— Нет, это уже не исправить, я такой останусь на всю жизнь. Пустой, совсем пустой.

— Откуда ты знаешь?

— Меня как будто не хватает, осталась только крохотная часть.

— Но это же неправда.

— Ты… тебе это не понять, ты не такой, ты не почувствуешь… Вместо обеих рук у меня остался только один палец, вместо здоровых глаз лишь возможность видеть силуэты, звуки в моих ушах искажены, и я слышу только свой голос, а должны быть еще, другие… да… другие голоса в моей голове.

— Иранон, это…

— Даже молча они подсказывали верный путь, я ощущала их как часть себя.

Запах трав и лекарств немного успокаивал. Именно травы, а не живой человек рядом, которому будто бы не наплевать на меня. Так я хотела считать.

— Может, даже к лучшему.

Он осторожно прикоснулся к моим волосам и погладил по голове, сухие губы коснулись лба. Я нахмурилась, уже собираясь отодвинуться и встать, но тихий теплый шепот заставил меня прислушаться:

— Я знаю, как тяжело терять то, что было тебе дорого, то, что было твоей частью, но это пройдет. Не скоро и не просто, но пройдет. А пока отдохни и не мучай себя.

Осторожно обняв меня свободной рукой, Давид лег удобнее, придерживая меня и прижав к боку. Тяжелые опухшие веки словно по команде начали слипаться. Отдых был и правда нужен уже давно, еще неделю назад, но поспать никак не получалось. Теперь же даже тревога не могла бы меня поднять на ноги, мягкая кровать и большая грелка словно особой магией окутали меня уютом.

— Я всё еще ненавижу тебя, Давид.

— Хорошо, только не забывай вовремя спать и кушать.

Хотелось ответить ему чем-то этаким, послать куда-нибудь, но сон был сильнее. Я успела задремать, когда Деми крупным черным псом робко заглянул внутрь, скрипнув входной дверью. Его до смешного виноватый и напуганный вид заставил моё сердце дрогнуть. Бедный спутник наверняка подумал, что я слегка сошла с ума.

Давид, приподнявшись на локте, кивнул демону.

— Погаси плиту и держи путь в сторону Соларии, у нас есть неотложное дело в столице.

— Давид…

Проследив за поручением, я убедилась, что пожара, как и завтрака, пока не состоится. Деми послушно вытянул магию из конфорки, довольно виляя хвостом. Сидеть дома ему откровенно нравилось.

— Мы заедем туда всего на день, если не будем делать остановок. У границы серой гнили нет, так что проблем быть не должно, если хочешь, я оставлю тебя где-нибудь у болотных деревень и сам разберусь со всем, если буду в состоянии.

— Не будешь, я это точно знаю.

— Тогда остановимся у Сакриса в проверенном месте, там ты будешь в безопасности.

— Разве мне что-то может грозить в городе?

— Как сказать, у эльфов сложные времена, может случиться всякое.

Уже собираясь поспорить, я подняла голову, желая сказать, что хочу хотя бы разок спокойно прогуляться по древним землям столицы, но серьезный взгляд Давида не предполагал возражения. Не в состоянии придумать достойный аргумент, я решила промолчать, лишь позволив себе мстительно сдвинуть южанина сильнее к стене.

— Иранон, прижимаясь ко мне, будь готова к последствиям.

Пришлось перевернуться на другой бок, лишь бы не видеть это наглое, самодовольное лицо.

— Ты отвратителен, мне стоило оставить тебя на фабрике.

— Стоило, но теперь я здесь в полном твоем распоряжении. Ты можешь даже не готовить мне еду, не давать лекарства и не делать перевязок, я не обижусь.

Тяжело пододвигаясь и обняв со спины, Давид медленно выдохнул мне в затылок. Его рука накрыла мою ладонь, тепло, пробегая по спине, оставило волну мурашек.

Вот бы сейчас спрятаться под одеяло, но оно было всего одно, забираться к южанину я не планировала, не в этой жизни.

— Если я не буду за тобой ухаживать, то все мои силы окажутся потрачены впустую.

— Почему же? Ты всё еще можешь продать меня тем же эльфам, им всегда требуются рабы с магией. Выручишь денег на новый дом.

— Лучше зашью тебе рот, чтобы ты не рассказывал мне подобное.

