Ник интуитивно открыл глаза. Хотя, нет. Он не проснулся. Он всего лишь увидел, что снова находится в общественной уборной полицейского участка, придерживаясь руками за край керамогранитной столешницы (а не держа на них на весу обмякшее тело Мии) и глядя вытаращенными и слезящимися глазами в большое зеркало над умывальниками. И всё! Больше ни единого намёка на недавнюю связь с Хантером. Никаких посторонних звуков и голосов, с уличным шумом и порывами ветра. Словно и вправду, кто-то взял и вырубил рычаг, который до этого крутил кинопроектор с нужным фильмом.
- Нет… Господи! Нет. Только не сейчас! Прошу! Вернись!
8
Именно так не просыпаются. И не выбрасывают бодрствующее сознание в пределы ограниченной реальности, когда твой немощный рассудок тыкается, подобно слепому щенку, в окружающую его действительность и мало что при этом понимает. Потому что Ник не спал. Он не спал ни до этого, и, тем более, ни за несколько мгновений до того, как Хантер его послал. Хотя по ощущениям, вполне возможно, так и выглядело. Так и не совсем так.
- Вернись! Умоляю! Пожалуйста! – Хардинг беспомощно всхлипывал и, как тот слепец, шарящий руками в воздухе, в поисках стен и спасительной опоры, принялся «ощупывать» окружавшее его пространство. И даже хлопать и скользить ладонями по стеклу зеркала, словно именно в нём должны были находиться скрытые от человеческого глаза «трещины» или кнопки, с помощью которых ему снова удастся восстановить прерванную связь. А может даже и больше. Проникнуть за пределы данного места в совершенно другое.
- Мистер Хардинг? С вами всё в порядке? – сержант Макмёрфи тут же не преминул подать свой «обеспокоенный» голос из-за входной двери. Будь он неладен.
Интересно, он хоть что-нибудь сумел расслышать? Например, как Хардинг разговаривал сам с собой? Хотя вспомнить, как громко он тогда говорил (или всё-таки не говорил?) у Ника почему-то не получалось.
- Д-да! Я в порядке! Извините, что так долго… Мне просто пришло сообщение по Вайбу из больницы. Отвлёкся на переписку с лечащим врачом жены…
Хантер за подобную находчивость его бы точно похвалил. Но, похоже, воображение Ника всё же приказало долго жить. Поскольку в том состоянии, в котором он сейчас находился, придумать что-нибудь логичное и не хромающее на обе ноги, оказалось тем ещё испытанием, как минимум на миллион долларов.
А трясло его неслабо, как и продолжало крыть убойными ощущениями, никуда после обрыва «связи» так и не девшиеся. Словно он продолжал какой-то частью своей психики находиться там, рядом с Хантером и переживать весь тот спектр запредельных эмоций и страхов, которыми его пробирало в теле своего двойника, буквально до мозга костей. Точь-в-точь, как после остановки аттракциона с американскими гонками. Вроде бы уже всё закончилось, но твоё тело ещё не вошло в естественное для себя состояние – его до сих пор мотыляет и шатает во все стороны, а внутренности так и норовят выскочить наружу вместе с зашивающимся в грудной клетке сердцем. Из-за чего ты не можешь даже стоять нормально, потому что земля из-под ног постоянно куда-то уплывает, а сами ноги трясутся так, будто по ним беспрерывно бьют разрядами переменного тока.
И это не говоря про эмоциональное состояние – расшатанное вместе с сознанием и восприятием реальности до такой степени, что куда проще – лечь на пол, закрыть глаза и ничего больше не делать. Вообще ничего!
Вот только Ник не мог позволить себе подобной роскоши прямо сейчас, так как находился не в самом подходящем для этого месте.
- Кстати, на счёт больницы, где лежит ваша супруга… - Макмёрфи продолжал с ним говорить, пока ещё не врываясь в туалет и не нарушая «личного» пространство своего подопечного. Словно сержанта и вправду что-то сдерживало, чего он и сам до конца не понимал. – В службу спасения поступило сразу несколько сообщений о захвате междугородного автобуса, угонщик которого доехал со всеми находившимися в нём пассажирами как раз до этого госпиталя. Мы уже послали туда несколько патрульных бригад на перехват, но ещё не до конца установили причины угона и общую обстановку на месте преступления. Скорей всего, это просто какое-то дурацкое совпадение.
