Она перевернулась на постели и стала медленно, на четвереньках, как кошка, приближаться ко мне, а я пятился назад, пока не упёрся спиной в стену под большим окном, которое не было задёрнуто портьерами.

Признаюсь, мысль выпрыгнуть в окно, меня и в самом деле посетила, я даже прикинул, смогу ли выжить при приземлении. И по всему выходило, что шансов остаться невредимым у меня был абсолютный минимум и, скорее всего, если бы мне и повезло, то своё существование я продолжил бы исключительно в состоянии овоща, да и то очень и очень недолго.

И что делать? Что делать-то?!

Может, и в самом деле прошмыгнуть мимо неё и бежать по коридору без трусов, путаясь в единственной кое-как натянутой брючине? Не похоже, чтобы она говорила неправду, что пропустит меня. Ну так что, использовать предложенный шанс?

Перед глазами предстала картина, как от меня шарахаются припозднившиеся гости и горничные, спешащие на уборку номеров.

Возьми себя в руки! Возьми себя в руки! Представь, что ты в бою! В самом деле, какого чёрта ты паникуешь?! Ведь было же и хуже! И страшнее!

Да чёрта там! Никогда такого ещё такого не было! Одно дело воевать с бандитами, другое — столкнуться с тем, что ищут астрономы всего мира! Удивительно, но даже Зверь и громилы в Степи, которых я видел издалека и при этом был не один, не произвели на меня такого впечатления.

Но пока я прикидывал варианты, как бы получше свалить из номера, Анна уже успела спуститься с кровати и всё так же на четвереньках почти бесшумно, если не считать шуршания махрового халата, приблизиться ко мне на расстояние вытянутой руки. Она смотрела на меня своими такими ясными серыми глазами и улыбалась. Почти так же, как ещё вчера вечером. О боже, как же давно это было!

— Ну, ты успокоился? Нет? — мягко спросила она. — Я тебе помогу.

Я не успел запротестовать, сказать, что сам справлюсь со своими эмоциями, что не хочу ощущать прикосновений этого существа, как почувствовал волну обволакивающего тепла, и ощутил почти полное спокойствие. Понял, что бояться нечего, что ничто мне не угрожает, что всё хорошо. И при этом я не впал в наркотическое забытьё или беспамятство. Я мог мыслить ясно. И Анна уже не вызывала во мне прежней реакции.

Только вот где-то в глубине подсознания продолжал позванивать колокольчик, напоминая, что всё не так просто, что я здесь не просто так, что Анна…не человек?!

Как бы то ни было, сердце перестало бешено колотиться, да и пот перестал литься с меня ручьями. Пожалуй, она права, принять душ было бы совсем не лишним. Что за эффект такой вообще? Такое ощущение, что я потерял сразу несколько килограммов.

А потом она коснулась моей руки своей, и стало совсем хорошо.

А, может, и не так уж важно, кто она, или что? Не хочет накормить меня странными ягодами, не хочет проникнуть в мой мир — так-то она уже здесь — не убивает моих знакомых… Разве этого не достаточно?

Где-то когда-то услышал: добрый не тот, кто делает добро, а тот, кто не делает зла.

Интересно, это мои мысли, или это она мне их внушила? Не хотелось бы превратиться в тупую безвольную куклу по типу манекенов из Тихого мира. Но вроде как рассуждаю я логично, значит моя воля всё ещё при мне. Так ведь?

И действительно, почему я так испугался? Ведь даже манекены не произвели на меня такого впечатления, как Анна. Даже Царица мёртвых казалась мне… а кем она мне казалась? Так ведь врагом же! Она хотела меня уничтожить! И Манекены, по своей воле или нет, но тоже хотели меня, нас убить. Может, в этом причина? Если рассуждать логически, то да.

Всему причиной контраст и близость контакта. Там были просто враги, а здесь человек (человек?), которому ты доверял полностью и безоговорочно, в которого влюбился!

Аня придвинулась ещё ближе и с чувством поцеловала меня, отчего мне стало ещё спокойнее, а я не сопротивлялся. Вот только не хотел или не мог?

А потом она просто села рядом, тоже прислонившись спиной к стене под подоконником, и стала смотреть в потолок. Так мы просидели минут пять, а может десять, а может и все полчаса. Кажется, я потерял счёт времени, как бы то ни было, за это время я практически успокоился.

