— Вот знаю, откуда они берутся, а всё равно злюсь. — Нинель отвернулась от созерцания баркаса и стала смотреть в другую сторону. Камилла наоборот стала всматриваться в баркас и увидев в иллюминатор Барри махнула ему рукой, приглашая присоединиться к их прогулке. Барри подошёл с Корнелиусом на руках.

— Добрый вечер, дамы! — Барри опять «включил» обаяшку, — Мы с Корнелиусом тоже решили совершить вечерний променад, а то мы последнее время не высыпаемся.

— А что так? — Заинтересовалась Камилла, которая решила поддержать разговор, увидев, что Нинель упорно игнорирует Барри.

— У меня ночует мой друг, который вынужден был уйти из дома.

Камилла поняла про кого разговор:

— Уж не уважаемый ли младший инспектор полиции, со славным именем Шкет?

— Он самый. Его мать устраивает свою личную жизнь, а он против нового папы, — рассмеялся Барри, поглаживая своего кота.

— Так это не проблема! — воскликнула Камилла, и продолжила. — Вы же видели мой дом. Ну как мой. Я его снимаю. Дом слишком большой для меня и парочки слуг. С удовольствием сдам комнату вашему другу, чтобы, наконец, вы могли выспаться и отдохнуть. — Она толкнула коленом свою подругу, которая продолжала дуться на Барри. — Пусть приходит, я предупрежу слуг.

Нинель продолжала не разговаривать, а только вздыхала, но её молчание прервал кот Корнелиус, которому надоело сидеть на руках у Барри, и он перебрался к нему на спину, а оттуда осторожно перешёл на Камиллу, не останавливаясь, перепрыгнул на руки к Нинель. Барри вздохнул и произнёс:

— Ну почему, когда раздается стук в дверь, мой кот всегда уверен, что это к нему?

Нинель погладила Корнелиуса и тихо произнесла:

— Я занесу его тебе вечером.

Камилла с удовольствием отметила, что её маленький план по примирению удался.

Жером

Прошли ещё одни сутки. Добавился ещё один труп и новые загадки. Исполняя приказание шефа, Моновиль навестил Анну Терсен и предупредил, что Мозес занят в операции и не будет ночевать дома. Анна отнеслась к этому с пониманием и объяснила, что и муж частенько уходил в походы и погони и не ночевал дома. Жером мысленно усмехнулся — ходок, не иначе. Под прикрытием оперативной необходимости покойный господин Терсен навещал девушек или вдовушек. История знакомая по службе. Слава Единому, что он не женат и ему нет необходимости сочинять красивые сказки и отмазки.

— Госпожа Терсен, ваш сын подает большие надежды. Господин шеф полиции уже отметил его инициативность и наблюдательность.

— Оставьте такой служебный тон. Я знаю своего сына и уверена, когда ему что-то становится интересным, то он непременно будет это изучать со всем прилежанием. Но он ещё совсем юный мальчишка, без опыта, без отцовской заботы. — Анна вздохнула и продолжила, — Мне пришлось его растить одной, а это тяжело, особенно в плане достойного мужского воспитания. Муж, когда был жив, мало уделял ему внимания. Всегда был занят по службе. Всё откладывал на потом.

— Я его понимаю. Люди всегда верят только в хорошее. Только все забывают, что есть и невзгоды. Я сам всё своё время отдаю работе. Шкету, то есть Мозесу, приходится приспосабливаться и подстраиваться под меня. Личного времени не остаётся совсем.

— Он, в последнее время, совсем перестал ночевать дома. Приходит только сменить одежду. Вы присмотрите за ним, а то я очень переживаю.

Разговор то начинался, то угасал. Анна постоянно теребила свой пояс, Жером хотел сказать ей что-то хорошее, но не находил слов. Наконец Анна решилась и предложила выпить кофе. Не видя другого повода задержаться, Жером согласился. Едва они уселись за стол и разлили кофе по чашкам, как появился Шкет и с раздражением посмотрел на парочку. Постоял немного в раздумии и, наконец решившись, произнёс:

— Мама! Хочу поставить тебя в известность, я решил жить отдельно. Я снял комнату и прошу, что бы ты не волновалась. У меня всё хорошо. Вот и господин инспектор может это подтвердить.

Шкет стал собирать свои вещи, а Анна смотрела на него и не решалась спросить, почему он принял решение жить отдельно. Жером так и вовсе молчал. Чужая семья, чужие разборки.

