Харитоша наконец замолчал, а отца Меркурия воспоминания опять унесли в Туров.

Конец ноября 1125 г. Там же

Легенду, как и говорил Феофан, монахи поддержали добротно – до положения риз, так что обратную дорогу до монастыря отставной хилиарх помнил смутно. Да и насладиться похмельем ему тоже не дали – Илларион внезапно пожелал его видеть. Вот и пришлось отцу Меркурию, наскоро приведя голову в порядок полпивом[41], отправляться на встречу с бывшим сослуживцем.

С того момента как лекари разрешили Иллариону вставать, обстановка в его келье переменилась: изрядных размеров ложе, на котором лежал во времена оны прибинтованный к доске епископский секретарь, исчезло, а его место заняла обычная спальная лавка, появился большой, заваленный книгами, свитками и письменными принадлежностями стол, и только изобилие свечей осталось неизменным.

– Здравствуй, оплитарх! – Илларион довольно бодро поднялся с лавки навстречу гостю. – Проходи, садись. Разговор у нас будет долгим.

– И ты будь здоров, друнгарий, – поклонился отец Меркурий и сел на указанное место.

«Оплитарх… Значит, разговор у нас пойдёт о делах Ордена. Интересно, что он задумал на сей раз?»

– Думаю, ты удивился тому, что последнее время я избегаю встреч с тобой брат-солдат? – Илларион посмотрел в глаза собеседнику и, не дождавшись ответа, развёл руками. – Прости. За то время, что я тут валялся, у меня накопилась куча работы, которую письмами решить нельзя. В том числе и той, что касается нашего дела.

– Я так и подумал, – склонил голову отставной хилиарх.

– Вот и хорошо, – губы Иллариона чуть дрогнули в улыбке. – Раз так, то давай выпьем и поговорим о высоком, оплитарх.

– Ты хочешь диспута? – улыбнулся отец Меркурий. – Тогда точно стоит выпить!

– Согласен! – Илларион с улыбкой протянул собеседнику кубок с вином и отхлебнул из своего. – Давай начнём. Вот скажи мне, что есть базилевс?

– Хороший вопрос, друнгарий. – Меркурий тоже отпил из кубка. – Мы с тобой, помнится, в разных видах видывали и базилевсов, и тех, кто очень хотел ими стать…

«Что за ч…! Сладкое вино! Как палатийской шлюхе! Уж не пристрастился ли в монастыре мой драгоценный друнгарий к содомскому греху? Да ещё два кувшина на столе… Вот будет потеха, если он решил напоить меня и склонить к сожительству!

Хватит ржать! Не нравится мне это! Совсем не нравится!»

– Это верно, – кивнул Илларион, – и часто они бывали похожи на хорьков…

– А должны быть Солнцем Рима, – грустно улыбнулся отставной хилиарх.

– Солнце Рима? – бывший друнгарий вскинулся, потянулся было к левому кувшину, но отдёрнул руку. – Постой, кажется, я уже где-то слышал это.

– Возможно, тебе тоже попадалась книга одного ритора из Старого Рима. – Отец Меркурий прикрыл глаза и начал читать по памяти: – «Они ни разу не видели тебя. Не целовали перстня на руке, не удостаивались устной похвалы или венка, не слышали твоего голоса, не стояли рядом, замирая от счастья. Только по монетам они знают твой профиль.

Все эти германские наёмники, балеарские пращники, иберийские копейщики, сирийские лучники, нумидийские всадники – тысячи и тысячи людей, которые встали в римские ряды, людей, чьи деды сражались с легионами твоих дедов, а дети уже считают себя настоящими римлянами… Все уроженцы Капуи, Ариминума, Рима, Аррециума, заброшенные твоим велением на границы по Рейну и Дунаю, живущие в укреплённых лагерях, затерянных в песках Иудеи и Египта… Они верят в тебя, они ставят тебе статуи рядом со статуями богов, они умрут с твоим именем на устах.

Ты – солнце, без которого их нет.

Ты – то, что соединяет их всех, на каких бы языках они ни говорили, каким бы богам ни молились.

Империя – это ты.

Но император – не только человек. Это не багряный плащ на плечах, не меч с рукоятью из слоновой кости…»

– «Это идея. Это то вечное, за что можно умереть!» – подхватил Илларион. – Да, я читал… Вот только вместо идеи мы получаем хорьков!

– И что же с ними делать?

– А кого ты имеешь в виду, брат-солдат? – прищурился епископский секретарь. – Идеи или хорьков?

– Да, пожалуй, и тех и других, – задумчиво произнёс отец Меркурий. – Я как-то раньше не особенно задумывался над этим. Из строя такие вещи смотрятся по-другому.

– Выращивать, оплитарх! – Илларион пристукнул кулаком по столу. – Выращивать идею из хорьков. Это тоже дело для ордена, и как бы не главное!

«Вот как? Идею из хорьков! А вопрос, что делать с уже имеющимися зубастиками, ты обошёл. Оно и не удивительно – ты сам зверюга той же породы, только наглее и зубастее, но я был к тебе несправедлив, Георгий, всё же ты думаешь не только о себе, но и об империи. Она натерпелась от мерзавцев на троне: Михаил, Никифор Вонтаниат и прочая сволочь – они вообще не должны были править… Выращивать, говоришь? Может, ты и прав, Георгий, мой новый знакомый Феофан толкует о том же, только он собрался растить не императоров… Но кто будет определять достойного порфира? Ты, Георгий? Орден? А кто будет сторожить сторожей?»

– И как ты собираешься это делать, друнгарий? – отец Меркурий подпустил в голос не то интереса, не то сомнения.

– Учить, наблюдать и выбирать достойнейшего из многих, – ухмыльнулся Илларион. – Порфирородных детей нельзя оставлять на попечении евнухов из гинекия, да и их матерей тоже. Самки хорьков будут воспитывать хорьков, а злобные скопцы – аспидов и скорпионов.

Отец Меркурий, действительно задумавшись, начал скрести в бороде.

«Интересно, интересно… Прошлый наш большой разговор пах плахой, а этот воняет колом, колесом, ножом под ребро в переулке. Или ядом… Ядом! Два кувшина! Господи, помоги, я иду по нитке над пропастью! Чего он ждёт? Самое малое – интереса и сомнения…»

– А сам базилевс? – отставной хилиарх наморщил лоб. – Он способен?

– Вот тут надо смотреть, брат мой, – по лицу Иллариона пробежала еле заметная гримаса озабоченности. – Не всегда тот, кто сам может править, оказывается в силах воспитать правителя. Надо найти баланс, чтобы в том, кто займёт трон, оказалось в достатке льва, лисы, хорька, скорпиона и змеи. В достатке, но не чрезмерно!

– Но ведь может случиться, что порфирородные окажутся неспособны?

– Значит, на кафизму должен подняться тот, кто не рождён в пурпуре, но может править! И лучше при этом обойтись без крови.

– В палатийских делах и без крови? – невесело усмехнулся отец Меркурий.

– Понимаю тебя, брат! Мы ведь оба были с базилевсом Алексеем, когда он брал занятый Вонтаниатом Константинополь, – кивнул головой Илларион. – Да и я сюда попал не просто так… Я не говорю, что будет просто… Хотя такое бывало даже на нашей памяти: усыновление, соправительство… Если способного будут вести на кафизму с детства, то можно. Всегда найдётся императорская дочь, которая предпочтёт замужество монастырю, а сыновья могут воспылать страстью к монашеству… Если их тоже вести с детства и направить, как только станет понятно, что не смогут. Или подобрать соправителя… Много способов…

– Ты сам веришь в это, Георгий? – вполне искренне спросил отставной хилиарх.

– Верю, Макарий! – В глазах Иллариона загорелся фанатичный огонёк, а рука снова чуть дёрнулась к кувшину. – Это возможно! Хоть, понятное дело, и не всегда. Но в любом случае, если мы сделаем это, то кровь не выйдет за пределы Палатия, а не прольётся реками по всей империи! Вот для этого нам и надо будет всегда иметь достойную замену базилевсу. Всегда!

«К правому или левому? И в каком из них яд? Что ему сейчас понравится? Брат-солдат? Ну и рубанём по-солдатски»!

– И кто же будет выбирать достойнейшего? Ты?

– Да, Макарий, царедворца в тебе ни на грош! Обходителен и смиренен, как кол в заднице! За это и ценю! – рассмеялся бывший друнгарий. – Не обязательно я. Всё же я не Господь и не безгрешен. Так что, возможно, решать будешь ты. Или некий синклит, но уж, будь уверен, с моего ведома и согласия. Или того, кто придёт за мной.