«А что, паренек на вид не глупый, книги с собой возит, а не игрушки. — Потирая ушибленное место, обдумываю свою идею. — Наверняка, читал про прадедов своих и мечтает затмить славу Владимира Мономаха и Святослава».

Ярослав приехал на следующий день.

Когда дозорные с башен сообщили, что князь с охраной выехали на Волжский лед, я не смутился, хоть и ожидал, что он выждет хотя бы пару дней, чтобы в открытую не показывать свой интерес.

'Видимо, любопытный ребенок одержал верх над князем. — Улыбнувшись, я мысленно поздравляю себя с тем, что не стал откладывать подготовку в долгий ящик, а вчера сразу же по приезду в Заволжский взялся за реализацию своей идеи.

Раздав последние указания, выезжаю встречать гостей. У ворот острога уже толпится народ, желающий поглазеть на юного князя.

«Узнали же ведь откуда-то!» — Обвожу взглядом толпу, в очередной раз удивляясь скорости распространения слухов.

Люди расступаются, давая мне дорогу, и, выехав за ворота, я вижу подъезжающих всадников.

Ярослав, Акинфий Ворон, еще пара незнакомых мне бояр и пятеро сопровождающих дружинников.

«Целое войско! — Иронизирую, глядя на мрачно-напряженную физиономию Ворона. — Понятно, он же в логово сатаны питомца своего привез!»

Ярослав в отличие от своего дядьки пребывает в хорошем настроении и, обращаясь ко мне, даже соизволил произнести мой новый титул.

— Ну что, консул, — он придержал коня возле моей кобылы, — показывай, чем удивлять собрался.

Поприветствовав князя и проигнорировав Ворона, я тронулся первым, предложив им следовать за мной. Первым в моей программе следовал полигон для стрельбы и обучения расчетов баллист. Там возились полночи, но подготовиться успели. Установили мишени из соломы в виде всадников и пристреляли по ним пару баллист.

Когда выехали на поле и увидели соломенные мишени, Ярослав даже расстроился.

— Ты за кого меня, боярин, принимаешь⁈ — Осерчав, он стрельнул в меня глазами. — Я тебе не ребенок, чтобы чучелами забавляться!

Меня такая реакция даже обрадовала.

— Погоди, князь, гневаться! — Проявляю я образец терпения. — Давай подождем чутка да посмотрим.

Даю отмашку и с края леса на поле вылетают две тройки. Возчики, заложив круто вираж, выводят сани четко на позицию. Пять человек обслуги соскакивают с укрепленной на санях баллисты и тут же начинают взводить натяжной механизм.

По лицу князя вижу, что действо его заинтересовало и он заинтриговано следит за событиями. А на поле экипажи баллист действует, как идеально отлаженный механизм.

Взвели коромысло, снаряд в петлю, и командир отделения, сделав пару шагов вперед, поднимает флажок — орудие готово!

Второй флажок тоже взлетает вверх, лица бойцов повернуты ко мне, и я киваю.

Давай!

Чирканье зажигалки, вонючий запах горящего фитиля и стук выбиваемого затвора.

Донн! Коромысла гулко грохают об отбойник, и снаряды по высокой траектории летят прямо в цель.

Глухо звучит разрыв, и соломенные чучела вспыхивают ярко-оранжевым пламенем с черным дымящимся хвостом.

Получилось эффектно, и я вижу, как загорелись глаза у юного князя. Его зарумянившееся лицо обернулось ко мне.

— Я могу посмотреть на эти…. — Он не находит нужного слова, и я помогаю ему.

— Баллисты. — А затем гостеприимно провожу рукой. — Конечно, князь, для этого мы здесь.

Спрыгнув с коня, Ярослав почти бегом преодолел расстояние до баллист и с жадным интересом начал их рассматривать.

Я сморю на это и по-тихому радуюсь в душе. То, что парня больше интересует механика машины, а не сожженные чучела, вселяет надежду, что с ним можно будет договориться.

Тороплюсь вслед за князем, а тот словно прирожденный технарь сыпет вопросами.

— А это как действует? А из чего канат сделан? А в шарах что?

Расчет баллисты оторопело пялится на снующего вокруг высокородного пацана, и я вижу, что ребятам нужна помощь. Подойдя, начинаю объяснять, что и как устроено. Ярослав слушает меня с серьезным видом, вникая в каждое слово, и вид у него в этот момент как у ребенка, получившего долгожданный подарок.

Если до этого у меня и были сомнения в выбранной мною стратегии общения с юным князем, то теперь они полностью отпали.

«Паренек не по-детски смышленый, — оцениваю я увлеченно лазающее вокруг баллисты князя, — и что занятно, ни разу не спросил сколько что стоит. Это надо учесть!»

