В эту минуту, как это ни странно, Егора впервые по-настоящему заинтересовала тема веры. Ему захотелось почему-то многое понять, говорить, думать и даже утвердить в себе практику познания истины в этом вопросе.

Терещенко всё в том же волнении продолжал говорить, глубоко затягиваясь папиросой, когда Сомов произнёс:

– Вам бы лучше зайти в помещение, не стойте больше здесь, это очень опасно.

– Так-то оно так…

– Мне надо спешить, извините, – сказал на этот раз уже более твёрдо Сомов, – заходите, прошу вас, не стойте здесь…

– Народу-то, народу сссколько… – всё еще не унимался Терещенко.

– Мне пора, Николай Степанович, спешу, извините, да и позвонить бы надо…

– Так не работает телефон, уже как час не работает, видимо, где-то повреждение, – проговорил Терещенко, найдя с видимой радостью новый предлог для беседы (пребывая в шоке, он действительно не осознавал всей существующей опасности).

Обменявшись ещё двумя парами слов, Егор почти бегом направился к 3-му энергоблоку. Несмотря на плотную, красновато-оранжевую утреннюю дымку, что окутала всю территорию станции, си-дуэт Сомова чётко просматривался издалека… В этот момент в его мыслях молнией пронеслась одна очень странная история, вызванная, видимо, некоторыми ассоциациями от разговора с Терещенко. А история эта была о Ефиме Павловиче Славском[7]

– министре среднего машиностроения, в ведомстве которого находились все АЭС страны, в том числе и Чернобыльская. Суть этой истории заключалась в том, что Славский очень любил охотиться и рыбачить. Однажды Берия приехал в Челябинск (было это в 1948 году) для проверки строящегося реактора АВ-1, где Славский работал первым заместителем директора и главного инженера комбината 817, ПГУ при Совете Министров СССР, и когда Берия был уже на «участке», что-то пошло не так… При выяснении всех обстоятельств он узнаёт, что Славский очень много времени проводит на охоте и рыбалке. Мало того, он всячески склоняет к этому и своих сотрудников… Берия в категорической форме запрещает ему заниматься этой развлекаловкой. Проходит время. Славского назначают заместителем министра… И вот уже в Москве, в его рабочем кабинете раздаётся «прямой» звонок Берии:

– Правда, что ты продолжаешь охотиться и рыбачить?

– Да, Лаврентий Павлович, – ответил испуганно Славский, – я считал, что ваше запрещение распространяется только на время, пока я был в Челябинске.

– Я запретил тебе это дело до тех пор, пока ты работаешь в атомной промышленности, – пояснил ещё раз твёрдо Берия.

Обругав Славского матом, он вторично запретил ему охотиться и рыбачить, сказав при этом, что в атомной промышленности нужно заниматься делом. После чего положил трубку.

Через несколько дней Славский получает личный пакет от Берии, в котором находит лишь одну бумагу – анонимку со следующим содержанием: «Уважаемый Лаврентий Павлович! Несмотря на ваш запрет, Славский продолжает охотиться в угодьях Челябинска-40 как помещик, поднимая целые деревни для того, чтобы загонять дичь». В самом низу анонимки приписка рукой Берии: «Предупреждаю последний раз. Берия».

Как бы там ни было, но уже через несколько минут в тревожном состоянии Егор был в машинном зале… Картина, представшая перед ним, являла собой печальное зрелище, со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами. Первое, что бросилось в глаза Егору, так это то, что машинное отделение было не только задымлённым, но имело ярко выраженное радиационное загрязнение. (Он чувствовал этот запах.) Повсюду ощущался сквозняк, пахло озоном и гарью. На полу валялись осколки выбитых взрывом стёкол, всюду была вода и грязь… Егор прекрасно понимал, что сейчас ему придётся соприкоснуться с «грязным» оборудованием. В этом случае, согласно мерам безопасности, дозиметрическая служба АЭС должна тщательно изучить уровень активности во всех опасных точках и профилактическими мерами (ограничение времени пребывания в опасных «грязных» зонах, защитная спецодежда, усиленный дозиметрический контроль и др.) обеспечить достаточно надёжную защиту персоналу. «А как мне быть сейчас, когда на всю станцию один дозиметр и тот – нерабочий? Как в аварийной подводной лодке», – подумал он про себя и тут же вспомнил поговорку: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Вот только бежать некуда.

