И вот ещё забавнейшее дело – дядюшка Никифор оказался грузом в своём собственном обозе. Нет, конечно, почтенный купец ходит с важным видом, указывает, покрикивает, но приказы отдаёт не он, а мой поднадзорный или его начальник обоза Илья. А сделал это Михаил всего за одни сутки и с поразительным изяществом – никто даже не пискнул, кроме этого убогого Огузка. А того с блеском поставил в ярмо уже сам Илья. В стиле, надо сказать, своего патрикия, сотника и крёстного брата. Да, базилевса играет свита, что ни говори…

Кстати, об Илье и том, как мой поднадзорный разбирается в людях. Начнём с того, что это первый тощий обозный хомяк, которого я встречаю в своей жизни. Во-вторых, это очень опытный и правильный хомяк – у такого ни люди, ни кони никогда не будут голодать и ходить в рубище, уж я-то на это племя насмотрелся. В-третьих, как мне раз сто поведал Харитоша, года не прошло с того времени как сей оптимат[84] был простым обозником и довольно-таки горьким пьяницей. Однако мой поднадзорный сумел разглядеть этого человека и приблизить к себе настолько, что сделал его частью своего рода, ведь крёстное родство равно кровному. Поступок в духе Юлия Цезаря, ты не находишь, Макарий? И Илья скорее даст себя изрезать на куски, чем предаст своего патрона и крёстного брата. А Илларион собирается играть отроком Михаилом. Ну-ну…

Ну как, Макарий закончил? Хороший списочек… Навевает скорбь и томление духа… Господи, Создатель мой и Спаситель, за что наказуешь ты столь тяжко раба своего Меркурия? В смятении пребываю! Смилуйся, разреши мои сомнения – подай знак, от Тебя отрок Михаил или от Диавола?

Хотя… Прости меня, Господи, за уныние! Не пристало монаху и солдату от креста своего дезертировать! И… спасибо тебе, Всемилостивейший, за новый смысл в жизни! Я опять в привычной позиции – глубоко в заднице, а путь к Солнцу далёк и тернист. Жить интересно! Спасибо!»

Декабрь 1125 г. Село Ратное

– Вот оно, Ратное, батюшка! – рука Харитоши взлетела вверх и застыла в указующем жесте.

– А? Что? – вскинулся отец Меркурий, не вполне ещё понимая, где он и что с ним.

– Да ты никак задремал, батюшка? – усмехнулся обозник. – Подъезжаем уже, говорю, Ратное показалось!

– Где?

– Да вон же! – Харитоша снова указал кнутовищем вперёд.

Священник жадно впился глазами в свой будущий дом. Посреди обширнейшей поляны, на высоком берегу не замёрзшей ещё до конца речки расположилось большое село. Оно было серым, приземистым и… основательным. Серый бревенчатый частокол, чуть виднеющиеся из-за него серые драночные крыши… Село скрылось за тыном, как солдат за щитом. Из общей массы выбивались только колокольня церкви да высокое здание на дальней окраине.

Обоз медленно выполз из леса и остановился. Под недовольное мычание и блеяние почуявшей жильё скотины возницы и ратники начали снимать шапки и креститься на колокольню. Устыдившись своей забывчивости, их примеру последовал и отец Меркурий.

– Значит, добрались, Харитоша? – отставной хилиарх удивился волнению в своём голосе.

– Добрались, батюшка! – лицо обозника расплылось в улыбке. – Сейчас в село въедем, отведу тебя в твой дом, обустроиться помогу, да и к себе отправлюсь, больно детишек да бабу свою повидать охота, с лета в походе!

– Дом всегда дом, Харитоша, и вернуться в него – счастье! – священник тяжело вздохнул.

– Верно, батюшка, ох, верно. Тебе-то небось тяжко было свой навсегда покидать?

– Нет у меня дома, – гримаса боли на миг исказила лицо монаха. – Может, теперь снова появится.

