Проверив оружие, припасы и закрепив рюкзак, чтобы тот не прыгал по спине во время ходьбы и тем более бега, Плетнёв стал ждать команды на выдвижение.

— Патронов совсем не осталось, — посетовал Слава. — Всё в городе расстрелял. У тебя, что-нибудь есть?

— Неполная обойма, — озадаченно ответил его напарник.

Что уж там, у всех патронов оставалось впритык, того и гляди, придётся рубиться в рукопашную на ножах. Схватка в Мёртвом городе съела почти весь боекомплект.

В загашнике было ещё некоторое количество выстрелов для подствольника, но тоже минимальный минимум. И теперь им предстоял пеший переход почти по голой степи и практически безоружными. Так себе перспектива.

Ненужного построения полковник не проводил, но всё равно осмотрел каждого бойца быстрым взглядом. Кажется, он всё-таки стал немного прихрамывать. Совсем чуть-чуть, но всё равно заметно.

— Ну что, с богом! — произнёс он и уже тише, словно сам для себя, добавил, — Если он вообще есть.

Они стали спускаться с холма, оставляя позади мегалиты с дольменом, и направились на север в сторону сверкающей на горизонте реки.

Если повезёт, то идти им часов семь практически по открытой степи, где было сложно остаться незаметным. И в каком-то смысле это даже хорошо, учитывая, что наличие где-то поблизости огромных гуманоидов нельзя до конца исключить, если верить Славе.

Здешняя степь чем-то напоминала саванну, по которой их группа прошла в самом начале их странного пути, когда Алексей ещё был дезориентирован и не понимал, что происходит, и как он там вообще оказался. Но разве что только своими просторами. В саванне не было заметно больших лесов на горизонте, хотя они проходили по ней глубокой ночью и он мог просто их не заметить. И трава здесь была совсем не тем бескрайним колышущимся морем, доходящим до груди, а другой: пониже, потолще, и сочнее что ли. Солнце ещё не успело выжечь и высушить её, заменив густой зелёный цвет на множество оттенков жёлтого. Видимо, здесь ещё совсем недавно прошли обильные дожди, которые и дали стимул к росту богатого травяного покрова и цветению цветов. Правда, последние здесь были не большими и яркими, а имели умеренные размеры и сдержанные цвета: белые, жёлтые, кое-где просматривались брызги фиолетового.

И деревья тоже отличались. Если в саванне они были раскидистыми и одиноко далеко отстоящими друг от друга, то здесь это были как бы небольшие рощицы из нескольких деревьев, далеко не таких монументальных как секвойи, конечно, но тоже высокие и большей частью лиственные. Хотя, вот там и там можно рассмотреть одиноко стоящие, и потому кривые сосны.

На открытом пространстве паслись многочисленные стада каких-то рогатых копытных с длинными и подвижными носами, с удовольствием жующих сочную траву и по очереди высматривающих в траве возможных хищников — одни щиплют травку, другие озираются. А то, что хищники здесь были, сомневаться не приходилось. Там, где есть травоядные — всегда есть те, кто ими питается.

Смотрят издалека на незваных гостей, чешут задним копытом брюхо, трясут куцыми хвостами.

Вдали по правую руку Алексей заметил несколько тёмных шаров, возвышающихся над травой, и вяло двигающихся по степи. Понятно, броненосцы, на одного из которых они наткнулись в ночном лесу. Походу эти ребята никогда не упускают возможности, чтобы подкрепиться. Что ночью, что днём, им всё равно. Наверняка, сейчас громят какой-нибудь термитник, слизывая питательных насекомых.

По левую — две большие мохнатые и медлительные образины с огромными когтями на передних лапах и короткими задними лапами, с тупым выражением на мордах обдирали пару деревьев, отправляя в утробу целые веники из веток и листьев.

В небе летали стаи мелких, как казалось снизу, птиц, а над редкими облаками нарезали круги пара орлов или ястребов. Ну, может и не орлы и не ястребы, кто ж их разберёт, но по повадкам очень похожи. Главное, чтобы не падальщики.

