Положение швей на текстильной фабрике «Голубая Ока» стало обычным для положения рабочих в России. Реформаторами было обещано, что благодаря приватизации, которая к 1996 году сосредоточила 80 % российских промышленных предприятий в частных руках, рабочие станут совладельцами своих фабрик и заводов, но вместо этого рабочие подверглись неслыханной в Советском Союзе эксплуатации.
В результате ликвидации государственной собственности российские фабрики и заводы вышли из-под контроля правительства, и после того, как на них распались комитеты коммунистической партии, директора, будучи последними представителями советского режима, сосредоточили в своих руках полный административный контроль. Формально последней инстанцией считались акционеры, но в действительности они были не в состоянии диктовать свою волю директору. Поскольку именно директор распоряжался наймом и увольнением рабочей силы и продвижением по служебной лестнице, а также контролировал всю информацию, он играл главную роль на собраниях акционеров, даже если ему принадлежала лишь небольшая доля акций. Именно он решал, какая информация будет доступна для акционеров, а поскольку фамилии акционеров были написаны на избирательных бюллетенях, голосование против директора грозило переводом на менее квалифицированную работу или увольнением.
Характер деятельности директоров предприятий, занявших свои посты еще в советское время, быстро изменился[78]. Те из них, которые раньше стремились к выполнению планов и часто мало разбирались в других вопросах, начали расхищать имущество своих заводов и фабрик.
Один из способов грабежа заключался в невыплате необходимых платежей, в том числе заработной платы, и вкладывании денег на депозитные счета под проценты. Директор обычно устанавливал тесные личные взаимоотношения с местным банком, делая его зависимым от завода, а следовательно, и от самого себя. Доходы завода затем клались в этот банк на депозитный счет с высокими процентами, при этом директор и должностные лица банка делили между собой прибыль.
Другим способом расхищения имущества заводов было создание дочерних компаний, которые играли роль посредников, запрашивая непомерно высокие цены за незначительные услуги. Благодаря их доступу в магазины и на оптовые склады и приобретению контроля над транспортом и охраной директора крали оборудование, сырье и продукцию, которая после приватизации стала исчезать в больших количествах с российских заводов и фабрик. В первые годы реформ огромные очереди грузовиков выстраивались перед российскими пограничными пунктами, так как на грузовых машинах вывозились в иностранные порты материалы, украденные с предприятий их управляющими[79].
Видя ненасытность директоров и понимая собственную уязвимость из-за краха промышленного производства, рабочие оказывались беспомощными и пассивными, что отражалось в их письмах в российские газеты. «Я работаю на машинном заводе, где нам не платят зарплату, — писала женщина из Липецка в письме в газету „Липецкие известия“. — На моем иждивении находится больной сын. Моя заработная плата нищенская, и даже ее я не получаю. Не так давно нам заплатили за февраль. Я просила заплатить за март, но моя просьба так и лежит на столе у главного бухгалтера. Я устала ходить и попрошайничать, словно ни на что не имею право».
На это газета в колонке «семейный адвокат» ответила ей: «Вы можете сменить рабочее место, но едва ли вы найдете завод с вакансиями… Вы могли бы обратиться в трудовой комитет и в суд. Но поможет ли это вам получить деньги? Лучший совет, который я могу вам дать: попросите о встрече с директором, и, может быть, в виде исключения он согласится удовлетворить вашу просьбу».
Этот случай, приведенный в бюллетене телеграфного агентства «ИРА-СОК», был напечатан с кратким комментарием редактора бюллетеня: «Было бы лучше не ходить к директору, а отнестись к нему с подобострастием. Тогда вы произведете на него впечатление своей беззащитностью. В нашей стране любят покорных и послушных»[80]. Действительно, именно беззащитность российских рабочих при росте слоя директоров криминализированных заводов и фабрик и бессилии официальных профсоюзов вызвали у рабочих первые протесты. Они были безжалостно подавлены, но их тщетность показала истинное положение рабочих постсоветский период.
Ярославль, 26 декабря 1995 года
«Если вы голодаете, то имеете право не выходить на работу. Если они обвиняют нас в нарушении закона, мы вправе спросить: а кто их обвинит в нарушении Конституции, где утверждается, что они обязаны платить за работу?»
Речь произносил Владимир Дорофеев, глава независимого профсоюза «Единство», обращаясь к тысяче рабочих Ярославского завода тепло-оборудования, которые собрались в пасмурный день во дворе завода. Руководство предупредило рабочих, что каждый, кто примет участие в демонстрации, будет уволен. Протестующих снимали на видеокамеру из окон верхних этажей завода. Однако демонстрантов это не испугало. Они с одобрением встретили слова Дорофеева и держали в руках лозунги со словами: «Только рабы работают бесплатно».
После окончания митинга рабочие вернулись в свои цеха. В некоторых цехах они разделились: одни хотели приступить к работе, другие отказывались. Но в инжекторном цеху, цехах точных деталей и корпусных деталей рабочие отключили электричество, что привело к остановке работы всего завода.
Проблемы на Ярославском заводе теплооборудования начались после распада Советского Союза. Сразу после этого заказы и поставки резко упали, в результате чего производство сократилось более чем наполовину. В то же время инфляция съела все сбережения рабочих, вызвав массовую деморализацию. У некоторых эти сбережения доходили до 15 000 рублей, чего хватило бы на покупку трехкомнатной квартиры. Но по прошествии нескольких месяцев на эту сумму можно было приобрести лишь пару ботинок.
Учитывая ухудшение условий жизни, местные власти стали давать рабочим небольшие участки земли, находившиеся в собственности государства и колхозов. У рабочих было мало опыта в сельском хозяйстве, но после того как задержки с выплатой зарплаты превысили месяц и стали регулярными, многие рабочие начали выращивать на своих огородах овощи.
Летом 1992 года в окрестностях Ярославля многие рабочие строили сараи или небольшие домики на крошечных наделах и копали колодцы. Каждый выходной за город отправлялись электрички, набитые людьми, везущими стройматериалы и инструмент. Когда началась уборка урожая, поезда были настолько переполнены, что людям приходилось висеть на подножках и ехать, держась за поручни вагонов.
У Дорофеева также был участок, и все выходные он проводил там, выращивая картофель и овощи.
Скоро задержки в выплате зарплаты достигли двух месяцев, и завод начал выдавать рабочим часть их жалованья в виде продуктов в заводском буфете. Продукты были ужасного качества, но рабочие разбирали их и приносили домой детям, часто сами оставаясь голодными.
После того, как завод был приватизирован, условия еще более ухудшились. Часть продукции, а также запасы запчастей, исчезли. Металлорежущие станки были вывезены из цехов и проданы на стороне. Материалы пропадали со строительного участка будущего спортивного комплекса и использовались для возведения трех- четырехэтажных дач для руководства завода.
К середине 1994 года недоедание и неустойчивое финансовое положение привели к глубокому социальному кризису. Семьи распадались, так как мужчины не могли содержать своих детей. Больные рабочие, за которыми некому было ухаживать, преждевременно умирали. Стало известно о первых случаях самоубийств. Однажды какая-то женщина остановила на заводе Дорофеева и сказала ему: «Знаете, чем мне приходится кормить своих дочерей? Комбикормом. Я беру корм для коров, смешиваю его с ячменной крупой, варю и этим всех кормлю». Дорофеев вспомнил, что в последний раз люди были вынуждены питаться кормом для животных во время блокады Ленинграда.
