— Должно быть, леди Трина хочет сказать, какая честь — сидеть за праздничным столом рядом с королем, — поспешил вставить он, выразительно глядя на нее. «Не вздумай оскорбить короля».

Трина и сама понимала, как ужасно, как неприлично себя поведет, если скажет то, что так рвалось с языка. Она набрала в грудь воздуха, чтобы произнести, что не может себе позволить занять такое почетное место, как почувствовала едва уловимое касание с левой стороны. Гавейн. Он придвинулся чуть вперед, делая вид, что не успел остановиться вместе с королем и спутницей, но на самом деле, намеренно задел ее руку своей. И Трине казалось, она поняла, что это значило. Поддержка.

— Ваше высочество, — чувствуя прилив решимости, произнесла. — Боюсь, это слишком высокая честь для такой простой девушки, как я, сидеть с вами рядом. Я…

Артур прервал ее жестом. Трине хотелось зажмуриться, так страшно было, что король сейчас разозлится. Но он с присущей ему добротой ответил:

— Я ценю вашу скромность и честность, леди Трина. Но прошу вас, не беспокойтесь ни о чем сегодня.

Трина, чувствуя, как ее сердце упало, с робкой улыбкой кивнула, продолжая путь. Когда они расселись за столом — Артур на троне в центре, Мерлин по правую руку, она и Гавейн по левую, король отвлекся на что-то, сказанное магом, и Трина тут же услышала вкрадчивый голос слева от себя.

— Что ты творишь? — тихо, так, чтобы не услышал король, прошипел Гавейн.

Трина недоуменно посмотрела на него.

— Но ты же сам…

— Я дал тебе понять, чтобы ты не делала глупостей, — пояснил уже спокойно, входя в роль наставника, который учит, как следует себя вести.

— Я лишь хотела…

— Быть честной, — закончил он за нее. — Я знаю. Но ты только что едва не нанесла королю самое серьезное оскорбление, которое только может нанести леди. Твое счастье, что Артур — самый добрый и порядочный человек из всех, кого я знаю.

— А если бы он не был таким? — осторожно спросила, совершенно расстроенная. Она подозревала, что может обидеть короля, но чтобы так… Она просто хотела быть честной.

Гавейн вздохнул.

— Если бы он не был таким, ты бы сейчас собирала вещи, чтобы вернуться в свою деревню.

Трина почувствовала, как глаза опасно защипало.

— Возможно, это было бы лучшим исходом, — прошептала едва слышно.

Но Гавейн услышал.

— Я думаю, ты ошибаешься, — мягко, пристально глядя на нее. — Разве тебе есть, к чему возвращаться?

Трина почувствовала комок в горле, сотканный из невысказанных слов, страхов и несбывшихся надежд.

— Если бы ты только знал, — выдала, не успев себя остановить.

— Если ты расскажешь, я узнаю, — его рука дернулась, будто он хотел дотронуться до Трины, но тут же упала на стол и сжала ножку бокала.

Трина покачала головой, призывая себя успокоиться и вернуть самообладание.

— Забудь, — с улыбкой сказала. — Я просто чересчур разволновалась.

Гавейн встревоженно всматривался в ее лицо, но ответить не успел: Артур встал, чтобы произнести речь.

Часы празднества тянулись долго. Уже спустя час Трине казалось, что прошла вечность. Она вела вежливые беседы с Артуром, все еще чувствуя неловкость от всеобщего внимания. Она говорила о раздаче еды беднякам, о том, что в Камелоте празднование Белтайна было не совсем традиционным и о том, какой чарующей была музыка. Он с интересом и удовольствием слушал ее и пояснял свои взгляды и решения, а на словах о музыке сказал:

— Я помню, что вы хотели танцевать, леди Трина, — теплая улыбка на лице. — К сожалению, я не лучший танцор и не могу позволить себе опозориться при стольких гостях, — было ясно, что он говорит по большей части шутливо. Трина была уверена, что причина была в другом. — И, если честно, мне не положено танцевать сегодня. — Вот оно. — Но сэр Гавейн искусный танцор. Уверен, он с радостью составит вам компанию.

Артур многозначительно посмотрел на Гавейна, который в этот момент делал большой глоток вина. Рыцарь встретил взгляд короля, и несколько мгновений они обменивались молчаливыми репликами. Трина была уверена, что между ними произошел какой-то диалог, хоть и подтвердить этого не могла. Наконец, Гавейн отставил кубок, встал и протянул Трине ладонь.