Нет, всё-таки саванна была другой, там сразу ощущаешь, что ты где-то на юге. Здесь же всё было иным, более северным что ли, но от этого не менее красивым.

Взлетевшая с криком в паре метров от вереницы людей пёстрая птица заставила их схватиться за оружие и простоять так пару минут в ожидании, что кто-то более крупный может прятаться в траве, но тревога оказалась ложной. Птицу, судя по всему, спугнули они сами, а не неизвестный хищник.

Идти было хорошо и приятно.

Пару раз они делали привал, чтобы отдохнуть глядя на то, как вокруг буйствует дикая природа. Ни тебе шума автомобильных двигателей, ни тебе столбов с натянутыми между ними проводами, ни огороженных колючей проволокой территорий, заборов, складов и дымящих труб. И небо чистое-чистое, без белых росчерков реактивных самолётов, которые, можно было бы заметить, хоть в глухой сибирской тайге, хоть бескрайней африканской саванне.

Окружающий мир отличался от родного мира Алексея настолько же, насколько он отличался от Долины мёртвых. Посередине мир дикой природы, а по краям мир, наполненный людьми, и мир, лишённый не только людей, но и всего живого.

К слову, народ в разговоре всё чаще использовал само собой возникшее название «Долина мёртвых», а не Тихий мир, которое использовали до этого. Но вспоминать его особо не хотели, так просто, иногда проскакивало в разговоре.

Несколько раз они натыкались на колонии мелких зверюшек, очень похожих на тех, что жили в лесу, только эти имели другой окрас и не боялись высунуться из нор при свете дня.

Во время очередной остановки, когда бойцы травили анекдоты и обсуждали, где и как будут просаживать премиальные и вообще говорили за жизнь, Алексей высказал мысль:

— Мы вот ютимся в городах, постоянно ведём войны за землю и ресурсы, а тут столько пространства! Почему не открыть это знание людям? Мы, я имею в виду человечество, смогли бы пойти и жить там, где хотим.

— Во-первых, — наставительно отвечал Данила, — мы всё равно будем воевать. Такова наша природа. И за лучшие ресурсы, и за лучшую землю, и за лучшую воду. И просто так. Во-вторых, резкая смена парадигмы общественного сознания может привести к неожиданным последствиям, и совсем не обязательно к позитивным. Да, собственно, точно и приведёт. В-третьих, без достаточного изучения, новые миры, а точнее, то, что в них скрывается, может уничтожить человечество. Стереть полностью, как будто нас и не было вовсе. И пример Тихого мира он, поверь, не единственный. Спроси потом у полковника, думаю, он расскажет, может, даже материалы для ознакомления предоставит.

— Если мы будем вводить режим карантина везде, где что-то нам не нравится, мы так никогда не поймём, что происходит, — размышлял Алексей.

— Ну, руководство взвешивает все за и против. Наше дело выполнять, — ответил Данила. — А что касается переселения в другие миры… — Он мечтательно поглядел куда-то вдаль. — Иногда люди даже не замечали, что перемещаются между мирами, думая, что они просто идут из города в город по дороге через поле, по тропинке в поле, или даже по дороге. Строят поселения в другом мире, в этих пространственных проплешинах, а думают, что нашли просто хорошее место для нового жилья.

А потом город пропадает. И никто его не может найти, и не понимают, что же произошло. И начинают слагать легенды о пропавших поселениях. Или в попытке вернуться обратно — ну, мало ли по каким делам — люди понимают, что они не узнают местность, что они здесь никогда не ходили, и так и остаются жить там, где их застал разрыв. И приходится им открывать для себя абсолютно новый незнакомый мир, — Данила задумался, произнёс. — Дивный новый мир… Иногда в чём-то похожий на тот, в котором они родились, а иногда, при ближайшем рассмотрении, отличающийся от него, причём довольно серьёзно.

У нас как-то один специалист выдал, что гора Олимп это как раз проявление такого резонанса миров.

— То есть Олимп существовал на самом деле?!

— Да кто ж его знает! Сам понимаешь, некоторые события действительно могут быть плодом воображения.