Закинув мешок с вещами на спину Шкет вышел, громко хлопнув дверями. Анна вздрогнула, вышла из оцепенения, и бросилась на грудь Жерома с рыданиями.

— Он ушёл. Я опять осталась одна. Я никому не нужна, даже своему сыну. Он такой рассеянный, вечно всё забывает. Кто за ним присмотрит? Не дай Единый, попадётся какая нибудь вертихвостка.

Жером стал её успокаивать:

— Он уже большой мальчик. Имеет право на свою личную жизнь.

Жером не любил плачущих женщин, но тут пересилил себя и погладил рыдающую Анну по плечу, одёрнул руку, когда под платьем почувствовал бретельки лифчика, но потом всё равно ещё раз погладил. Женщина в его объятиях немного успокоилась и только коротко всхлипывала.

— Успокойтесь! Прошу вас. Я присмотрю за ним. Я вечером приду к вам рассказать про то, как прошёл его день.

Анна только ещё раз всхлипнула.

— Правда?

Шкет

Раздражение, начавшееся рано утром, не проходило. Шкету очень хотелось наорать на кого-нибудь, но он себя сдерживал и от этого раздражался ещё больше.

Нагруженный своими вещами Шкет пришёл к дому Камиллы. На стук молотка вышла молоденькая горничная.

— Госпожа Камилла предупредила нас о вашем приходе. Комната подготовлена. Я провожу вас.

Горничная пошла впереди, показывая дорогу. Шкет залюбовался её фигуркой, а горничная несколько раз оглянулась на него, с еле заметной улыбкой. Настроение постепенно выровнялось.

Камилла была столь любезна, и выделила большую, светлую комнату с отдельным входом и большими окнами. Едва разложив свои вещи, как Шкет увидел идущего по дорожке Жерома.

— Принесла нелёгкая. — Буркнул он и стал приглядывать пути незаметного ухода. Ещё раз выглянул через щель в занавесках и увидел Жерома с Камиллой, которая собиралась куда-то ехать, но остановилась для разговора с инспектором. Коляска с возницей уже стояла у ворот. Посмотрел, как после разговора Жером взглянул в сторону комнаты, где предстояло проживать Шкету, уселся вместе с Камиллой в экипаж и неспешно уехали.

Шкет быстро собрался и рванул в участок, стараясь успеть до приезда Жерома, но учитывая, что они направились в другую сторону, он успел раньше.

Жерома, естественно, на рабочем месте ещё не было. Вспомнив о допуске, Шкет прошёл в помещение архива. Архивариуса на месте не наблюдалось, и Шкет решил обследовать спецхранилище. Правда, допуска туда ему никто не давал, но ведь интересно! Ключи от двери лежали на столе и так и подталкивали — открой дверь. Осмотревшись по сторонам, выглянув в коридор, Шкет открыл дверь и прошмыгнул в спецхран.

Обилие непонятных вещей, громоздившихся на стеллажах и стоявших просто на полу, его удивило. Назначение многих предметов даже не поддавалось объяснению. Пройдя вдоль стены, он наткнулся на полку с предметами явно оружейного назначения. Длинные изделия из металла и дерева указывали на их сходство с самострелами. Рядом лежали непонятные стрелы в виде бутылочек с острыми пробками. Взяв одну стрелу, он рассмотрел её и даже попробовал отделить наконечник, который с трудом вырвал из бутылочки зубами. Стрела оказалась совсем короткой, а из бутылочки высыпался серый порошок. Собрав порошок на папиросную бумагу, Шкет спрятал его вместе со стрелой и бутылочкой в нагрудный карман. Пытаясь пройти дальше, он споткнулся на непонятную конструкцию на трёх колёсах. Боясь попасться в неположенном месте, он быстро зарисовал конструкцию в блокноте со стихами, и осторожно выглянув из-за двери, вышел из архива. Его никто не видел. Ну и хорошо, решил он. Насвистывая и сделав совсем глупое лицо нашкодившего мальчишки, пошёл по коридору.

Жером обнаружился в кабинете и сразу набросился на Шкета, что он забросил наблюдение за арсеналом мэрии. Буркнув в ответ на замечание:

— Да иду я, иду. — Шкет отправился к мэрии, где уже находились стражник и младший «контрик» Жан.