А дежурная охрана в больнице уже в курсе? Кто-нибудь обнаружил в палате его жены вырубленную от удара в висок медсестру без верхней части служебной формы? А, главное… Что с Мией? Она до сих пор там? Она всё ещё лежит в своей палате?
- То есть… вы не знаете, что этот… угонщик делает у больницы, где лежит моя жена? Кто он и… как выглядит?
- Пока ещё нет. Его личность не установлена, хотя уже проверяем запись видеокамер с автобусного Терминала на 42-ой. До системы видеонаблюдения госпиталя мы ещё тоже пока не добрались. В общем, на это нужно время… Простите, вы не станете возражать, если я всё-таки войду?
Более подходящего для этого момента Макмёрфи, конечно, подгадать не мог. Тем более, что Ник только сейчас, хотя и не до конца, заставил взять себя в руки, чтобы немного успокоиться и наконец-то собрать до кучи все свои мысли (а не только эмоции с безумными воспоминаниями из пережитого кошмара). Заодно вернуться полностью (и сознанием, и телом) в окружающую его реальность и пространство, чтобы увидеть себя в отражении зеркала, а не искажённое оскалом Джокера лицо чокнутого психопата Хантера.
- Подождите минутку, пожалуйста! Меня тут стошнило… Надо умыться и смыть всё это безобразие… Извините, но я не хочу, чтобы вы видели меня в таком состоянии.
Оправдание, конечно, то ещё, но ничего лучшего Нику в эти секунды в голову не пришло. Поскольку шоком его тогда накрыло не менее сильным. Ведь его собственное лицо было едва не полностью расписано полосками от ярко-вишнёвой помады. Причём расписано его собственной рукой. Увидеть, понять и осознать это сейчас, всё равно, что признаться в полном провале всего и вся. В проигрыше и в признании преступления, которого ты даже не совершал!
Интересно, если бы Макмёрфи не стал терпеть его бабские заскоки и прямо сейчас вошёл в туалет? Что бы тогда Ник ему сказал?
«Простите, но я таким вот нетривиальным способом снимаю себе стресс. Меня очень успокаивает нанесение губной помады на всё лицо, пока меня не по-детски колбасит от мысли, что мою жену в этот самый момент похищают из нашего мира.»
Он даже не знал, можно ли смыть эту треклятую косметику обычным мылом. Может, для этого нужен какой-то специальный лосьон или крем?
Как говорится, кроме прочих проблем и для полного счастья ему не хватало ещё и этого. А уж слова сержанта Макмёрфи, подтвердившие реальность существования его двойника, возвращающегося в это самое время к угнанному им автобусу из больницы с телом Мии на руках, добивали буквально контрольным и навылет.
Кажется, его собственные руки начали трястись ещё больше. В том числе и от шокирующих мыслей о том, что вполне себе очень скоро на просмотренных видеозаписях с камер автовокзала и госпиталя полицейские обнаружат угонщика, похожего, как две капли воды на доктора Николаса Хардинга. Что тогда он будет отвечать на вопросы, которые обязательно за этим последуют? А если Хантер оставил кучу отпечатков пальцев в определённых местах и на вещах? Если они совпадут с отпечатками пальцев Хардинга?
Он может сколько угодно убеждать себя в поехавшей крыше и галлюцинациях, но когда он увидит реальные доказательства произошедшего – на фотоснимках и тех же видеозаписях, что тогда он будет говорить сам себе? И, скорей всего, не одному лишь себе.
Но самое, пожалуй, ужасное, за чем ему сейчас приходилось наблюдать, до сих пор не имея никаких объяснений происходящему, так это за гробовым молчанием Хантера. Звучавший до этого в его голове голос, за последние минуты после «обрыва связи», не произнёс больше ни единого слова. Будто его и вовсе до этого не было. Что опять же частично или косвенно подтверждало о его ирреальном происхождении. Вот только сама действительность начала вламываться в жизнь Ника вполне себе реальными событиями, ломая на хрен в труху все его недавние представления о привычном мироустройстве и ранее известных законах мироздания.