Дежурный немедленно отвел меня к генералу. Он жил в кабинете раза в три больше остальных, отличавшемся еще двумя дополнительными удобствами: большим телефонным аппаратом на столе и портретом Михаила Горбачева на стене. Младшие офицеры предпочитали украшать свои стены фотографиями полуголых красавиц из западных журналов.

Генерал Станислав Андросов, назначенный начальником управления несколькими месяцами ранее, казалось, полностью освоился на новой должности. Его осанка говорила об его уверенности, его глаза блестели едва скрываемым торжеством. Он никогда не выглядел так, когда руководил резиденцией в Вашингтоне. Всего четыре месяца, а посмотрите на него — он совсем новый человек, заметил я с удивлением. Как говорится, положение делает бюрократа.

Также в кабинете присутствовал заместитель начальника отдела.

— Вы, конечно, понимаете, что ваше пребывание в Америке подошло к концу, — насмешливо сказал Андросов. «Но жизнь еще не кончена, так что давайте перевернем новую страницу и начнем все сначала. Идите в свою комнату, садитесь за письменный стол и напишите отчет обо всем деле Сократа. И помните, искреннее признание — ваш единственный шанс. "

Тирада генерала поразила меня как гром среди ясного неба.

Я ожидал оплеухи за неповиновение, но Андросов играл по гораздо более высоким ставкам. "Искреннее признание — твой единственный шанс" граничит с обвинением в измене, не иначе! Он сумасшедший? — с ужасом спросил я себя. Какая больная шутка!

Но генерал не шутил. Он довел себя до бешеной ярости. Его заместитель, полностью запуганный и сбитый с толку, производил жалкое впечатление. Назначенный всего за три дня до этого, он понятия не имел, что происходит, и проклинал звезды за то, что они привели его в такую неразбериху.

«Получили ли вы информацию о военных планах США относительно Ливии, предоставленную Сократом?» — спросил я спокойно. Мне было трудно сдерживать свои эмоции. Именно эту информацию я получил во время моей последней встречи с Сократом. Его требовал — срочно! — не кто иной, как начальник разведки. Это был мой козырь в рукаве, и я использовал его без колебаний. Но малоэффективно.

— Да, — с сардонической улыбкой ответил Андросов. «За исключением того, что оно попало прямо во внутреннюю контрразведку, а не в аналитическую службу».

Впервые в жизни я почувствовал, как подо мной трясется стул. У меня пересохло во рту. Генерал не шутил, в этом я не сомневался. Он был на рыбалке, расследовал измену, и его маленькая игра могла стоить мне свободы — или того хуже.

Из его слов следовало, что в его команде есть Отдел внутренней контрразведки — местная инквизиция разведки. Надежды против такой оппозиции практически не было. Легко попасть в лапы внутренней контрразведки, но вырваться целым и невредимым практически невозможно. Как только эти ребята начинают расследование, они чувствуют себя обязанными идти до конца. «Дайте нам тело, и мы всегда найдем в нем измену», — так формулировали девиз внутренней инквизиции некоторые циники из политической разведки.

Раньше я улыбался таким мрачным шуткам, но сейчас мне было не до мрачного юмора. Я потерялся, все кончено, подумал я, отчаянно пытаясь сосредоточиться. Мне пришлось вывести свой мозг из состояния паралича. Моя судьба висела на волоске.

«Разве вы не понимаете, что Сократ — это растение, которое американцы использовали, чтобы скормить нам дезинформацию и смягчить вас для последующей вербовки?» Казалось, Андросов вот-вот расхохотается.

«Но разве Сократ не сообщал, что второго удара США по Ливии не будет?» Я слабо парировал. «Насколько мне известно, второго удара никогда не было».

— Пока нет. Но может быть завтра или послезавтра. Так что можно сказать, что ваша судьба решается прямо сейчас в Овальном кабинете Белого дома или в Пентагоне, — сурово сказал генерал. «Мне кажется, вы не в состоянии оценить реальную глубину нашей ответственности. У нас была военно-морская оперативная группа, дислоцированная в гавани Триполи в качестве сдерживающего фактора против американцев. А теперь представьте на секунду, что разведка на основании вашей информации докладывает, что второго удара не будет. наносит ракетный удар по Триполи, и наши корабли случайно попадают. Это будет катастрофа! Американцы взорвут советский военный корабль. Это акт войны в чистом виде! Предсказать ход дальнейших событий становится невозможно. И все из-за твоей информации от Сократа».