— Буду рад стать вашим партнером, леди Трина.

Жар прилил к щекам. Она была уверена, что он мог сказать иначе, но выбрал именно эту фразу, чтобы смутить ее.

Или ей так хотелось.

Она вложила свою ладонь в его, вглядываясь в синеву глаз. Нет. Он, определенно, выбрал такие слова намеренно. Об этом говорили ставшие родными бесы, которые, как и все вокруг, жгли костры, только в омуте его взгляда.

Стоило им встать, как, точно кто-то взмахнул волшебной палочкой, заиграла новая мелодия. Сначала едва слышно, медленно, пока Гавейн вел ее к пространству рядом с кострами, где теперь танцевали гости короля. Его рука была горячей, обжигающей. Твердая грубость мозолей остро чувствовалась на гладкой коже ее ладони, но не царапала. Трине вдруг захотелось крепче сжать его руку, сплести пальцы, чтобы… Нет. Не стоило и думать о таких глупостях.

Музыка нарастала, когда Гавейн резко отпустил ее и встал напротив. Звучала громче и громче, когда он начал исполнять танцевальные шаги. Танцоры вокруг двигались в едином ритме, точно зная, что им нужно делать, но Трина не знала. Она не была знакома с древними кельтскими танцами. Она почувствовала ужас: вот, что выдаст ее. Даже деревенская девчонка должна худо-бедно уметь танцевать. И тут ее ноги, повинуясь посторонней силе, пришли в движение сами собой. Она танцевала. Легко, непринужденно. Весело.

«Мерлин», — поняла и украдкой кинула взгляд в сторону мага, который лишь едва заметно качнул головой в ответ. Его пальцы лениво двигались в своем собственном танце, который и вел ее.

Танец увлек Трину, и она потеряла счет минутам и мгновениям, полностью отдалась музыке, практически впадая в транс. Когда в ее голове не осталось ни одной мысли, кроме как о горевших вокруг кострах и танцующих людях, а в груди не было ничего, кроме полностью захватившего ее веселья и радости, мелодия в очередной раз изменилась, ненадолго снижая темп, и Трина почувствовала, как Гавейн крепко хватает ее за талию, чтобы затем закружить, заставив негромко вскрикнуть от неожиданности. Он кружил ее несколько очень долгих мгновений, а затем опустил, но не отпустил, прижимая чуть ближе к себе, чем следовало.

«Не бойся, — прошептал он, наклоняясь, ей на ухо. — Я не дам тебе упасть».

Трина ощутила, как по ее телу волной прошлись мурашки, моля всех богов, старых и новых, чтобы он этого не заметил. Не понял, как близость его тела, как его слова и он сам влияют на нее.

Это так пугало и вместе с тем так влекло. Сейчас не признаться себе было невозможно: она влюбилась в этого самодовольного и самоуверенного рыцаря, как девчонка.

Она и была девчонкой, напомнила себе. Из тех, которым положено было терять голову от влюбленности в девятнадцать лет, быстро и безоглядно, безотчетно.

Она поняла, что музыка затихла, только когда он отпустил ее, встречаясь своими сапфировыми глазами с ее изумрудными. Он тяжело дышал, должно быть, после танца. Как и она. Они смотрели друг на друга, пока люди вокруг либо расходились, либо готовились к следующему танцу.

— Нам пора, — наконец, произнес он немного севшим голосом. — Король ждет.

Трина кивнула, хотя ей совсем не хотелось возвращаться к королю. Она посмотрела в сторону стола и увидела Артура, который пристально наблюдал за ними. Ей стало неловко. Ей не хотелось, чтобы король, как и кто бы то ни было, думал, что она легкомысленна и доступна. И еще больше ей не хотелось, чтобы кто-нибудь понял, узнал ее новую тайну: она стала одной из тех, чье сердце украл сэр Гавейн.

***

Артур не сказал ни слова об их с Гавейном близости, когда они вернулись за стол. Лишь коротко отметил, какой прекрасный был танец. Затем разговоры вернулись в привычное русло, а, когда спустя еще несколько часов веселье вокруг пошло на убыль, он поднялся из-за стола, произнес благодарственную речь, отпуская всех желающих отправиться отдыхать. Часть гостей начала расходиться, направляясь в сторону замка. Другие, как отметила Трина, в основном пары, спускались к городу.