– Как ты хочешь?

Сталь в его глазах заволакивает свинцовой темнотой, которая задерживается на мне лишь на секунду, после чего Клайм делает шаг назад и опускается на тот диван, с которого я недавно встала. Его рука ложится на пряжку ремня и начинает его расстегивать. Я быстро прикрываю глаза, чтобы подавить взрыв паники и тщетно пытаюсь сглотнуть комок, застрявший в горле.

– Снимай платье.

Я вновь смотрю на него. На человека, который так сильно изменился за прошедшие года и который готов опустить меня до уровня однодневной шлюхи. Отвращения к нему не испытываю – есть боль от того, что между нами сейчас все так. Но с ней я справлюсь. Справлялась же как-то все эти два года. Мне нужно просто представить, что передо мной все еще мой Клайм.

Я расстегиваю молнию на своем платье и тяну его вверх. Не пытаюсь сделать это эротично или красиво: на фальш нет сил, да и вряд ли Клайм это оценит. Ткань платья падает на пол, оставляя меня стоять в одном черном кружевном комплекте. В меру прозрачный, в меру соблазнительный. Нет, я не готовилась к этой встрече, и у меня не было мыслей произвести на него впечатление.

Глаза Клайма на несколько секунд исследуют мою грудь, обтянутую кружевом, и спускаются к животу. Когда взгляд опускается к моим ногам, я, решив не дожидаться приказов, сама иду к нему. Кладу ладони на подлокотники кресла и опускаюсь на его колени. Клайм ничего не делает, а только наблюдает за моими движениями. И от этого, черт возьми, совсем не легче. Лучше бы он просто нагнул меня и жестко трахнул, чем делать все самой.

Как только я приземлилась на его колени, надеялась, что горячие ладони по привычки лягут на мои оголенные ягодицы, но руки Клайма продолжали спокойно лежать на обивки дивана. Он смотрит на меня из-под полуопущенных век, и только выпирающая эрекция, которую я отчетливо ощущаю внутренней стороной бедра, говорит о его желании.

Ладно, хоть что-то осталось между нами неизменным.

Я принимаюсь расстегивать его рубашку, медленно, не торопясь, и когда расправляюсь с последней пуговицей, хочу прикоснуться к бронзовой коже, но поднимаю на него взгляд, оценивая его реакцию.

Он все так же бездействует.

Провожу ладонями по рельефному прессу и уже предчувствую, как в последствии на моих ладонях останется запах его кожи. Поцеловать не решаюсь.

Внезапно Клайм подхватывает меня под руки и меняет нас местами, теперь я оказываюсь сидеть на диване, но ненадолго. Уже в следующую секунду он переворачивает меня и грубо ставит на четвереньки.

«Значит, все-таки гостиная», – мелькает мысль. Становится тошно от того, что он даже не позволяет мне пройти в его спальню.

Холодная кожа обивки жалит колени, ладони упираются в подлокотник. Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть назад: брюки Клайма приспущены, он придерживает член рукой, пока раскатывает на нем презерватив. Последний секс у меня был два года назад… С ним.

Я пытаюсь расслабиться и не могу. В животе и груди натянут спазм, кожу покрывает ознобом. Секс с Клаймом. Снова. За эти годы он много раз снился мне: о нем я думала, когда удовлетворяла себя, но сейчас мне становится страшно. Из-за того, что он снова будет во мне, и я не уверена, что смогу справиться с функцией бездушной резиновой куклы. Я готовила себя к этому целые сутки, а в итоге оказалась совсем не готовой.

Пальцы Клайма обхватывают резинку моего белья и тянут вниз. Он, как и его взгляд – жесткий и холодный. Его член упирается мне во влагалище, за ним следует давление рук на бедрах – он заставляет меня расставить ноги шире. Я повинуюсь, после чего, без прелюдий, следует длинный толчок вглубь меня.

Я обещала себе не кричать и сейчас это обещание не сдержала – Клайм слишком большой, а я слишком напряжена и чересчур неопытна. В животе тянет, когда он выходит из меня и, толкнув ягодицы назад, врезается в меня. Вместе со стоном раздается влажный звук – свидетельство того, что я возбуждена. Мне не стыдно, я эгоистично рада, что у меня не будет никаких разрывов и трещин от сухости. Клайм внутри меня ощущается так, словно не было этих двух лет. Словно мы в его комнате, и он грубо трахает меня, потому что жаден и потому что ему так хочется.

