Светлана была ранена осколком выбитого стекла, и Анна с Таней уговорили ее и Ольгу уехать в Шали, находившийся на меньшей высоте.
А Анна с Таней попросили, чтобы их отвезли в Шатой, где размещалась большая группа российских пленных. Такую поездку нельзя было организовать немедленно, и в ожидании нее обе женщины спали на открытом воздухе. Каждую ночь они изучали небо, стараясь различить российский самолет. Если звезда начинала падать, это означало, что самолет снижается, чтобы сбросить бомбу.
Наконец Анна и Таня вместе с группой чеченских боевиков выехали в Шатой. Они шли по горной дороге, связывающей Ведено и Шатой, по ночам, не зажигая свет, потому что дорогу непрестанно бомбили.
В Шатое чеченские боевики стали расспрашивать о сыновьях Анны и Тани, но ни одного из них не было среди пленных. 10 июня российские силы подошли к Шатою. Анна с Таней покинули деревню вместе с подразделением чеченских боевиков и стали подниматься еще выше в горы, к селению Борзой. 15 июня они ушли из Борзоя в Итум Кале.
Путешествие в Итум Кале, которое находилось еще выше в горах, почти на границе с Грузией, на Кавказском хребте, было самой опасной частью путешествия. Несмотря на июнь, на земле лежал снег. По ночам луна казалась огромным шаром над зубцами гор. Им пришлось пройти по участку, который простреливался русскими. У русских были приборы ночного видения, поэтому такая поездка была опасной в любое время суток. Пересекали зону в сумерки, когда бдительность военных была не столь высока, ехали по проселочным дорогам в небольшом джипе с выключенными фарами, минуя зияющие горные пропасти.
Когда Анна и Таня прибыли в Итум Кале, группа чеченских боевиков под командованием Шамиля Басаева захватила город Буденновск на юге России, взяв в заложники более 1000 человек в городской в больнице. 17 июня российские войска особого назначения предприняли две безуспешные попытки взять штурмом здание больницы. Под сильным давлением общественности ради спасения заложников премьер-министр Виктор Черномырдин подписал соглашение о прекращении огня, безопасном проходе чеченских боевиков и начале мирных переговоров. Таким образом, боевые действия прекратились на несколько месяцев.
В начале августа Анна и Таня в сопровождении чеченских солдат, переодетых в гражданскую одежду, покинули горы и отправились в Грозный. К тому времени, когда они приехали, полным ходом шли мирные переговоры, и Анна и Таня присоединились к другим российским и чеченским матерям у здания на улице Маяковского, где проходили переговоры. Там мать другого солдата рассказала Анне, что ее дочь Евгения попала в автокатастрофу недалеко от Москвы.
25 августа Анна уехала в Москву. К ее приезду дочь уже прооперировали и поместили в отделение интенсивной терапии. Вечером 5 сентября, когда Евгению готовили к новой операции, которая была назначена на следующий день, Анне позвонила Таня Иванова. Она нашла тело Коли в Ростове.
После отъезда Анны в Москву Таня вернулась в Ростов в надежде найти тело своего сына. К тому времени была сделана видеозапись всех тел, и матерям больше не приходилось ходить по рефрижераторным вагонам. Таня начала смотреть видео и на № 157 попросила оператора остановить пленку. Она четко узнала лицо Коли. Эксперты достали дело под № 157 и сообщили Тане, что заснятое тело принадлежало Евгению Гилеву, и он похоронен в деревне Степное Озеро в Алтайском крае, в 320 километров от Барнаула.
Анна показывала Тане фотографии своего сына, и Таня была абсолютно уверена, что под № 157 лежал Коля. Она сразу же позвонила Анне. Колин отец поехал в Ростов и, посмотрев видеопленку, подтвердил, что это его сын. Он привез копию видеопленки в Москву, и Анна тоже признала своего сына.
Тело Коли опознал как Гилева солдат, служивший вместе с Евгением, хотя Пясецкий и Гилев не были похожи, у них был разный цвет волос, и на них была форма разных частей. После того как этот солдат опознал труп, не составляло труда принять это за истину. На самом деле малейшее усилие помогло бы выявить ошибку. Снятая с формы Коли и помещенная в дело под № 157 эмблема принадлежала Рязанскому десантному полку. А Гилев служил в моторизованном полку Юргенской дивизии, так что под № 157 находиться не мог.