— Только ты бы всё-таки сходил в душ, а то сидишь тут голый с ногой в одной штанине, как пациент психушки в период обострения. Так и хочется тебя уколоть каким-нибудь седативным. Не поверишь, руки так чешутся.

Я тихо засмеялся, закрыв лицо ладонями. Я боялся сорваться в нерациональный плач, но всё обошлось, я отсмеялся вдоволь. А рядом тихо улыбалась Анна, кажется, она тоже смеялась, только теперь её смех звучал для меня по-другому. Вроде бы такой же звонкий, искренний, но между нами словно кошка пробежала. А может, и не кошка, но всё было не так, как раньше.

Да уж, завершение такого, как ещё вчера мне казалось, замечательного вечера оказалось по-настоящему фееричным. И да, со стороны, я, должно быть, выглядел как придурок, сбежавший из психушки. «Эй, псих, подожди!» Однако, для этого же есть все основания. Случившееся казалось мне разрядкой накопившегося за последние дни стресса, который я давил в себе, но который копился, копился, копился и вот! Получите, распишитесь!

А как всё начиналось! Как начиналось-то! В какой-то момент, я почувствовал, что наконец-то встретил ту единственную, с которой готов настрогать детишек и жить до состояния бабки и дедки, сидящих на лавочке у дома. Моему счастью не было границ! Никогда я ещё не ощущал себя так, как вчера вечером. И, наверное, уже никогда не буду.

Не срослось. Ох, как же не срослось!

Она вновь взяла мою руку в свою ладонь, и её прикосновение снова было таким успокаивающим.

— Я понимаю, что ты ощущаешь, Алекс, — наконец с грустью произнесла она. — Я когда-то тоже себя чувствовала подобным образом. Да и сейчас, бывает, накатывает. Может, не совсем так, как раньше, всё-таки прошли годы, но всё же. Жить, ничего не зная о себе, о своей природе очень трудно, поверь.

Иногда мне кажется, что я нащупала ниточки, которые мне помогут распутать этот чёртов клубок, но они ускользают от меня в последний момент, и я снова их ищу. Ищу и ищу. Это примерно как сон, который казался таким ярким, и который всё объяснял, но когда ты просыпаешься, он растворяется как туман, стоит сфокусироваться на его отдельных деталях.

Мне показалось, или её глаза заблестели? Может быть и так, но она быстро взяла себя в руки. Но какой же одинокой и беззащитной она сейчас выглядела!

— Как-то очень давно я решила, что с меня хватит и стоит просто жить, — тихо произнесла она.

— И?

— Хватило ненадолго. Кто-нибудь, или что-нибудь всё равно тебе напомнит о твоей особости, — она теребила кушак от халата в руках совсем, как растерянная девчонка.

— Так ты — человек или нет? — решил я всё-таки удовлетворить своё любопытство. — Кто ты?

— Ну, как тебе сказать, — она вдруг пристально посмотрела ему прямо в глаза, а голос её зазвучал предельно серьёзно. — Я не хотела тебе говорить, чтобы не пугать, ведь у нас так всё хорошо складывалось, но…

Я ждал, затаив дыхание.

— …когда-то я была мужчиной, — закончила она и в номере повисла гробовая тишина. Я даже расслышал, как тикают мои часы.

Несколько секунд спустя её уголки губ поползли вверх, а потом и мои, и мы стали хохотать, что есть силы, валяясь по полу.

— Ну и шуточки у вас, товарищ майор! — отсмеявшись, сквозь слёзы, наконец, произнёс я.

— Почему шуточки, — максимально серьёзно спросила она.

И мы опять стали ухахатываться.

И снова поцеловались, и снова не могли оторваться друг от друга. Про душ я уже и забыл. Вот как у неё это получается?

Мы продолжали лежать в постели, когда за окном уже стало светать. Сколько там, пять утра? Как бы не захотелось спать посреди дня. Впрочем, я же в отпуске, чего я переживаю!

— Кстати, я там пробыл недели две! Как такое возможно? — спросил я, поглаживая её по плечу и наслаждаясь ароматом её волос. — А здесь, сколько времени прошло?

— Да почти несколько, — ответила она. — Несколько минут.