— Символ Солнца — круг с точкой внутри, — сообщил подошедший полковник. — А вот символ Земли — как раз, круг с крестом. Проблема в том, что это символы нашей астрологии, а здесь они могли иметь совсем другое значение, которое без соответствующего контекста мы не поймём.

— Не-не, точно распяли, — "Кот" указал лучом фонарика на мозаику.

Довольно добротная и красиво сделанная мозаика демонстрировала казнь мужчины средних лет, которого не то прибили, не то привязали к толстым спицам колеса, отрубив при этом руки и ноги. Кусочки ярко-красного стекла, на удивление не потерявшего за многие годы, если не века, насыщенности цвета, сложились в потоки и лужи натёкшей крови.

— Тогда уж колесовали, — Толик пожал плечами.

— Типа колесо с крестом — символ колесования?

— Не обязательно, — полковник рассматривал развернувшуюся перед ними картину древних событий, запечатлённых в стекле и смоле. — Может быть, просто удачное совпадение.

Смирнов вглядывался в картину. Кажется, он испытывал настоящее восхищение от увиденного.

— Похоже, здесь тоже было своё святое семейство, с которым расправились. Отец, мать и сын, — наконец, сообщил он. Его рука потянулась к подбородку, чтобы почесать его, но наткнулась на маску противогаза.

— И дочь, — добавил Дима.

— Что? — не понял полковник.

"Кот" рукой указал на мозаичную стену, на которой судя по всему, разворачивался некий мифологический сюжет: разозлённые, богато одетые люди в старинных одеждах и явно солдаты с копьями, мечами и щитами, под взоры толпы топили в водоёме совсем ещё молодую девушку.

— Отец, мать, сын и дочь — местное святое семейство, которое несло слово Божье, но народ, не хотел слушать. Народ хотел лишь ублажать свою плоть, пребывая в постоянной неге и поисках новых, иногда извращённых, удовольствий. Они не хотели слушать. Им это было не нужно. И они не хотели, чтобы рабы или слуги слушали. И расправились с несущими благую весть.

— Откуда вы всё это знаете? Вы что, знаете их язык?! — удивился Толик.

— Просто интерпретирую картинки на стене, — ответил полковник, указывая на мозаику. — Здесь примерно всё как в любой церкви на Земле. Люди в старину в большинстве своём читать не умели и чтобы до них донести суть Святого писания, церковники расписывали стены храмов сценками из Ветхого и Нового завета. Своего рода комикс.

Он протянул руку, показывая на стену.

— Вот Семейство получает благую весть. Вот оно пребывает город (непонятно только, откуда) и начинает проповедовать, вот люди собираются вокруг них, внимая словам. По крайне мере, если читать их с лева направо.

— А здесь, получается, кому-то не понравились их проповеди и понеслась Настя по ненастьям, — вставил Дима.

— Получается, что так.

Дальше действительно пошли картины казни: Отца колесовали, лишив конечностей, Мать — сожгли, Сыну вырвали из груди сердце, которое, судя по всему, не то продолжало ещё долго биться, будучи изъятым из сердца, а заодно заливать всё кругом ярким светом, из-за чего у местных первосвященников и властителей случилась маленькая истерика. В общем, это очень сильно не понравилось местным фарисеям.

На следующей стене было изображено, как высшие чины города решали, что делать с оставшейся Дочерью. Решили не резать, чтобы не видеть сияния бьющегося сердца, а просто утопить в озере. И судя по картинкам, топили несколько раз, ибо Дочерь никак не хотела умирать, и каждый раз, когда её вытаскивали из воды, она смущала народ своими речами. В итоге решили привязать её к тяжёлому чёрному камню и так и бросить на самое глубокое место в озере.

Может быть, смысл символа вовсе не в колесовании, а в количестве казнённых членов святого семейства?

— Не исключено, что четыре конца креста, в данном случае, символизируют четырёх членов казнённого семейства, — полковник словно прочитал мысли Плетнёва. — Как у нас три пальца — "отец, сын и святой дух". Но без контекста, повторюсь, можно только гадать.

— В общем, расправились со всеми, как и с нашим Святым Семейством, — констатировал Толик. — Бритвой по горлу и в колодец.

