Он даже непроизвольно потянулся одной рукой к стеклу, словно хотел проверить его реальное существование, а заодно «подправить» то, что в нём отпечаталось.

Это действительно он? Этот резко состарившийся лет на десять, а может и все двадцать, незнакомец с перепуганными до смерти почти чёрными глазищами. Откуда у него такие глубокие носогубные складки, опускающиеся до самых уголков крупного рта, не говоря про сеточку более мелких морщинок вокруг глаз? Наверное, теперь и в волосах до хрена седых прядей. Хотя разглядеть их в полусумраке не так-то и легко. Тем более в светлом от природы волосе.

«А я ведь тебя раньше предупреждал, Ники. Таковы последствия вашего мира. Ничего хорошего он с вашими телами не делает. Особенно, когда пытается их убить.»

Наконец-то он это увидел собственными глазами. Как шевелились его губы, когда голос, вроде как, наговаривал ему очередной бред в голове. И, кажется… его отражение ненадолго преобразилось (точно так же, как кровать с Мией и вся палата представала перед его шокированным взором в сюрреалистической картинке из другого нечеловеческого мира). Стало более молодым, безумно скалящимся и… с отросшими до плеч длинными (и почему-то грязными) волосами. А ещё… оно было почему-то всё измазано ярко-красной помадой. И глаза… Глаза почему-то светились ярко-голубым (почти бирюзовым) цветом.

- Это всё стресс… Всего лишь грёбаные последствия стресса.

Он сумел заставить себя снова зажмуриться и снова сделать несколько глубоких вздохов. После чего приоткрыл веки, но не сразу посмотрел в зеркало. Его внимание в этот момент что-то привлекло. То, что он не заметил сразу, когда сюда вошёл и когда включал кран с холодной водой. Тюбик женской помады, стоявшей на краю раковины в белом пластиковом корпусе. Видимо, поэтому он и не обратил на неё внимание, потому что она слилась с общим фоном. Но теперь он её всё же рассмотрел и даже потянулся к ней рукой, чтобы подхватить дрожащими пальцами, а потом ещё и открыть – снять верхних колпачок.

«Прекрасный цвет. Хотя да, запах отвратный. Но тебе определённо пойдёт. Цвет кровавой вишни.»

Запах, хоть и не сильный, но характерный для химической отдушки всё же ударил по чувствительному обаянию Хардинга. Он даже непроизвольно поморщился.

(Магда, будьте так любезны. Попробуйте ЭТО. А потом понюхайте. Вкусовой букет должен усиливаться специфическим ароматом, чтобы составить в мозгу полную картину из соответствующего вкуса и запаха.)

Да, это был запах вишни. Химический запах вишни, от которого его буквально воротило, как и от всего искусственного. Даже от мозгодробительного амбре неважно каких парфюмов. Только если это не натуральные эфирные масла.

- Всё! Хватит! – ему пора с этим завязывать. Сейчас же! Иначе следующим, кого будут здесь реанимировать, окажется он сам.

- Мистер Хардинг… С вами всё… в порядке? – наверное Винсенту стоило немалых усилий и даже той же смелости, чтобы задать свой вопрос заметно взволнованным голосом севшему в пассажирский салон представительского внедорожника мистеру Хардингу.

Удивительно, как ему вообще удалось разглядеть сильно изменившееся лицо Ника в узком зеркальце над лобовым окном. Или доктор Хардинг действительно настолько сильно сдал всего-то за час проведённого в больнице времени?

- А как ты считаешь, Винс?.. Насколько может быть в порядке человек, который должен принять в самые ближайшие дни решение об отключении своей жены от ИВЛ и всей системы жизнеобеспечения. Которому, по сути, предлагают её убить… или добить… Буквально.

Его голос, похоже, тоже сильно изменился, отдавая хриплыми нотками звериного рычания, звучавшего до этого в его голове там… в палате Мии. Но сейчас, кажется, он почему-то поутих. Если и вовсе не замолк.

- П-простите меня, бога ради. Я… я не знал, что всё так… ужасно. Н-надеялся, что миссис Хардинг…

- Что, Винсент? Что ты думал? Что у неё всего парочка переломов и несколько царапин? И что через пару дней я заберу её домой?..

- Да. Наверное. По крайней мере, хотел на это надеяться.

Какая искренняя и почти детская непосредственность. И хрена с два наигранная. Причём не поймёшь из-за чего Винс переживал сейчас больше всего – из-за того, что миссис Хардинг уже ничего не спасёт и не вернёт обратно к полноценной жизни. Или же, наоборот, облегчённо вздыхал, ведь ей не придётся в своём нынешнем состоянии переживать большего наказания от своего больного на всю голову муженька.

Умопомрачительная дилемма. Сожалеть о двух, по сути, самых ужасных для человека вещах. Что же из них худшее?

А если бы она действительно отделалась только сильным испугом и парочкой переломов? Стал бы он сам ждать, когда у неё всё заживёт? Чтобы уже через два-три месяца вернуть её обратно в травматологию с новыми и более свежими переломами…

Твою мать! О чём он вообще думает, и откуда ему лезут в голову столь безумные мысли?

«Оттуда, Ник. Всё оттуда. Из чёрной-пречёрной комнаты. Куда ты так часто любишь спускаться, но упорно делаешь вид, будто ни черта не помнишь из того, что же там происходило.»

- Что остаётся у человека, когда умирает последняя надежда? Что ему делать, Винс? Как ты считаешь? Что мне делать с миссис Хардинг? – похоже, он и вправду тронулся рассудком, раз решил поговорить на данную тему с собственным водителем, полуграмотным латиносом, явно никогда не изучавшего в школе своего провинциального мексиканского городка что-то сложнее начальной арифметики и латинского алфавита.

- На всё воля божья, мистер Хардинг. Думаю, на эти вопросы может ответить только наш спаситель.

Ник кое-как сдержался, чтобы не хохотнуть в голос, но скрыть жёсткого оскала всё же не сумел. Одновременно откидывая голову на спинку пассажирского кресла и ненадолго закрывая глаза, чтобы прогнать вновь нагнавшую его дурноту с бешеным головокружением. И замечая в который раз, насколько сильно он напряжён внутренне. Словно кто-то постоянно держал в тонусе всего мышцы с нервами, пропуская через низ раз за разом электрические разряды переменного тока. Поэтому его так и трясло?

- Извечный религиозный вопрос. Кто же возьмёт на себя этот грех? Дьявол, бог или человек?

- Вам не нужно принимать данное решение прямо сейчас, мистер Хардинг. Не в таком состоянии.

- Мне бы не дали и так этого сделать, Винс. Потому что двадцать четыре часа ещё не прошли, не все анализы собраны, как и не все проведены тесты. Хотя… Зная Мию, она бы и сама сделала что угодно, лишь бы не возвращаться обратно…

Возвращаться обратно ко мне. В этот мир. В эту грёбаную жизнь.

«В тот ад, в котором она все эти годы жила рядом с тобой. Да, Ники?»

Ему хотелось возразить, но в этот раз ничего не получилось. Его будто перемкнуло.

- Тогда нам остаётся молиться нашему господу и верить в невозможное. Поскольку богу всё подвластно. В особенности то, что не подвластно людям.

- Только, пожалуйста, не говори мне о божьих чудесах, о которых ты столько наслышан. Боюсь, в нашей реальности им не место, от слова совсем. Где угодно, но только не здесь и не в нашем мире… Не в этом прогнившем насквозь ублюдочном мире.

Он не стал проверять, смотрел ли на него в этот момент водитель через зеркальце заднего обзора, поскольку чувствовал взгляд немолодого мужчины и без прямого на то подтверждения. И плевать он хотел на то, что сейчас думал о нём Винсент. Скорее, печально качал головой, но не осуждал. А вот жалел и даже сочувствовал – это точно на все пятьсот. То, чего не хотел от него видеть, как и принимать, сам Хардинг.

- Куда мы едем? – Николас ненадолго очнулся, когда почувствовал характерный разворот машины и понял, что они уже какое-то время ехали по Бикман-стрит на северо-восток, в сторону Парк-Роу, чтобы уже оттуда завернуть на Бруклинский Мост.

- Домой. На Сандс-Пойнт. Простите. Я думал, что вы захотите…

- В последнее время ты слишком много начал думать за меня, Винс. Я, конечно, пережил очень тяжёлый удар, но не настолько сильный, который сумел бы отбить у меня остатки мозгов…