Татьяна Георгиева Россия Верю в вас Просмолённые зноем походных костров, оглушённые свистом пуль, верю в вас до отчаянной рези зрачков, хрипоты, ломоты скул. Всякий вдох – полынья, а шаг – верста, небо цвета свинца и сажи. Но священна взятая высота и вовеки бессмертен павший. Тьма свивает гнездовье внутри и вне. Разве нам ничего не осталось, как заделывать выбоины в броне, сквозь которые хлещет усталость? Нам не слышно отсюда, но в хлёстком пылу, на сквозном острие атаки видеть нужно усталому кораблю луч, пронзающий сгустки мрака. Полновесно зима встаёт на крыло не живительна, не воспета. Только верую, вскоре воскликнем светло: Победа! В меру счастья Так срослось. Мы – от жертв отвыкшие. Жалко мига, не то что жизни. Отболевшая и поникшая, добродетель наша эскизна. Вместо истины ищем драмы, разъедающей словно ржа, забывая, где наше знамя и куда его водружать. Между тем молчаливо и пламенно возрастает «Бессмертный полк», с каждым днём обнажая знание: мы живём и вдыхаем в долг. Не имеем ни сердца апостольского, ни пророческого ума. В искажённой душевной плоскости перемешаны свет и тьма. Но возможно ль брести по-прежнему, стыть, цепляться за миражи, если кто-то в дыму и скрежете жизнь рассветную положил? Да, мои постулаты ветхие, но глубины и броды пути, бури горькие и безветрия истончаются в кротком «прости». Будем светлыми, станем сильными в меру счастья, что нам дано. Между матерью и Россиею твёрдо выведем знак «равно». Смоем фальшь и налёт завистливый, как бесстыдный несвежий грим. В душу всмотримся зорко, истово… Светлой памяти Дарьи Дугиной Папа, знаешь, почти не было больно мне. И страха не было, лишь крайняя немота. Папа, я и при жизни чувствовала себя воином, а теперь я в воинстве Самого Христа. Папа, я входила в города пылающие, я тогда уже понимала, насколько черны враги. Папа, пожалуйста, не казни себя, я лёгкая, я мерцающая, я храню и благословляю твои шаги. Папа, спасибо, ты из меня воспитал философа, научил меня вере и стойкости в пору духовных бурь. Если бы промотать тот день, как плёнку кинематографа, я бы оставила всё как есть, без поправок и без купюр. Папа, ни один дар от Бога не усваивается без подвига, я открою тебе: мы стоим на пути к высочайшему рубежу! Эта победа выстрадана, и она будет долгая, но она случится, папа. Я прослежу. Преодоление
Эта война не нужна никому из нас, не сотрясайте воздух. Каждому будет по вере его и по сердцу вдосталь. Глупость вечна, как насморк, а воля и доблесть есть не отсутствие страха – преодоление. Они возникают после. Всё существо моё против крови лично и даже вселенски. У меня пожилая мама, жена, два малолетних сына. Если завтрашний день запустится с текста повестки, мне будет нужен немалый запас решимости, чтобы их покинуть. Пускаться в бега постыдно, поэтому вещи собрал по списку, пошёл учиться стрелять, в руке прибавилось веса. Ещё я встречался с теми, кто вышел из пасти риска, дабы в общих чертах представить, о чём будет эта пьеса. Я знаю из опыта: путь восходящих ступеней — это не славное шествие, а череда поражений. Чтобы достигнуть вершины, то без стонов и саможалений надо упрямо вставать после каждого из падений. И если я верю в Него и сказано ясно, что даже волос с моей головы не падёт без Его веленья, то как я могу сомневаться в верности направления и измерять, насколько мне будет огненно и опасно? Никто раньше срока не переступит грани, поэтому – строй сомкнуть, не дёргаться бестолково. Неизменяем Бог. Он днесь и вовеки с нами. Воспрянем же духом, братья, и будем готовы. Рядом Когда преисполнена всякая мера стужи и снежная прыть сродни одичалой пляске, пингвины становятся рядом. Кучнее, туже. Спиною к морозному крошеву, ветра лязгу. Самые тёплые, двигаясь из середины круга, меняются с теми, кто вымерз по самые крылья. Их неуклюжий танец замедлится, лишь обмелеет вьюга, как только холод устанет вколачивать ярые клинья. Тогда чёрно-белые птицы расправят мёрзлые спины и выдохнут истово в неизмеримой минуте. Грея друг друга, бурю смиряют пингвины. Жаль, что об этом сейчас забывают люди. Время мужества А составы тянутся цепью на поле брани, и оттуда чуть меньше числом – в Небесный Град. Мы стоим на перроне с огромным скарбом ненужных знаний, пороков и оправданий. Господи, в моей затворённой гортани бездна звуков, но я не могу кричать… Наступает время мужества и молитвы, я прошу: укрепи её, вознеси. Мне сказали два человека из жерла битвы: доживает граница считаные часы. Неприметен камень краеугольный — без него вскипает пылью, обрушивается стена. Нам, внезапно поднявшимся на колокольню, открывается истинная война и её причины, и бездорожье, и неистовая глухота, если взглянуть друг в друга глазами Христа или из самого сердца, что часто одно и то же… |