Бедра Клайма ударяются в мои ягодицы – нет сомнений, что сейчас он во мне так глубоко, насколько это возможно. Его руки с силой сжимают кожу, толкая меня на себя, – от этих грубых движений мне больно, но и подбираться к естественному финишу не мешает.

С ним всегда так было – независимо от позы, места и времени мое тело реагирует на него сиюсекундно, ярко и с цветными вспышками в глазах.

Я прижимаю ко рту тыльную сторону ладони, потому что губы вместе со стонами начинают предательски выкрикивать его имя, а слышать эту это совсем не нужно. Натягиваюсь струной, готовясь принять растущую пульсацию, но в этот момент Клайм выходит из меня. Я закусываю губу, чтобы побороть возникшее разочарование в теле, и резко вздрагиваю от звука снимаемого презерватива.

Я разворачиваюсь к нему лицом в тот момент, когда он уже застегивает молнию на своих брюках.

– Можешь быть свободна, – брошено грубо и холодно.

После этих слов Клайм вновь берет в руки телефон и начинает кому-то звонить, словно произошедшее между нами не имеет никакого значения. Сердце изливается кровью, но руки начинают лихорадочно натягивать нижнее белье и остальную одежду.

Уже будучи в лифте, когда цифры этажей сменяются друг за другом, в голове навязчиво бьется мысль:

«Я убила его. Убила его любовь.»

– Рита! Подождите!

Когда я уже собираюсь побыстрее попасть в квартиру, чтобы смыть этот ужасный вечер, прямо у подножия лестницы меня останавливает миссис Хардинг – та самая милая консьержка.

– Ваш арендодатель просил передать вам счет за проживание, – старушка протягивает белый лист бумаги, но я продолжаю просто стоять и смотреть. Нужно где-то найти деньги. С хозяйкой квартиры мы договорились, что оплату я внесу в конце месяца, но сейчас эта женщина решила потребовать от меня сумму намного раньше. Из-за скандала с предприятием Клайма, мое агентство несет одни убытки, даже не смотря на то, что Бейкер решил не подавать в суд.

– Да, спасибо… – я забираю у нее лист и спешу быстрее подойти к лестнице. Кажется, миссис Хардинг собиралась мне сказать что-то еще, но сейчас я слишком сломлена, чтобы обмениваться любезностями с соседями.

Стоило мне запереть дверь за замок, как телефон в моей сумочке неумолимо завибрировал.

– Да…

– Здравствуй, милая. Как твои дела?

Ох, Бетти, знала бы ты, как мне сейчас тяжело.

– Все хорошо, – стараюсь игнорировать ноющую боль в груди. Слез нет – есть сухость в груди, холод и опустошение. О принятом решении я не жалею, но сейчас мне легче не становится.

–… Рита, точно все в порядке? Мне не нравиться твой хриплый голос.

Бетти – лучшая подруга моей покойной мамы, с которой мы все это время жили в Луизиане.

– Да, не переживай, все нормально. Только… Мне придется задержаться дольше, чем я рассчитывала.

На том конце телефонной линии повисает тяжелое молчания. Я знаю, о чем она думает.

– Я надеюсь, ты не встретила кого-то из Бейкеров? – Бетти знает обо всем, произошедшим со мной. А еще она знает, на какие ужасные вещи способны эти люди.

– Нет, конечно, нет… – нагло вру я и прикусываю нижнюю губу. – Как только вопрос с агентством утрясется, я сразу же приеду и мы с тобой и Бернарду сходим на твой любимый спектакль.

Недавно моя Бетти познакомилась с торговцем фруктов – Бернарду, который так мило за ней ухаживал, что она не смогла устоять. Было весьма интересно наблюдать за их отношениями, обоим уже под пятьдесят, за спиной – полвека жизни, но я еще никогда не видела, чтобы люди так сильно любили друг друга.

Как же было больно врать родному человеку, но я понимала, что так просто избавиться от проблем, связанных с Клаймом, у меня не получится. И это означало одно: домой я вернусь очень нескоро.