Возможно, вам что-то не понравится в этом «театре жизни», но разве неточное цитирование не есть привилегия автора? Надеюсь, каждый разберётся в этом вопросе сам. Тем более что сегодняшний читатель очень широк в своих предпочтениях. Однако отмечу: в романе много полезного и приятного, особенно временного содержания. Уверен, вы можете меня спросить: грустил ли я о том времени, когда писал? – Признаюсь честно: грустил! Ведь там было и много хорошего, а главное, там была душевная чистота, ни с чем несравнимая. «Что пройдёт, то будет мило», – писал Александр Сергеевич Пушкин. Пусть так и будет! Нам остаётся только одно: жить настоящим, идя навстречу неизвестному будущему.

Вячеслав Гришанов

История судьбы одного человека, всегда связана с историей многих судеб; история судеб, в свою очередь, всегда связана с историей отечества, и эта взаимосвязь нерушима во все времена. Ибо всё это лежит в основе общности людей, представители которой тесно связаны проживанием на одной территории, общим происхождением, принадлежностью к единой культурной среде. Такую общность принято называть – народом! В политическом значении слово «народ» иногда отождествляется с понятием «нация», являясь чем-то вроде его синонима. Несмотря на такое родство, эти два феномена идут по разным дорогам, хотя идут к одной цели – спасению. Не столько от сложившихся обстоятельств, сколько от самого человека, которых, как сказал один мудрец, в человеке всегда два: «Один бодрствует во тьме, другой спит при свете».

Тёплое, безоблачное апрельское весеннее утро радовало и на этот раз. Солнце ещё только всходило, а воздух уже был прогрет и наполнен небывалым утренним ароматом лесной свежести, исходящей от многочисленных видов деревьев: берёзы, липы, ольхи, каштана, клёна, дуба – и разного типа кустарников, произраставших на улицах, в скверах и парках города Припяти. Складывалось такое ощущение, что все они, разом, спешили не только нарядиться в свои «новые зелёные одежды» к майскому празднику весны, но и «надушиться», чтобы вещать всему миру об обновлении и пробуждении, о тех радостных переменах, что намечаются в стране, где энергия замыслов, переливается в энергию практических действий. И это было не просто «ощущение» – а призыв, перекликающийся с мыслями всего трудового народа: с рабочим классом, крестьянством, народной интеллигенцией, что находились в первых рядах в борьбе за осуществление курса партии и динамическое развитие советского общества. За претворение в жизнь решений XXVII съезда КПСС.

Ярко-зелёная трава, особенно на газонах, не только пробилась сквозь почву, но и решительно взяла верх над старой пожухлой травой, практически скрыв её из вида. Доказывая своей силой, энергией и мощью законное право на свой полный контроль… словно она появилась для какого-то иного смысла… С новой травой появились и первые цветы: гиацинты, нарциссы, тюльпаны, крокусы, пролески и, конечно же, фиалки, пьянящие своей свежестью и ароматом. Рассыпавшись бесчисленным множеством как горох по всем газонам, они всячески старались привлечь своей новизной и красотой взгляды прохожих – вот, мол, полюбуйтесь какие мы нынче красивые и нарядные, не то что старые и пожухлые… Между цветами то и дело возвышался многочисленный сорняк. В отдельных местах его было настолько много, что он затмевал собой ещё слабые, неокрепшие бутоны цветов. Они были обречены погибнуть, так и не распустившись, не порадовав этот мир своей красотой. Были здесь и ландыши – как знак весны, чей тонкий аромат дополнял благоухающую идиллию… Нужно ли говорить о том, что в разные времена ландыш был вдохновителем многих поэтов и писателей. Чего только стоят строки Афанасия Фета:

Нельзя не вспомнить и песню «Ландыши», которую пела вся страна:

Об этом цветке написаны не только стихи, песни, но и многочисленные легенды. Одна из них гласит, что, видя на кресте Иисуса Христа, дева Мария заплакала и её слёзы превратились в ландыши. В другой легенде говорится о новгородском купце Садко, который отвергнул любовь морской царевны, чьи слёзы превратились в ландыши.