Исходя из увиденного, по ходу меняю маршрут экскурсии и перенаправляю его с башен и укреплений острога в мастерские и механические цеха.

«Думаю, это будет ему интересней!» — С этой мыслью отвлекаю Ярослава от осмотра.

— Княже, у меня есть еще на что посмотреть. — Встречаю его недовольный взгляд и показываю на солнце. — Я к тому, что за световой день не успеем, ежели…

Князь не дает мне закончить.

— Ладно, поехали. — Он кинул на баллисту прощальный взгляд и, нахмурившись, посмотрел на меня. — Опосля расскажешь поподробнее.

Запрыгиваю в седло и краем глаза замечаю на лице Ворона выражение крайней озабоченности и растерянности. Оно и понятно, враг прямо на глазах охмуряет его воспитанника, а он сделать ничего не может.

«А ты как думал! — Язвительно усмехаюсь про себя. — Это тебе не покушения по ночам устраивать, это политика тонкая. Учись!»

Дальше была лесопилка, и оттуда князя удалось вытащить с большим трудом, а в токарном цеху я уже сам начал проклинать себя за эту затею. Велосипедный привод, крутящаяся болванка, превращающаяся в нужную деталь, попросту заворожила юного Ярослава. Особенно ему глянулась моя новая затея — мебель. Ведь в этом времени она попросту отсутствует. Сундук, табурет, стол! Это все что стоит в домах даже богатейших людей, разница лишь в украшении. Бывает сундук красками расписан или резьбой выведен, но суть от этого не меняется. Сколько сундук не разукрашивай, он от этого в шкаф или комод не превратится, а лавка креслом не сделается.

Уже с лета я поставил один станок и циркулярку только на производство столов, стульев, кресел и шкафов. Отполированный и покрытый лаком стол здесь редкость страшенная и стоит бешеных денег, а если он к тому же и стоит на витых элегантных ножках, то это вообще космос. Производство скипидара и древесного спирта, кроме боевого применения, дало мне еще и прекрасные растворители. Так что экспериментируя с различными смолами, мой главный плотник Ясыр уже добился вполне приличного лакового покрытия дерева.

Смотрится неплохо, и на зимней ярмарке я надеюсь сорвать на этом большой куш. Все это я успеваю продумать, пока князь уже в который раз, не отрываясь, смотрит как из угловатого бруска получается витая ножка будущего кресла.

Кидаю взгляд на начавшееся клониться к закату светило и понимаю, что еще одно мое нововведение мы уже посмотреть не успеем.

«Ну, может, оно и к лучшему. — Решаю, глядя на разрумянившееся лицо князя. — Что-то мне подсказывает, что этому мальчишке монетный двор и финансовые вопросы будут не так интересны».

Печатать свои деньги я начал еще с осени. Сделать это мне не терпелось по двум причинам. Во-первых, стандартизация, а то у меня уже голова распухла от вычислений. Гривна Новгородская, Владимирская, Киевская и прочие. Вес каждой из них отличается в разы, а еще золотник, деньга, дирхем, талер, и еще множество других монет ходит здесь наравне со шкуркой соболя и мерой соли. Во-вторых, мне как современнику двадцать первого века не дает покоя возможность делать деньги из воздуха. Иначе говоря, моему торгово-промышленному товариществу нужен банк, а без своего денежного эквивалента заниматься этим совершенно нереально.

И вот тут сразу встала проблема. Как хоть что-то взвесить или измерить, если нет никакой системы. Одни меряют гривнами, другие драхмами или фунтами, при этом совершенно непонятно, какого веса сам номинал. Про меры длины так и вообще говорить не приходится. Там и локти, и аршины, и шаги, и стадии…

С гордостью могу сказать, что я решил эту проблему с простотой, достойной большевиков. Я взял среднюю новгородскую гривну и, отлив ее в красивый слиток с оттиском двуглавого орла, поместил в отдельной комнате будущего монетного двора. Потом все имеющееся чистое серебро перелили в слитки равные эталонному по весу, и такой брусочек серебра с оттиском я назвал Тверской гривной. Помятую из университетского курса о том, что в среднем Новгородская гривна весила около трехсот грамм, я приказал один из слитков разделить на триста частей и, добавив к каждой десять процентов олова, начеканить три сотни монет. Такую монету с башней на одной стороне и орлом на другой я назвал Тверским рублем и условно приравнял к ста медным монетам. Вес каждой из которых к рублю определялся как десять к одному. Этот медный кругляш с оттиском Георгия Победоносца и копьем естественно получил у меня название копейки, а комната, где все это хранится на монетном дворе — палаты мер и весов.