера только смотровыми вышками, потому как открытая замерзшая гладь просматривается на много верст.

За охраняемой линией обороны все пространство занято пирамидами шалашей, коновязями и поднимающимися дымами костров. Как-никак здесь собрано почти тысяча человек. Правлю к загороженному рогаткой проезду, и стрелки, завидев меня, освобождают дорогу.

Калида, как и положено, встречает у самых ворот.

— Здоровья тебе, консул! Как доехали⁈ — Протянув руку, он берет мою лошадь под уздцы.

— Все хорошо! — Спрыгнув на утоптанный снег, я несколько секунд разминаю затекшие за день ноги.

Прихрамывая, протягиваю Калиде руку и широко улыбаюсь.

— Ну как вы тут, не замерзли⁈

Калида, как обычно, понимает все буквально и начинает рассказывать, что в общем-то все нормально. Двое лишь поморозилось, около трех десятков слегло по дороге. Их пришлось оставить на попечение местных в Великих Луках и во Ржеве, а в остальном все десять рот в боевом состоянии.

— А все остальное? — Перестав хромать, я наконец-то выпрямляюсь.

— Все цело! — Калида провел рукой, показывая на сани с сосудами, наполненными горючей жидкостью.

Готовыми к немедленному употреблению, я приказал возить не больше процента от общего количества зарядов. Остальные должны заливаться непосредственно перед боем. Все это делается, дабы уменьшить потери на бой, и чтобы смесь не выдыхалась. Заткнутые фитилем снаряды все-таки не герметичны.