Пока тело Коли готовили к отправке семье Гилева, тело Гилева находилось в одном из рефрижераторных вагонов и было зарегистрировано под № 162. Евгений, чувствуя, что умирает, написал записку со своей фамилией и адресом, положил ее в пустую коробку из-под патронов, а ее в карман рубашки. Но в течение нескольких месяцев никто не догадался проверить карманы его рубашки, и его тело лежало «неопознанным». Трупы российских солдат возвращались их семьям в цинковых гробах. Родным убитых солдат было приказано не открывать гробы. Когда Колино тело прибыло в деревню Степное Озеро, родители Евгения, нарушив приказ, приоткрыли крышку, но после 3200-километрового путешествия из Ростова тело стало неузнаваемым.
Позже мать Евгения говорила Анне: «Когда я хоронила парня, я опасалась, что это не мой сын».
Как потом узнала Анна, тело Коли лежало в одном из двух рефрижераторных вагонов, которые прибыли в Ростов, когда она находилась на пути в Моздок после первой поездки в Ростов. Небольшая ошибка могла привести к тому, что она бы никогда не нашла тело своего сына, потому что в середине февраля сотни тел были отправлены из Ростова, чтобы предать их земле на основании небрежного, либо неполного опознания. Но после интенсивных шестинедельных боевых действий российские военные власти начали снимать на видеопленку неопознанных погибших солдат, брали образцы их одежды, делали записи о состоянии зубов, наличии родинок и других отличительных примет. Колино тело было заснято на пленку 21 февраля.
2 марта его отправили в Барнаул для захоронения, за день до того, как Анна вернулась в Ростов, чтобы продолжить поиски. Когда она во время своего второго посещения описала сотруднику видеотеки Колины родинки и небольшую татуировку, он сказал, что в компьютерной базе нет никого с такими характерными приметами.
Родители Гилева дали разрешение на эксгумацию Колиного тела, и Рязанский полк согласился перевезти тело в Москву. Однако, в течение еще шести недель тело Коли оставалось в Барнауле, потому что у полка были проблемы с горючим. Наконец 15 октября тело Коли было доставлено в военный госпиталь им. Бурденко в Москве.
Пока Анна ждала перевозки тела сына в Москву, Таня Иванова наконец нашла тело своего сына Андрея, которое также находилось в Ростове. Оно лежало среди обуглившихся останков, и ей удалось опознать его лишь с помощью экспертов по форме черепа и грудной клетки и по группе крови.
После похорон Коли Анна помогала другим матерям разыскивать пропавших сыновей. Во время первой чеченской войны в Чечне было убито около 4400 российских солдат, 1400 из которых еще в конце 1997 года считались без вести пропавшими. 400 неопознанных тел находились в Ростове.
В первые недели войны поползли слухи о том, что тела погибших солдат часто отправляли в чужие семьи. Это вселило страх в родителей, которые теперь не были уверены, что хоронят именно своего сына.
Учитывая эти обстоятельства, необходимо было с большей ответственностью отнестись к неопознанным телам в Ростове. Их нужно было опознать не только ради семей солдат, чьи останки здесь хранились, но и чтобы заверить других родителей, что они на самом деле хоронят собственного сына, и чтобы исключить этих солдат из списка без вести пропавших.
Однако во многих случаях для точного проведения опознания неопознанных тел солдат в Ростове, в личных делах многих из которых не были указаны группа крови или данные рентгена грудной клетки, требовались методы и приборы, имеющиеся лишь в самых современных лабораториях генной инженерии. Российское правительство, потратившее 40 млрд долл. на войну в Чечне, заявило, что у него нет денег на создание такой лаборатории в Ростове, а у матерей пропавших без вести солдат, многие из которых не получали зарплату, как правило, не было денег на оплату генетического тестирования останков тела частным путем в лабораториях Министерства здравоохранения в Челябинске, Тюмени и Москве, данные которых к тому же часто бывали ненадежными.