Позади послышался тихий смешок. Пальцы Давида плавно переплелись с моими. Дождавшись, пока Деми перестанет шуршать и аккуратно уляжется у порога то ли отдыхая, то ли охраняя меня, южанин выждал паузу, словно набираясь храбрости, и вновь зашептал так, чтобы его слышала только я:

— Тебе всё кажется шуткой, но для меня никто и никогда не делал так много. Спасибо. Надеюсь, когда-нибудь я смогу вернуть тебе этот долг.

— Десяток яиц и одну упаковку масла, пожалуйста.

— Творог не желаете? Посмотрите, какой жирный, с вареньем выйдет лучший завтрак.

Мозолистые красные пальцы шустро развязали бечёвку на промасленной коричневой бумаге. Крупная женщина в застиранном фартуке перегнулась через прилавок и призывно ткнула рассыпанными комочками творога чуть ли не в нос. Угощение и правда выглядело замечательно, сытно и безумно вкусно, но за короткую прогулку по рынку кошель уже заметно опустел. Поблагодарив продавщицу, я не глядя открыла кошелек, понадеявшись, что на ощупь через плотную ткань просто не чувствуются все оставшиеся монеты. В полуденных солнечных лучах призывно сверкнули несколько серебрушек и медяк. На сегодняшний день этого хватит на праздничный стол для двоих, но на условное «завтра» можно было не рассчитывать.

Если только не сбыть кому-то проклятущий кругляш из кости ребенка.

Память неуклюже ворочалась в голове, силясь ответить на вопрос, за что мне дали столь отвратительную плату.

— Ну? Запаковать? Весу наберешь, а то гляди, какая маленькая.

Продавщица по-доброму усмехнулась, как делают дородные тетки, желающие во что бы то ни стало откормить всех и каждого на своем пути. Творога откровенно хотелось и варенья тоже, и мёда, и горстку изюма с орехами, и корзинку спелых яблок на соседнем прилавке. Рот быстро наполнился слюной, усталость прошедших дней ныла в подсознании об отдыхе и поблажках в виде заедания всех бед сладостями.

Ну может, я действительно заслужила немного творога.

Открыв рот, я повернулась было к продавщице, как покупатель рядом вдруг пихнул меня в бок и неуловимо быстро вскинул руки к моему кошельку. Не успев вскрикнуть, я интуитивно шарахнулась назад, прижимая к себе последнюю драгоценность и в последний момент вырывая ее из чужих лап. Мужчина злобно зыркнул в ответ хмурым безумным взглядом, будто я не себя защищала, а отбирала у него последний кусок хлеба. Влажные пальцы с темными ободками ногтей скользнули по запястью.

— А ну кыш, ирод, я сейчас мужа позову, он из тебя рагу сделает!

Подняв крик, продавщица с ловкостью фокусника схватила разделочную доску и огрела незнакомца по затылку, да так смачно, что засаленная шевелюра скоро соприкоснулась с полом. Привлеченные шумом жители заозирались, стараясь опознать незадачливого вора в лицо. Из отдела мяса в нашу сторону выдвинулся еще один мужчина в мясницком фартуке, огромный и грозный, как медведь, вышедший из берлоги посередь зимы.

— Нюта! Что у тебя там?!

— Держи вора!

Услышав зычные голоса, вор за какие-то доли секунд поднялся на ноги и, прежде чем успел выпрямиться, рванул к выходу, расталкивая зевак и оставляя за собой красноречивые мелкие пятна крови. Мясник, преисполненный чувством собственного достоинства, и, будто зная, что жертве деваться некуда, спокойно последовал за незнакомцем вперевалочку, жестом давая знак покупателям расступиться. Стоит ли говорить, что люди с расторопностью и почтением пропускали мясника вперед.

— Знаю-знаю его, дурак вшивый, давно тут отирается, в долги влез, дочь замуж продал паскудник, а всё к картам возвращается. Неймётся.

— Впервые меня кто-то пытался ограбить. Сколько лет по дорогам езжу.

— А ты ж кочевница, да? Ну это дело понятное, кто ваш народ обижать станет, себе ж дороже.

Пока я осознавала, что произошло, в руки ткнулся знакомо шуршащий пакет в грубой бечёвке.

— Бери, ничего не надо взамен, главное своим передай, что у нас всех уважают.