Ту ночь они провели в такой беседе. Наутро от Хосро прибыл человек: «Отчего мы запаздываем с выездом?» Завар прикинулся больным. Тогда Хосро сам явился к нему. Увидел, что он здоров и просто не хочет ехать. Царевич стоял на своем: «Все равно я не отступлюсь, если не хочешь, не езжай». Выслушал от него эти обидные речи Завар и отвечал так: «Раз ты ждал столько, позволь мне снарядить войско как следует, а там, если даже в синее море ринешься, какое право я имею не последовать за тобой!»
Пошел Завар, доложил царю Нушревану: «Не гневайся, царь, твой сын все равно не послушался бы ме ня, и дело приняло бы дурной оборот. Собирается он к Желтой скале, в тот самый табун, что в логове врага. Как же мне быть, если дело повернется к войне? Божьей милостью ничего дурного не произойдет, но знаю, что обвинишь меня в том, что сына мне поручил, а он ввязался в такое дело. Постарайся запретить ему, может, он послушает тебя».
Как услышал это царь, закручинился и сам пошел к сыну, молвил так: «Сын мой, солнце страны и жизнь престарелых родителей твоих, зачем творишь то, чего не делал никто из нашего рода? К лицу ли тебе по табунам ходить?! Ты только не езди туда, а я, если хочешь, велю всех коней сюда пригнать».
Хосро засмеялся и ответил: «Оказывается, ты подозреваешь меня в трусости и потому не отпускаешь туда! Иначе что зазорного в том, чтобы осмотреть табун и выбрать доброго коня? Может, какой-нибудь враг лишил тебя власти над скалой, и потому ты опасаешься? Но, клянусь тобой, если только отсечешь мне голову, а живой все равно поеду туда, а если там — обиталище врага, неужто я не в силах рассчитаться с ним?!» То колени отцу Хосро обнимал, то руки ему целовал: «Не случится со мной ничего, кроме хорошего, отпусти меня!»
Увидел царь, что Хосро не отступает, не стал более запрещать и разрешил отъезд. А Завару приказал: «Посмотрите, если какой-либо годный для него будет конь, поймайте его, но будьте осторожны, чтобы царевич не повредил себе ничего, и возвращайтесь скорее». Нушреван велел приготовить все необходимое для похода, отрядил около трехсот человек молодых богатырей-палаванов, сыновей вельмож, и [Хосро] отправился в путь.
Прибыл царевич [к Желтой скале], осмотрел табуны, шесть табунов ему не понравились, он ни на чем взора не остановил и не говорил ни дурного, ни хорошего. Хлестнул он коня и, как стрела, пущенная из лука сильным стрелком, помчался туда, где стоял седьмой табун. Как увидел сын визиря такую стремительность, понял, что назад пути не будет. Обеими руками ударил он себя по голове и воскликнул: «Горе мне, плохо кончилось мое неразумное служение царевичу, и прахом пошел сегодня мой труд!» Погнался он за ним. Царевич настиг тот табун, где был лучший конь, и тотчас узнал его, ибо подобного ему не было никогда. Если всеми красками разрисуешь и распишешь его, то поймешь, каков он был, вправду как нарисованный, и от кончика уха до копыт не было в нем изъяна! Всеми достоинствами скакуна обладал он — с его горячностью и быстротой не мог сравниться даже ветер.
Возрадовался Хосро, будто вся вселенная ему принадлежала. Начал за конем гоняться, но не тут-то было: человек не мог настигнуть его, даже сидя верхом на ветре. В погоне за конем царевич обратил внимание на множество павших скакунов из того табуна. Тут и там валялись они — то десять, то пять, а то и все двадцать. Тут как раз подоспел Завар, и царевич спросил его: «Кто истребил столько аргамаков?» Сын визиря доложил: «Хищный зверь повадился в табун и истребляет коней». Но царевич заметил, что на конях нет следов ранений, как же их мог убить зверь? Увлеченный погоней, он вскоре позабыл об этом. Конь никак не давался Хосро, и Завар обратился к нему: «Что ты мечешься и преследуешь его? Это ведь не конь, а каджи! Если бы это был добрый конь, разве царь Нушреван не велел бы его поймать?»
Царевич отвечал на это: «Каджи он или дьявол — либо поймаю его, либо убью себя!» До вечера преследовал он коня. А вечером снова обратился к нему Завар: «Теперь передохни, ночью трудно будет его поймать. Попытаемся лучше днем». Этому совету Хосро внял, остановился на красивой лужайке у берега моря.