– Как это нет?! У всякого быть должен! – возница даже покачал головой, как будто отгоняя неуместную мысль.

– А вот так! Мой дом сожгли лихие люди, они же убили мою семью, и что с того, что разбойников нашли и покарали?! – Отец Меркурий стиснул кулаки так, что ногти врезались в ладони, он сам не понимал, почему вдруг выпустил свою боль наружу перед почти незнакомым человеком, но остановиться не мог. – После этого единственным домом для меня остался мой полк, но он почти весь полёг в битве, а я лишился ноги. Монастырь же домом так и не стал.

– Эк тебя жизнь-то ушибла! – сочувственно засопел обозник. – Только не кручинься, понравится тебе у нас, приживёшься! Народ у нас тут хороший! И священника ждут не дождутся! Да ты сам всё увидишь, в село только въедем… Вон, встречают нас уже!

– Трогай, чего встали?! – раздался с головных саней голос Ильи.

Щёлкнули кнуты, недовольно взревела попавшая под раздачу скотина, и обоз вновь пополз по направлению к селу. Отца Меркурия опять охватило непонятное беспокойство, а когда его взгляд упал на ехавших впереди ратников, беспокойство превратилось в тревогу. Скифские катафракты были сосредоточенны и готовы к бою, да и в селе явно происходило что-то не то.

Голова обоза приблизилась к нему уже на расстояние полёта стрелы, и отставной хилиарх заметил мелькавшие кое-где на заборолах верхушки шлемов, на крышу ближайшего к воротам дома кто-то лез, да и в открытых воротах народу толпилось многовато. Священник впился глазами в открывающуюся ему картину, силясь понять, что же там затевается, но прежде чем он что-то уразумел, события понеслись вскачь.

Ратники десятника Егора не торопясь въехали в ворота. Меркурий невольно ожидал какой-то опасности именно оттуда, однако по поведению Егора и его воинов понял, что ничего угрожающего вроде бы не происходит. Но не успел он перевести дух, как его хлестнула раздавшаяся позади неожиданная команда:

– Стража, щиты на руку! Болт наложи! В походную колонну! Направление – мост! Рысью! Ступай! – разнёсся над полем звонкий голос юного старшины.

– Запевай, дармоеды, в рот вам дышло! – внезапно, будто отвечая ему, донёсся откуда-то из-за тына не то человеческий глас, не то звериный рёв, от которого ощутимо несло хмельным.

– Мууу!!! – вступил в общий хор здоровенный бычара, возглавляющий стадо. Подчиняясь команде вожака, стадо с ревом, мычанием, визгом и хрюканьем дёрнулось во все стороны разом, однако ворота, сани обоза, толпа встречающих, стены и заборы села помешали «скотскому полку» рассеяться.

– Да едрит твою! Скотину держите! – отозвался ему с почти добравшихся до ворот головных саней голос Ильи. Часть обозников и хозяева скотины ринулись исполнять команду обозного старшины, в результате чего беспорядочное движение в воротах села разупорядочилось вконец. Повисший в воздухе густой мат совершенно заглушил топот копыт летящей к мосту в обход села Младшей стражи. Люди, лошади, коровы, свиньи, овцы, сани, короба с поклажей, снег, ругань, женский визг, тумаки и оплеухи смешались в одну громадную кучу, полностью закупорив как вход, так и выход из села.

Отец Меркурий ожидал… Он и сам не знал, чего ожидал, но точно – не такого. И сейчас он в полном обалдении наблюдал этот вселенский бардак, не представляя, что сказать и о чём думать. Старый солдат впервые в жизни не знал, что делать, хотя в душе его зародилось смутное подозрение, что этот переполох возник не сам по себе и, вероятно, как-то связан со всем ранее происходящим. Но делать выводы пока было рано. Тем более что из-за тына, довершая всеобщее сумасшествие, вдруг грянула песня. Голоса, далёкие от ангельских, изо всех сил возвестили «городу и миру»: