* * *
Народу на службу пришло немного, да оно и неудивительно – день будний. Но Лука явился, что называется, со чады и домочадцы, да ещё и вырядился по-праздничному. Остальные прихожане на него даже косились – чего это он, мол?
Ответа пришлось ждать до окончания службы. Едва отец Меркурий закончил, как Лука выступил вперёд.
– Отец Меркурий, дозволь сказать слово перед Господом, тобою и братьями во Христе?
Собравшиеся на службу слегка обалдели от такого обращения и принялись шушукаться.
– Дозволяю, сын мой! – священник сделал приглашающий жест.
– Раба божия Прискилла со чады, поди сюда, – величественно возгласил полусотник.
«Во чтецы его, что ли, поставить? Истинное благолепие во гласе, малака!»
Ничего не произошло. Лука побагровел.
– Гостёна, мухой ко мне! Бегом!
Заслышав это, молодая привлекательная баба, обхватила руками, как курица крыльями, нескольких невеликих ещё детей и, подталкивая их перед собой, резво посеменила к полусотнику.
– Звал, Лука Спиридонович? – баба заискивающе заглянула в глаза хозяину.
– Тут стой! – Лука посмотрел на неё, как на вошь, но сдержался, повернулся к остальным прихожанам и воздел руку, привлекая внимание. – Православные, желаю я, по примеру древних христиан, пожертвовать рабу свою с чадами её церкви!
– Совсем зажрался, рыжий, – прошелестело откуда-то. – Холопов девать некуда!
Лука, похоже, услышал. Он опять побагровел, глаза стали бешеными, взгляд обежал толпу, но никого не нашёл. Полусотник шумно выдохнул, но снова смирил себя.
– Сим передаю малых сих, – Лука величественным жестом обвёл закаменевшую в позе наседки Гостёну, – пастырю нашему – отцу Меркурию, дабы от имени церкви Христовой володел он ими во славу Божию!
«Истинно Говорун, малака! Златоуст, чтоб его вши сожрали! Но придумал хорошо – не отнять. Придётся не ударить в грязь лицом – только рабыни мне и не хватало. И теперь я ему обязан, малака!»
Отец Меркурий благословил склонившегося в поклоне полусотника и украдкой осмотрелся.
На лицах прихожан читалась разнообразнейшая гамма чувств: от восхищения до презрения.
Но особенно позабавило священника семейство Луки: большинство женской его части не смогло скрыть своего облегчения, а большинство мужской – разочарования.
«Так вот почему ты не захотел серебра, хитрый лис! Видать, заел тебя гинекий. Ну и поделом!»
– Слушайте меня, православные! – голос монаха перекрыл захвативший церковь шёпот. – Со смирением и благодарностью принимаю я от лица матери нашей – православной церкви сей дар, что преподнёс ей боярин Лука сын Спиридонов из рода Притечей. Господу угодна сия его жертва. Но не пристало монаху владеть рабами, и оттого в сей час, перед Богом и людьми, дарую я рабе Божьей При-скилле и детям её свободу и обещаюсь, что поспособствую тому, чтобы сия честная вдова имела достойное и богоугодное занятие для рук своих и добывала тем занятием себе и детям своим хлеб насущный.
– На волю, значит? – пролепетала Гостёна и села где стояла.
«Спасибо тебе, почтенный аллагион, за лишний геморрой на мою тощую задницу. Удружил, рыжий таракан!»
Глава 6
Январь 1126 г. Ратное. Земли боярина Журавля
Не успело Ратное вернуться в колею размеренной обыденности, как жизнь снова проявила своё своеобразное чувство юмора. В один прекрасный день тишину серого январского утра разорвал звонкий голос рожка, раздавшийся с колокольни. Этот сигнал отставной хилиарх хорошо знал ещё с Дуная – играли «сбор».
– Что случилось, отец Меркурий? Не пожар? – матушка Домна испуганно заламывала руки.
– Готовь чистое полотно, ремни, гайтаны – что найдёшь, – тут же принялся распоряжаться священник, – сложишь в торбу и дашь мне. Мужу соберёшь такую же!
– Да зачем?!
– Испа-а-алнять! – рявкнул отец Меркурий. – Метнулась кабанчиком! И мужа ко мне бегом, малака!