Как только рассвело, царевич приказал: «Достаньте крепкие и длинные арканы, я снова пойду в табун». И понял сын визиря, что он не откажется от своего намерения, послал гонца к царю: «Какая-то лошадь приглянулась царевичу, и не может он от нее отстать. Говорит, если не поймает ее, пусть сто лет пройдет, отсюда никуда не уйдет. Теперь он здесь налегке и с малой свитой, а тот злодей, рожденный от дэва, сын морского Царя, все время находится на берегу моря. Как узнает он, что Хосро бродит поблизости, не отпустит нас без боя, поэтому пришли нам на подмогу большое войско и снаряжение; ты не тревожься, все обойдется как нельзя лучше».
Как получил царь это известие, помрачился его разум от гнева, задрожал он и молвил: «Если я сам отправлюсь, не допущу, чтоб царевич сразился с Барзином, и только могу делу повредить». Я сказал: «Лучше тебе оставаться здесь». Попросил он тогда меня: «Если обо мне и о моем сыне беспокоишься, отбери лучших воинов и отправляйся с ними. На что мне мои войска и моя жизнь, когда Хосро попал в лапы врага!» Я ответил Нушревану: «Твое слово — закон, я немедленно пойду к царевичу, но [и вы помните], что страх и отчаяние вам не к лицу».
Вывезли мы в поле оружие и доспехи, нужные для большого войска, снарядили многочисленные дружины и пошли к царю. Попрощались с ним и отправились к Хосро. А царь с царицей собрали весь народ, оделись в одежды для молитвы, призвали всех священнослужителей той страны и велели им молить бога за царевича Хосро. Сами они также вошли в храм божий и дали зарок: «Пока не увидим мы Хосро, ни дворца своего не желаем, ни царствования. Сорок дней пробудем мы здесь и не хотим видеть ничего мирского». Стали они с того дня проводить ночи в бдениях и молитвах, стоя на ногах и обливаясь горючими слезами.
Прибыли мы к Хосро. Как увидел он меня, очень обрадовался. Пошел нам навстречу, удивился множеству воинов: «Зачем это царь сделал, зачем мне здесь войско?» Я сказал: «Царевичу не подобает быть без войска. Царь с царицей весьма сожалеют о твоем столь долгом здесь пребывании. Сердце вашего родителя более не выдержало, потому он прислал войско». Сказал мне [Хосро]: «Чудесная лошадь есть в этом табуне, вот уже пять дней я за ней гоняюсь и не могу поймать». Я отвечал: «Против тебя не устоят и слон с единорогом, какая же должна быть лошадь, чтобы ушла от твоего аркана? Не иначе как здесь замешана нечистая сила, чего же ради ты гоняешься за тем конем?» Сказал на это царевич: «Когда ты увидишь его, так говорить не станешь». Я попросил: «Эти два дня позволь мне радоваться, глядя на тебя, а после поступлю, как ты прикажешь».
Ту ночь провели мы за пиршеством, наутро царевич опять пожелал отправиться в табун. Я сказал ему: «Ты сильно устал, а то давно поймал бы того коня, дня два отдохни, затем отбери арканщиков, остальным прикажи окружить скалу так, чтобы конь не мог проскочить, и он будет в твоих руках». Послушался Хосро моего совета и сказал: «Ладно, а теперь пойдем объедем этот морской берег, здесь местность очень красивая». Мы сели на коней, поехали. Незаметно приблизились к подножию Желтой скалы. Ни человека там не было видно, ни звука единого не было слышно, и никаких признаков жизни заметно не было. Солнце уже взошло, и скала так сияла в его лучах, что казалось, будто все вокруг горит, все отсвечивало желтым, и яркий отблеск падал на поле и на море. Дивились мы все красоте той скалы и про себя думали: конечно, Барзин не уступит столь прекрасное место. Но кто посмел бы сказать об этом Хосро?!
Прошло немного времени, как вдруг послышалось странное тявканье, похожее на собачье, на которое скала отзывалась звонким эхом. Мы оглядывались по сторонам, но нигде ничего не было видно. Удивлялись все — и господа и слуги. И только один Завар что-то увидел и, никому ничего не сказав, помчался следом. Он хотел раздавить это конем, но у него не получалось. То туда он направлял коня, то сюда. Мы оцепенели от удивления, а царевич пришпорил коня и догнал его: «Что с тобой случилось, чего ты мечешься?» Завар отвечал сердито: «Что ты за мной гонишься, меня просто лошадь понесла».