Слабый юго-восточный ветерок казался лёгким и дружелюбным. Восторженное пение птиц, особенно соловьёв, пробуждало повсюду новый день. Их прекрасные утренние трели звонко разливались среди притихших деревьев, различных кустарников, вызывая у всякого слушателя чувство упоительной радости и умиления. Не слушать их было нельзя… От всего этого веселилось сердце и расцветала душа. Словом, всё было хорошо и очаровательно. Так бывает только тогда, когда природа и искусство соединяются вместе.

Остановка, где садился Егор Сомов на служебный автобус, была совсем рядом с его домом, проще говоря, в пяти минутах ходьбы спокойным, размеренным шагом. Стараясь не опаздывать, он всегда выходил из своей квартиры на пять, десять минут пораньше. Не то чтобы это была привычка, нет, скорее самоорганизация. И в этом, надо сказать, он достиг определённых успехов! Хотя мы все прекрасно знаем, что нет ничего трудней этого занятия. Ведь для того чтобы добиться в этом деле конкретных результатов, нужно себя постоянно контролировать и ограничивать в чём-то, работать над собой. А для этого, как мы знаем, нужна воля, которая обуздывает и подавляет инстинкты и влечения, делая нас человечнее и цивилизованнее. А человек, к сожалению, не всегда хочет быть таковым. Уж что там говорить: такова его природа, а с «природой», как мы знаем, не поспоришь. Как бы там ни было, но именно этого качества многим людям не хватает. Но уж если кто-то добивается в этом деле положительных результатов, то, как утверждали древние мудрецы: «По себе можно познать других». А это немаловажно. Вот и на этот раз автобус только подъезжал к остановке, а Егор уже стоял и просматривал свежий номер газеты «Комсомольская правда», купленный тут же, в киоске «Союзпечать». Должен отметить, что читать Сомов любил ещё со школы и этого было у него не отнять. Читал он не то чтобы всё подряд, нет, а только то, что нравилось ему, что было ближе его сердцу, его натуре. В основном это была научно-публицистическая литература, история и философия. Он и сам порой удивлялся такому выбору, но эта увлечённость не играла в его жизни, как он сам думал, какой-то серьёзной роли – так, для общего осмысления и понимания сути человеческого сознания. Причём, как ни покажется это странным, он предпочитал «полуправду», которую открывал сам, а не правду, которую открывали люди и выдавали за некие общие ценности. Он был убеждён, что люди ошибаются значительно чаще, чем думают на самом деле. Хотя прекрасно осознавал и тот факт, что именно «общие ценности» составляют мудрость мира. И тем не менее ему нравился интерес открывать что-то новое самому, при этом он не боялся сомневаться, ошибаться, стукаться, что называется, лбом в двери познания.

«Всё это наследие родителей, – говорил он рассудительно, – и не более».

Правда, себя он при этом тоже не забывал, добавляя: «Ну, что-то выработано, конечно, и своим характером – это же безусловно».

Ему страсть как не хотелось ущемлять своё самолюбие. И говорил он это не потому, что хотел понравиться кому-то – нет; эти слова больше касались его самого, его поступков. Только по ним он судил о внутренних движениях своей души, о мыслях и действиях. Я бы даже сказал так: заниматься собой ему было интереснее, чем, например, спасать мир. В какой-то степени это была его внутренняя культура, предполагающая к ещё лучшим делам, а вот каким – он и сам не знал. Да и не хотелось ему это знать – жил да жил. Всё его устраивало в этой прекрасной жизни, впрочем, как и многих тех, с кем он общался. Пребывание в нём этого «комфорта» сглаживало, так или иначе, какие-то жизненные «несогласия», в действиях которых, впрочем, не было ничего такого, что могло бы его сильно огорчить.