Алексея задела деланная весёлость Толика, всё-таки это место хоть и принадлежало чужой религии, но немного уважения не помешало бы, а полковник покачал головой, саркастически заметил:

— Вот ты, вроде православный, а не знаешь, что только Иисус умер насильственной смертью, когда его на кресте распяли римляне по требованию иудейских первосвященников. Его родители, Иосиф и Мария, умерли своей смертью, хотя что касается Иосифа, земного отца Иисуса, тут ни одно Евангелие точных данных не содержит. Скажем так, судьба Иосифа не описывается.

Они подошли к противоположной стене. И стояли некоторое время молча, разглядывая очередные мозаичные панно.

— А потом Бог решил покарать грешников и уничтожил причастных к смерти святого семейства, мда, — наконец, выдал Дима под мерный треск дозиметра.

Стоит отметить, что те, кто создавал эту мозаику имел представление о том, что такое перспектива, гораздо больше, чем среднестатистический средневековый или античный художник. Египтяне так вообще с этим вопросом не заморачивались, изображая всё в одном масштабе, просто на разной высоте.

На этой стене в адском пламени горели города, леса, животные, испарялись водоёмы, с людей срывало кожу, у них вытекали глаза… а на заднем плане было нечто до боли знакомое. Поначалу можно было подумать, что это дерево, большое дерево с богатой раскидистой кроной.

Только это было вовсе не дерево. Скорее уж это больше походило на гриб. Ядерный. Самый натуральный ядерный гриб.

Алексея пробил озноб и у него закружилась голова. Незаметно для других он опёрся на скамью, чтобы не упасть и прийти в себя.

— Чтоб меня! — произнёс один бойцов. — Это то, чем кажется?! Не, я сейчас серьёзно! Это же оно самое!

Алексей смотрел на мозаику и не мог отделаться от мысли, что уже что-то подобное видел. И нет, не на кадрах хроники Хиросимы или с испытательных полигонов.

— Типа местные, — боец обвёл взглядом помещение храма, — всё-таки погибли в ядерном апокалипсисе? А, Дима? Ты у нас специалист по этим вопросам.

— Ты прям вот, как скажешь, так скажешь! — Дима похлопал его по плечу, выбивая облака пыли. Его тон стал походить на тон учителя, в пятый раз объясняющего недалёкому ученику тему урока. — Если на мозаике изображены реальные события (в чём я лично сомневаюсь, всё-таки в религии полно искажений и домыслов тех, кто решался записать древние легенды), то они произошли задолго до того, как большой медный таз решил накрыть собой данный городок. Нет, здесь произошло что-то другое.

— Но блин, ведь похож! Похож ведь! А, товарищ полковник? Что там могло быть: выросло над землёй древо Смерти и были от него плоды по грехам людским.

— На ходу сочиняешь? — поинтересовался Данила.

Лицо полковника даже под маской выглядело крайне серьёзным и сосредоточенным.

— Похож, — наконец, произнёс он. — И даже очень. Остаётся понять, как правильно читать эти комиксы — справа налево, или слева направо. Если вообще одна стена является смысловым продолжением другой.

— Меня другое смущает, — Алексей, вроде пришёл в себя и всматривался в сцены гибели, выложенные разноцветным стеклом на стенах. — Я не вижу сцен с воскресением.

Про себя он отметил, что Смирнов был не простым воякой. Человек явно был начитан и имел широкий кругозор.

— Может мы её просто не видим, а может, для этого надо зайти в другой храм. Но не факт, что чудо в виде воскресения казнённой семьи являлось обязательным элементом для зарождения местной веры.

— Или надо просто получше всмотреться.

Алексей сделал несколько шагов к стене, подойдя к ней почти вплотную. Протянул руку и смахнул пыль, делающую изображение нечётким.

Рядом оказался полковник.

— Молодец, — только и сказал он.

Недалеко от того, что можно было принять за мозаичное изображение ядерного взрыва, виднелась маленькая фигура в белых одеждах. И не было понятно, то ли она парит в воздухе, то ли стоит на холме. А художник настолько тщательно выложил изображение, что сомнений, кто это, не оставалось.