«Но второго удара так и не последовало, значит, Сократ был прав». Слушая болтовню этого прикованного к стулу шпиона, я почувствовал, как теряю самообладание.

"Но что, если бы это было?" — насмешливо спросил Андросов, устремив на меня слезящиеся глаза.

«Почему же тогда начальник разведки категорически дал резидентуре три часа на то, чтобы дать ему однозначный ответ, будет ли второй удар? Я так понимаю, вы не собирались отвечать».

«Этот ответ Горбачев потребовал от разведки». На губах генерала играла хитрая улыбка.

— И что ты ему сказал? — спросил я, чувствуя прилив жгучего негодования.

«Я сказал ему, что резиденция в руинах, и поэтому мы не в состоянии дать однозначный ответ. Пусть военное начальство решает, что делать с их военно-морской оперативной группой. Это их проблема».

Какой лицемер! Я думал. В одну минуту он с такой нежной заботой рассказывает о судьбе советской оперативной группы, а в следующую минуту это уже чужая проблема.

— Такой ответ мог бы дать любой в советском посольстве в Вашингтоне, включая дворника, — заметил я. Было ясно, что терять мне нечего и переход в наступление был единственным выходом. «Зачем нам резидентура, если информация о ней не доходит даже до аналитической службы?»

Андросов побледнел от ярости.

— Ты сам во всем виноват, — прошипел он, едва сдерживая себя. «Мы много раз предупреждали вас, что Сократ — сомнительная личность».

«Я не помню, чтобы когда-нибудь слышал, чтобы вы говорили что-то подобное, когда были резидентом», — парировал я. «Когда вам приходилось сообщать об успехах в вербовке, Сократ считался подлинным активом. Только когда вы стали главой Североамериканского департамента, центр прислал нам истерическую телеграмму о нем».

— Вы ошибаетесь, — чуть громче шепота сказал генерал, губы его растянулись в тонкую полоску и побелели. «Я всегда наставлял вас проявлять максимальную осторожность в отношении Сократа. Для этого было достаточно причин. Если все, что вы о нем написали, правда, то он просто сумасшедший».

«Вероятно, да. Честно говоря, я сомневаюсь в нормальности людей, которые соглашаются сотрудничать с какой-либо иностранной разведкой». Это прозвучало слишком вызывающе, но мне хотелось еще немного раскачать лодку, прежде чем нанести решающий удар.

— Вы заходите слишком далеко, — взвизгнул Андросов, и его заместитель нервно поерзал в кресле. «Наши лучшие активы были идеологически мотивированы».

"Когда это было, если я могу спросить?"

— Все равно, — ответил Андросов с видом оскорбленного божества.

Я молчал, глядя на портрет Горбачева. Генеральный секретарь оглянулся на меня со своего высокого насеста.

«Как Сократ получил последнюю информацию из Пентагона?» Генерал продолжал давить на меня.

Я сделал сверхчеловеческое усилие, чтобы сохранять спокойствие.

«Мы были у него дома. Он только что снял трубку, позвонил другу в военно-морское ведомство, спросил его, собираются ли Соединенные Штаты нанести второй удар по Ливии, и тот парень рассказал ему все, что я сообщил в своей телеграмме… Это все в моем отчете.

— Я прекрасно знаю, что в вашем отчете, — зловеще сказал Андросов. После небольшой паузы он возобновил натиск. — Так ты собираешься сказать правду? Ответь мне. Во время твоей последней встречи с Сократом к тебе подходили агенты ФБР? Они предлагали тебе деньги? Они пытались уговорить тебя на измену?

Вот оно, страшное слово: измена. Наконец оно сорвалось с уст генерала, но вместо страха я почувствовал прилив ярости. Пришло время положить конец этому фарсу и вернуть себе инициативу.