Оглядевшись, он никак не мог понять – откуда взялся этот мусор, ведь взрыв был в «четвёртом»? Но, внимательно присмотревшись, он увидел, что вся эта грязь попала из приточной вентиляционной трубы, что шла из уничтоженного взрывом энергоблока.

«Интересно, сколько сейчас здесь рентген? – подумал он, разглядывая машинное отделение. – Хорошо бы замерить, да где его сейчас возьмёшь, этот дозиметр».

Сомов понял, что для предотвращения дальнейшего притока радиационного воздуха нужны были не только его мысли, но и определённые действия, а вот какие – он не знал. Нужна была объективная оценка всего того, что произошло. Осложнял ситуацию ещё и другой факт, более угрожающий: из-за большого объёма использования воды (было много потрачено на тушение пожара) сложилась крайне тяжёлая ситуация в остальных трёх блоках, грозившая потерей охлаждения активных зон… Этот факт вызывал в нём почти исступление – в любую минуту могло произойти непредвиденное…

«При всей сложности, – думал он в этот момент, – не нужно терять самообладание, сейчас всем потребуется огромная выдержка и спокойствие. Главное, чтобы они никого не покидали в эти трудные минуты».

Все войны и катастрофы начинаются одинаково – по определённым правилам. Сначала количественное накопление ошибок, затем – некий инициирующий момент, потом – образование нештатной ситуации, затем – непредвиденные действия персонала. И, как правило, «процесс» необратим.

К сожалению, так было, так есть и так будет в истории всегда. Другого пути у человечества нет. Всякий другой путь труден и тернист. Но самое печальное в том, что труден он и тернист на том отрезке пути, где меньше всего этого ожидаешь.

День 26 апреля 1986 года выдался очень жарким. К полудню все жители города Припяти уже слышали о ночном взрыве и пожаре на АЭС, но никто (за небольшим исключением) не знал истинных причин. А главное никто ничего и не хотел знать. Все понимали, что с городом-сказкой никогда ничего не произойдёт. Жили там не просто хорошо, а очень хорошо! Так же как все понимали и то, что у них всё самое лучшее: лучшее медобслуживание, лучшее образование для детей, лучшие условия для спорта, отдыха и вообще для жизни! Если где-то в других городах Советского Союза была просто поликлиника, то у них была медико-санитарная часть от Москвы, которая называлась МСЧ-126, где все поголовно проходили диспансеризацию и не просто так, для галочки, а по-настоящему. Детей учили лучшие учителя: к примеру, в каждой школе работало пять-шесть Заслуженных учителей Украины или СССР. О жителях этого города не просто заботились, а делали всё, чтобы они были обласканы судьбой! Люди были полны надежд на светлое будущее, а высокие зарплаты на станции позволяли ни в чём себе не отказывать, в магазинах – всё было. Сотрудники станции верили, что делают полезное дело. И что мечта про счастливую жизнь в Советском Союзе воплотилась именно в их городе Припяти. И это казалось вечностью. Да и всему миру он был известен как образцово-показательный город – город-сказка! Поэтому мало кто обращал внимание на то, что где-то что-то происходит… Выбросы пара на станции, как необходимый технологический процесс, походили на небольшие взрывы, так что все уже привыкли к этим «хлопкам» и никто не обращал на них внимания. Люди занимались не только субботними делами, но и собирались на пляж, на дачи, на рыбалку, многие уже сидели на речке, возле пруда-охладителя (искусственное водохранилище возле АЭС), дети вернулись из школ. А кто-то сидел в кафе и пил пиво, обсуждая не только предстоящий футбольный матч киевского «Динамо» со «Спартаком», но и результаты игр чемпионата мира по хоккею с шайбой, что завершался в Москве. К тому же жители города Припяти ждали с нетерпением предстоящее открытие парка аттракционов. Однако, несмотря на все меры по предотвращению утечки информации о том, что именно происходило на АЭС, уже утром началась «самоэвакуация». Десятки и сотни людей из Припяти и других, близких к станции населённых пунктов, старались незаметно пройти сквозь кордон милиции и покинуть радиационную, как им казалось, территорию.