Домна с заполошным кудахтаньем сорвалась с места, а священник бросился в свою горницу, где резво вздел на себя стёганку и кольчугу, после чего выскочил во двор.
Возле церкви уже собирались ратники. Оружные, бронные и одвуконь. Строились, разбираясь по десяткам. Чуть в стороне обозники батовали[146] вьючных лошадей.
– А я за тобой! – грянуло сверху.
Священник поднял голову. Прямо перед ним возвышался на гнедом статном жеребце Лавр Лисовин.
– В чём дело?
– Гонец из Крепости прискакал. От дядьки Филимона, – Лавр дёрнул головой в направлении Михайлова Городка. – Михайла с опричниками, Егоровым десятком и дядькой Макаром за Болото пошёл. На переговоры.
– И что?
– Да пёс его знает! – Лавр сплюнул. – Дядька Филимон велел Луке передать: «Поднимай сотню в седло, бери попа и веди без роздыхов к Броду». Больше не знаю ничего – у Луки спрашивай. Коня я тебе привёл, на мерина конюх пусть поклажу грузит, кормёжка в обозе.
– Я понял тебя, боярин, – отставной хилиарх склонил голову. – Я готов.
– Да вижу, – усмехнулся Лавр и бросил священнику поводья. – Где кольчужкой-то разжился, отче?
– Ещё в Турове, – отец Меркурий не стал вдаваться в подробности.
– Понятно, – кивнул воеводский сын. – А в суме что?
– Полотно для перевязок, корпия[147] и другая лечебная снасть.
– Ясно, – Лавр опять кивнул. – Тогда езжай к Луке – вон он. А я конюха твоего наскипидарю.
Лавр отвернулся и заорал:
– Лёвка, седлай поповского мерина, грузи на него барахло и гони к обозу! Тулуп попу не забудь, а то помёрзнет к растакой матери!
Отец Меркурий сел в седло и дал коню каблуков за неимением шпор.
«Ну и зачем это, Макарий? Тут скакать три шага! Решил показать, чему тебя Георгий выучил?»
– Здрав будь, – как своему буркнул Лука, подавая священнику руку. – Где кольчугу взял?
– В Турове озаботился, – отец Меркурий пожал руку полусотника.
– Запасливый, – усмехнулся Лука, отвернулся от священника, кивнул десятнику Игнату, на что-то указал рукой десятнику Рябому, а потом рявкнул: – Филька!
– Тута я, дядька Лука! – парень, по виду – оружничий[148], соткался прямо из воздуха.
– Мисюрку[149] в торока положил?
– А как же, дядька Лука! – с некоторой обидой отозвался парень.
– Давай сюда!
Оружничий изогнулся в седле и достал из седельной сумки половецкую мисюрку с кольчужной бармицей и подал Луке.
– На, примерь, – полусотник протянул шлем отцу Меркурию. – Под клобуком не видно, а мне спокойнее будет. А то ценна нынче твоя головушка…
Отставной хилиарх пристроил шлем поверх скуфейки и накрыл клобуком.
– Годится, – одобрил Лука.
– Что случилось? Почему сбор? – отец Меркурий решил больше не ждать.
– Филька, исчезни!
Оружничий испарился.
– Жопа случилась! – просветил священника полусотник. – Аристарх так и сказал. Мишка в дерьмо по уши вляпался, сучонок, и нас под молотки подставил. На переговоры поехал, ушлёпок! Ладно он, а Егорка с Макаром где мозги просрали?
– И что?
– Уд через плечо! – Лука сплюнул. – Из-за Болота христианин прибежал. Пря[150] у них там. Какая-то слобода горит, каких-то мастеров режут, а какой-то Грым с сотней собрался Миньку убивать. Пойдём выручать говнюка. На рысях и без роздыхов. Седалище не отвалится?
– Не должно.
– Смотри, будешь задерживать – привяжем к седлу! – отрезал Лука. – При мне будешь!
– Слушаюсь, – священник слегка поклонился.
– Филька! – полусотник махнул рукой.
– Тута я! – оруженосец тут же появился.
«Хорош у аллагиона оруженосец! Очень хорош!»
– Щит отцу Меркурию раздобудь. И шпоры ему приладь. Всё из десятских запасов возьмёшь, – Лука указал рукой на отставного хилиарха.